Изменить стиль страницы

Мальчик потребовал, чтобы принесли очки, и все время читал, уткнув нос в книги и газеты. Сийм еле успевал бегать по деревне, раздобывая ему книги. Стоило карапузу получить новую книгу, он напяливал на нос очки, засовывал соску в рот, закидывал ногу на ногу и, лежа в люльке, читал.

Незадолго до летнего солнцеворота дочке Силачей прискучило сидеть в люльке. Недолго думая выдавила она днище и слезла на пол. Только ее и видели!

Малышка пулей вылетела из избы и заюлила по двору. В два счета догнала она неповоротливых индюков, вскочила одному на спину и гикнула так, что эхо прокатилось по всей округе.

Счастливые родители улыбаясь наблюдали за проделками дочки и в один голос закричали: «Вот юла!»

Малышка обернулась — значит, признала свое имя.

Братец оказался под стать сестренке. Скоро и он выбрался из люльки. Встревоженные родители обыскали все углы, прочесали высокую траву во дворе, заглянули даже в трубу ядоварни.

«Вот и угадай-ка, где он!» — причитала расстроенная Эллу.

Нашли они своего карапуза на чердаке, где он преспокойно почитывал старинные были-небылицы. Родители решили, что пришла пора и его как-нибудь назвать.

«Угадайка!» — воскликнули они в один голос.

Мальчик вздрогнул и выронил книгу.

Видно, имя пришлось ему по нраву.

Ну, да ладно, подумал Сийм, имена ребятишкам дали, пора заняться их воспитанием.

Для начала Силач вывел Юлу и Угадайку во двор на солнышко. А так как с самой весны у Эллу руки не доходили до иголки с ниткой, оба малыша были голенькие, как морковки.

Сийм велел двойняшкам лечь животами на одуванчики и загорать. Когда спинки у малышей так накалились, что стали потрескивать, он разрешил им перевернуться. Точно так же загорели они и спереди. Мама Эллу подошла поближе, чтобы полюбоваться на маленьких коричневых Силачей. Пока Сийм детей воспитывал, у него и у самого шея стала бронзовой.

Гордый своей предприимчивостью, глава семейства заявил, что теперь на все лето у них отпали хлопоты с баней. Ведь сколько трудов надо приложить, чтобы шею вымыть, а под загаром грязь не заметна.

После этого Сийм-Силач приступил к трудовому воспитанию детей. Все втроем — Сийм впереди, за ним ребятишки — усердно шагали по двору, вытаптывая крапиву и чертополох. Шагали они долго-долго, так что крапива исчезла, будто ее и не было, да и цепкий чертополох не выдержал, сник. У малышей так задубели подошвы, что можно было впредь не бояться ни осколков стекла, ни гвоздей. Кроме того, Сийм считал, что детям полезно до самого снега бегать босиком, только так вырастут они настоящими могучими силачами.

До захода солнца неугомонный отец провел с детьми еще один опыт. Он подсадил двойняшек на крышу и велел им бегать по самому гребню кровли. Молодое поколение Силачей не подкачало и здесь. Высоты они не испугались, и голова у них не закружилась. Знай носились они взад и вперед по гребню, пока не стемнело и не пришло время ложиться спать.

А Сийм стоял во дворе и, глядя на них снизу вверх, ухмылялся: после такой закалки малыши нигде не пропадут!

Но когда Эллу стала укладывать детей в постель, в сердце Сийма закралась тревога. Вдруг двойняшки неловко повернутся во сне, упадут с кровати и поломают себе руки-ноги?! Заботливый отец приказал Эллу уложить ребят на полу. Он слыхал, что спать на жестких досках очень полезно, от этого спина выпрямляется и осанка делается красивая.

Малыши растянулись на полу. А так как Эллу не знала ни одной колыбельной, она стала мурлыкать свою любимую песню, которую всегда пела во время работы.

Мухи — всем людям враги,
от яда пусть дохнут они…

Скоро и сам великан завалился спать. Сийм так сладко потянулся и зевнул, что сверчок испуганно умолк. Но струсил он зря. Старая, добротно сложенная печка от хруста костей Сийма не развалилась и на этот раз.

