– Время пошло?

– Да!

Генеральную уборку особняка Ксения предпочла провести без консультаций с мужем.

– Я же профессионалка, – напомнила она Михаилу, берясь за швабру, когда тот выразил желание помочь ей, и отправила его заниматься своими делами. Надо отремонтировать хотя бы рухнувшую кровать, правда, на полу даже лучше…

Начала она с кабинета – единственного восстановленного на втором этаже помещения. Комната была отделана темным деревом под цвет старинной мебели (шкафов, стола, стульев) и стеллажей, заставленных огромным количеством книг и, конечно же, объемными папками с бумагами. Бумаги лежали и на столе, вперемежку с газетами – еще один филиал архива. Ксения чувствовала себя уверенно, когда занималась полом, стенами, мебелью, но, когда добралась до бумаг, трогать их не решилась, лишь поправила некоторые в более аккуратные стопки, да перенесла пачку газет на стеллаж. Верхняя газета выглядела достаточно свежей. Она присмотрелась и развернула ее. Это были питерские «Вести». Скользнув взглядом по страницам, она остановилась на тексте очерченном красным фломастером. В заметке сообщалось, что на прошлой неделе, на сто тридцать пятом километре шоссе Петербург – Мурманск в дорожно-транспортном происшествии погиб известный бизнесмен. Предполагается, что причиной аварии явилась техническая неисправность, лопнула рулевая тяга, отчего джип, потеряв управление и опрокинулся под откос.

Ксюша наугад села на стул и опустила руки с газетой на колени. Загадочная вещь, предчувствие. Алика в тот день оно не обмануло… Она смахнула побежавшую по щеке слезу и поднялась. Рассиживаться некогда – для каждого когда-нибудь настанет этот день, а пока жизнь, которая еще только-только началась для них с Михаилом, продолжается…

В один из вечеров, когда Ксюша закончила хозяйственные работы, Михаил пригласил ее осмотреть окрестности. Это оказалось совсем рядом, сразу за развалинами часовни, которые она не сразу разглядела из-за разросшегося кустарника. Аккуратная, расчищенная площадка с несколькими каменными плитами. Часть из них была поставлена вертикально, некоторые установлены наклонно. Вчитываясь в незнакомые имена, Ксюша пыталась определить степень отношения каждого к Михаилу, но тот, заметив с каким старанием Ксения расшифровывает древние надписи, объяснил, что далеко не все здесь повязаны родственными узами. Некоторые просто священники с местного прихода. К тому же по именам здесь ничего не определишь… Он подвел ее к двум, находящимся немного в стороне темным плитам.

– Мои родители похоронены здесь. Дед, отец, мать.

Ксюша, прочтя надписи на надгробиях, вспомнила:

– Ты рассказывал, что дед что-то сообщил тебе ценное там, в лагере…

Михаил утвердительно кивнул.

– Да. Это относилось к некоторым сбережениям, которые

он в свое время сделал, и спрятал здесь, в условленном месте.

– Ты их нашел?

– Да.

– Это был клад?! – оживилась Ксения.

– Это были сбережения для восстановления дома. Он был частично разрушен в войну. Но это не все. Речь шла о более ценном.

– О чем? – Ксения с любопытством заглянула в лицо Михаилу. Он притянул ее к себе одной рукой и шепнул:

– О тебе.

– Ну, ты еще и юморист! Меня же и в помине не было.

– Дед о тебе уже знал, – уверенно возразил Михаил.

– Ты меня пугаешь, – отстранилась Ксения.

.– Дед все это предвидел.

– Что предвидел? Что появлюсь я?

– Да. Он тогда мне, еще подростку сказал, что сохранить семью дано только мне и Ксении, которая найдет меня здесь, в этом доме. И род наш не закончится. И ты пришла.

– Потому ты так…, – почти зашептала Ксюша, сжавшись. – Мало ли всяких Ксений, может он имел в виду какую-нибудь Ксению… Блаженную…

Ее взгляд обреченно скользнул над плитами, над песчаной полосой берега, над белыми барашками бескрайних волн …

– Что-то мне холодно, – пробормотала она съеживаясь. – Погода сегодня ветреная.

– Пойдем домой, – решил Михаил, плотнее прижимая к себе жену. – Тебе надо

беречься.

Хотя в доме было тепло, он разжег камин, усадил Ксюшу в кресло, закутал в плед и подоткнул края.

– Выпьешь, что-нибудь? У нас есть вино.

