Им не хватало денег на то, чтобы развернуть бизнес так, как хотел Дэйв; не хватало денег, чтобы – обзавестись детьми, как мечтала Глэдис. Им постоянно приходилось откладывать что-то на потом, до тех пор пока Дэйв не достигнет успеха. А он уже тогда был уверен, что это непременно произойдет. Глэдис же особенно тяжело было отказаться, хотя бы на время, от ребенка. То, что другие семьи, гораздо беднее них, могли себе позволить детей, лишь сильнее заводило и раздражало ее.

Потом в один ужасный день позвонила Вивьен и сообщила, что матери предстоит операция на сердце и операция серьезная. И Глэдис решила помириться с матерью. Что, если она вдруг умрет?..

Дэйв был против того, что Глэдис посещает мать в больнице одна. Он прекрасно знал, как враждебно Софи Ньюмен относится к нему самому и к их супружеству. Понимая, что он прав, Глэдис боялась огорчать мать перед операцией и настояла на своем.

И вот в один из таких визитов к матери…

Но тут пришел Дэйв с двумя чашечками и кофейником на подносе и оборвал череду горьких воспоминаний. Он скользнул взглядом по ее халатику, и глаза его одобрительно заблестели. Глэдис наслаждалась произведенным впечатлением, но внезапно ей захотелось все-таки сказать о прошлом.

– Дэйв…

– Да? – Он тепло улыбнулся.

– Я прощаю тебя за Джулию, – быстро проговорила она, желая покончить с этим раз и навсегда. – Я знаю, в то время у нас была не слишком хорошая жизнь, и во многом это моя вина.

Его лицо застыло. Он прикрыл глаза и медленно поставил кофейник на поднос. Глэдис поняла, что ее слова вовсе не принесли ему ни радости, ни облегчения – скорее, наоборот.

– Я ценю твою… – он остановился; губы его кривила полупрезрительная гримаса, – снисходительность в отношении меня и Джулии. Уверен, ты находишь свой поступок очень благородным… – Его глаза холодно сверкнули. – Но я не желаю, чтобы ты прощала меня за то, чего я не делал.

Глэдис не верила своим ушам. Неужели он снова, примется все отрицать? К чему продолжать лгать, когда она прямо сказала ему, что измена больше не будет стоять между ними, что все прощено и забыто? Почему он не хочет признать свою вину – ведь ей же уже все равно, она же ясно показала это?.. Глэдис смотрела на Дэйва с болью и изумлением.

Звонок в дверь вовсе не снял напряжения. Должно быть, подумалось Глэдис, это официант из ресторана пришел забрать посуду. Она была благодарна ему – пауза давала время все обдумать, покуда Дэйв открывает дверь.

Возможно ли, чтобы Дэйв говорил тогда правду? Но как же свидетельства против него? Зачем Джулии понадобилось обвинять его в столь серьезном проступке, если он ни в чем не был виновен? К тому же Джулия действительно была беременна – это было слишком очевидно…

Лихорадочные размышления Глэдис были внезапно прерваны гневным голосом, доносившимся из прихожей.

Голосом Майка!

Но он-то здесь как оказался?

– Вы совратили мою невесту! Полиции уже все известно. Вы похитили ее! Отойдите, или вам придется отвечать по всей строгости закона.

Дэйв рассмеялся и отступил, пропуская Майка.

– Глэдис, – крикнул он, – похоже, один из твоих друзей явился тебя спасать!

Она едва успела справиться с первым потрясением, когда в комнату ворвался Майк. Дэйв следовал за ним по пятам. Лицо Майка горело яростной решимостью, было видно, что он не потерпит никаких возражений или сопротивления. Он невольно напомнил Глэдис быка, в бешенстве рвущегося навстречу тореро. Ее еще хватило на то, чтобы поплотнее запахнуться в халатик и подняться на ноги.

– Майк, что ты здесь делаешь? – воскликнула она в ужасе; положение, в котором она оказалась, было явно незавидным. – Почему ты не на конференции? Как ты…

– Твоя мать позвонила мне, когда узнала, что тебя увез твой бывший муж, – объяснил он и умолк, только тут заметив, как она одета.

Его глаза медленно расширились, лицо пошло алыми пятнами и даже как-то разбухло от гнева, рот сжался в прямую линию; он тяжело дышал, словно от быстрого бега. Глэдис пыталась найти хоть какие-то слова, чтобы разрядить ситуацию, но ничего не получалось.

– Что он с тобой сделал? – выдохнул наконец Майк. – И чем вы здесь занимались?

Как видно, ее выходные с Дэйвом не замедлили дать плоды. И плоды эти были гроздьями гнева.

Глэдис пришла в смятение. Она совсем не собиралась задевать чувства Майка. Ей просто хотелось выяснить, правильно ли она поступит, выйдет за него замуж, но Майк явно неспособен был прислушаться к подобному объяснению происходящего.

Она смотрела на Майка, полностью утратив дар речи, понимая, что само молчание свидетельствует против нее, но не могла найти слов, которые послужили бы хоть каким-то оправданием.

– Мне кажется, Глэдис, – спокойно произнес Дэйв, – то, что ты в данный момент наблюдаешь, в высших кругах называется праведным гневом.

– А вы вообще держитесь подальше! – оборвал его Майк. – Иначе я… я…

Он смерил Дэйва взглядом и, похоже, передумал угрожать ему, а вместо этого снова обратил возмущенный взор на Глэдис.

Он же меня просто убьет сейчас. На одно безумное мгновение ей пришло в голову, что Дэйв специально подстроил все это, чтобы лишить ее малейшей возможности стать женой Майка.

– Почему бы нам не присесть и не поговорить откровенно и спокойно, как добрым друзьям, за бокалом шампанского, а? – предложил Дэйв; ироническая усмешка ясно читалась в его глазах, но лицо оставалось серьезным.

Майк бросил на Дэйва взгляд, от которого любой ученик застыл бы на месте, но его противник давно вышел из школьного возраста, а потому лишь широко ухмыльнулся. И Майку ничего не оставалось, как вновь обратить весь жар своего возмущения на Глэдис.

– Я требую объяснить, что здесь происходит!

– Прости, Майк, – начала она, отчаянно пытаясь найти слова, которые не сильно ранили бы его, – очень жаль, что у тебя из-за меня столько проблем. Мне просто нужно было увидеть Дэйва и…

– Если мне позволено будет вставить слово, то хотел бы заметить, что Глэдис не принадлежит вам, – вмешался Дэйв; тон его был паточно-сладким, а отсутствием логики он не страдал никогда. – И не будет принадлежать. Даже если вы женитесь на ней. А кроме того, покуда вы не надели ей на палец обручального колечка, «в любви и на войне позволено все», как говаривал старина Шекспир.