Ну, да ладно, ничего не поделаешь. Откинул Сийм свои тяжелые кулачищи на спинку кровати, чтоб передохнули они, а сам стал думать. От сознания исполненного долга великан проникся чувством глубокого уважения к самому себе. Детей он воспитал хорошо и обстоятельно, так что вырастут они настоящими силачами. Пойдут в него, как же иначе!

Силач был в таком восторге, что даже сон не решался его потревожить. Одно только не давало ему покоя: хотелось поделиться с кем-нибудь своим опытом. Но слушать его было некому. Эллу мирно посапывала, мыши тоже, видно, задремали. Отдыхали в собачьей будке и рассерженные индюки.

Сийм прислушался, но не услыхал ни единого звука. Глубокая тишина стояла над деревней. Даже Кутть-комбайнер сегодня не буянил.

Огромное невысказанное удовлетворение томило Сийма, как тяжкий груз. Однако желание похвастаться сняло бы с него как рукой, если бы Сийм догадался, что больше всего бурлят мелкие речушки.

Сийм-Силач pic_25.jpg

ЧТО СИЙМ-СИЛАЧ ЗНАЕТ ТВЕРДО

Непоседливой Юле надоело спать, и она принялась расталкивать братца Угадайку. Заспанный мальчуган схватил спросонья очки и книжку и был готов следовать за сестрой.

Голенькие, как морковки, дети выбежали во двор на холодную, мокрую от утренней росы траву. Индюкам в то утро тоже не спалось. Две тоненькие шейки высунулись из собачьей будки, но стоило птицам заметить Юлу, они тут же спрятались.

Верткая Юла не могла стерпеть, что разжиревшие индюки бьют баклуши. Она вытащила упиравшихся птиц из конуры.

Брата Угадайку, который уткнулся носом в книгу и ничего не замечал, посадила на одного индюка, сама села верхом на другого. Птицы сердито заклекотали, зобы у них покраснели, но сопротивляться они не осмелились.

Птицы всегда держались вместе, и Угадайка мог преспокойно сидеть на своем скакуне и читать книгу: его индюк послушно следовал за тем, которым командовала Юла.

Девочка остановилась в березовой роще и ловко взобралась на верхушку березы. Спустилась она с двумя великолепными вороньими гнездами в руках, Из них получились прекрасные шлемы. Сплетенные из сухих прутьев, они стали особенно красивыми, когда Юла приладила к ним султаны из зеленых березовых веток.

Кавалькада двинулась дальше. Только Угадайка нечаянно сел на своего скакуна задом наперед. Индюки надулись и распушились так, что и не разберешь, где у них зад, где перед. А любознательный Угадайка с головой погрузился в книгу, ему было не до индюков.

На выгоне за деревней на привязи /ныло паслись овцы. Увидев их, Юла закричала таким свирепым голосом, что даже Угадайка оторвался от книги и глянул через плечо. Вопиющая несправедливость пришлась Юле не по нутру.

Верхом на индюке девочка рысью подлетела к овцам и отвязала их. Но глупым баранам и яркам и совсем несмышленым ягнятам не пришло в голову поблагодарить ее. Они вытаращили свои бараньи глаза на голую девчонку с вороньим гнездом на голове и в панике кинулись врассыпную.

Возле одной избы теленок давился высохшей на солнцепеке травой. И вспыльчивая Юла снова рассердилась. Под боком зеленеет огород, а бедную скотинку привязали к колу и держат на голодном пайке.

Пыхтя, распутала девочка узел и отвела теленка на огород. Пусть сам выбирает себе еду по вкусу: хочет — жует горох или капусту, хочет — хрустит огурцами, хочет — дергает морковку из земли.

Угадайке неохота было принимать участие в благотворительной деятельности сестры. Одной рукой он то и дело сдвигал на затылок воронье гнездо, съезжавшее ему на глаза, другой держал толстую книгу, в которой рассказывалось о великих битвах и больших войнах, какие когда-либо велись на земле.

А Юла продолжала свои благодеяния. Она спустила с цепи грозного быка — пусть себе идет на все четыре стороны; помогла свиньям перекочевать из загона на картофельное поле, а лошадей, пасшихся на выгоне, повела к реке купаться.

У дороги на скамейке Юла заметила бидон с обратом и почувствовала, что бурная благотворительная деятельность сильно утомила ее. Недолго думая, девчонка схватила бидон и с головы до ног окатилась снятым молоком. Хватило молока и для Угадайки, да и индюки освежились всласть.