– Нет-нет, – пробормотала Ксюша, вглядываясь в полыхающие поленья. Горели они хорошо и обдававший ее лицо жар успевал высушивать слезинки еще до того, как они набегали на ресницы.

За столом, во время ужина Михаил, заметив, что она почти не притронулась к пище, с тревогой спросил, не заболела ли она.

– Может быть. Что-то плохо себя чувствую, – ответила Ксения. – Наверное, продуло, немного. Ничего, пройдет. Все…

Ее слова не успокоили Корнилыча и он, сразу после ужина, уложил незадачливую хозяйку в постель, напоил чаем с малиновым вареньем, укрыл потеплее и собирался, было устроиться сам, как снаружи послышался шум мотора и его окликнул мужской голос:

– Хозяин, где разгружать будем?

– Это привезли памятник, – спохватился Михаил. – Ты лежи. Я скоро.

Непослушная девчонка поднялась, как только Михаил вышел, накинула халат и шагнула за порог.

На тропинке, у самого дома стоял грузовик, с откинутыми бортами и на платформе кузова она ясно разглядела темно-серую, как у родителей мужа мраморную плиту. «Иван Корнилович» прочла Ксения, а вслух спросила:

– Он разве здесь похоронен?

Михаил, стоявший к ней спиной, оглянулся.

– Нет, там, в Питере, рядом с женой. Так просил. Но здесь тоже должен быть памятник, у родителей… Все же родные люди…

– А почему другое отчество?

– Он еще мальчишкой из дома сбежал, сказал, что у нас церковью пахнет, сменил фамилию подался в юристы, встретил Полину. В общем отделил государство от церкви, атеист был, но во что-то все-таки верил.

– А ты?

– И я во что-то верю… А ты что, это, выскочила, да еще босиком. Марш в постель! Мне нужна здоровая жена. У нас с тобой историческая миссия. – И он вдогонку легонько шлепнул ее пониже поясницы.

Когда Михаил вернулся, Ксения лежала на спине и смотрела в потолок. Он разделся и лег рядом, шепнув ей на ушко, что ей нужно хорошенько выспаться и что беспокоить он ее не будет. Она не обвила его руками и не уткнулась носом в шею, как обычно и он озабоченно подумал, что завтра нужно вызвать врача. От тела Ксении исходило такое тепло, что Михаил, незаметно для себя заснул.

Проснулся он за полночь, от какой-то необъяснимой тревоги и чувства дискомфорта. Убаюкивающего тепла больше не было. Он скользнул рукой по постели. Пусто и холодно. Приподнявшись, попытался что-нибудь разглядеть в темноте – безуспешно. Дрова в камине прогорели, и не было даже отблесков пламени. Корнилыч окликнул жену, но никто не отозвался. Он снова провел ладонью по месту, где только что лежало ее тело. Простыня остывшая. Его подбросило на постели. Торопливо, на ощупь, нашел на столике спички, зажег керосиновую лампу. Фитиль выкрутил до предела, но никакого явления это не вызвало. Не было Ксении ни в кресле, у камина, где она недавно отдыхала, ни за столом, ни под лестницей, ведущей на второй этаж, под которой от света лампы образовывались загадочные тени. Михаил торопливо поднялся и почувствовал под ладонью лист бумаги. Записка. Он поднес ее к глазам. В ней, неровным подчерком после мольбы о прощении излагалась причина, по которой Ксения не может с ним остаться. Выполнить ту миссию, которую ей предназначали его предки, она не может. По состоянию здоровья. Вероятно, Михаилу следует ждать другую Ксению, которая оправдает их надежды.

Выхватив из сеней старенький велосипед, Михаил бросился на поиски. Белые ночи уже шли на убыль, и наступил тот час, который можно отнести к сумеркам. Дорога просматривалась плохо, но идущего по ней можно было заметить. Никого не было. Велосипед скрипел, вилял из стороны в сторону и, как казалось Михаилу, едва катился.

Уже у самой деревни, где проселочная дорога выходила на шоссе, он увидел остановившейся легковой автомобиль, тень, мелькнувшую в отсветах огней, и услышал звук захлопывающейся двери. Уже в последние секунды он выскочил поперек дороги в свет фар. Двинувшийся было автомобиль, остановился. Михаил отбросил велосипед на обочину и поймал в объятия Ксению. Лицо ее было мокрым, она часто шмыгала носом, отчего, вероятно, не могла произнести ни слова.