Сердечно вам преданный

Рекс».

Внизу была приписка:

«Если прямой пароход отойдет отсюда в среду, – что еще неизвестно, – то я прямо вернусь домой. Если я вам ничего не напишу, то знайте, что я изменил решение. В Палермо много прекрасных женщин…»

За этой припиской следовала вторая:

«Приглашаю вас и умнейшего Карвера пообедать со мной в день приезда».

Тэб усмехнулся, спрятал письмо и кольцо в ящик стола и задумался: не пустить ли Рекса в самом деле снова к себе?

Временами он сильно скучал без милого Бэби… Тэб с улыбкой подумал о последней приписке: вероятно, увлечение мисс Эрдферн было давно забыто.

Тэб должен был в этот день пить чай у артистки. Он снова улыбнулся.

Впрочем, лицо его тотчас же помрачнело: дело Трэнсмира начинало тяготить его – ему как журналисту надоело обо всем умалчивать.

Встретившись в этот день с Карвером, он откровенно сказал о том сыщику. Карвер понял его претензии и заявил:

– Теперь вы можете писать о чем хотите, исключая… булавки.

Журналист был в восторге и в самом веселом настроении направился в Централь-отель к мисс Эрдферн.

Молодая женщина встретила его очень ласково. Она протянула обе руки и приветствовала его крепким рукопожатием.

– Какой у вас усталый вид! – воскликнула она. – Точно вы не спали целую неделю! Вы все, вероятно, заняты этим новым убийством?

Она умолкла и стала разливать чай.

– Ведь Броун и есть тот человек, которого вы так старательно разыскивали, не правда ли? Вероятно, о нем и рассказывал И Линг?..

Тэб утвердительно кивнул.

– Несчастный! – с сожалением промолвила мисс Эрдферн. – А этот Вальтерс? Что с ним? Я видела его всего лишь раз, но он мне показался отвратительным!

Она быстро переменила тему разговора.

– Я получила предложение вернуться на сцену.

– Ах, так… – заметил Тэб.

– Да. Но я отказалась. Я ненавижу сцену. У меня связаны с ней самые тяжелые воспоминания…

Тэб вспомнил о письме, полученном им утром от Рекса.

– Знаете ли вы, что Рекс скоро возвращается? – спросил он. – Вам он больше не писал?

Молодая женщина отрицательно покачала головой. Лицо ее вдруг сделалось серьезным.

– Нет, он не писал мне после того странного письма, – ответила она. – Мне очень его жаль…

Тэб лукаво усмехнулся.

– О, не жалейте его! Этот беспутный малый уже вполне исцелился от своей сердечной раны. Юношеские увлечения никогда не бывают длительны…

– Вы рассуждаете, как седовласый старец! – весело воскликнула девушка. – А вы сами исцелились от своего увлечения?

– Какого? – быстро переспросил молодой человек. – Да, до известной степени…

– Что же вы подразумеваете под «известной степенью»? – спросила, улыбаясь, мисс Эрдферн.

– Я не совсем правильно выразился, – поправился Тэб. – Я хотел сказать: до известного времени…

Их взоры встретились, и артистка первая опустила глаза.

– На вашем месте, господин Тэб, – тихо сказала она, – я бы постаралась забыть о нем: влюбленные ведь бывают подчас решительно несносны…

– Вы находите? – упавшим голосом спросил журналист.

– Я находила это… – уточнила она и тотчас же переменила разговор: – Любопытно, чем теперь займется ваш Рекс? Он так богат… Я никогда не думала, что Трэнсмир оставит ему все свое состояние: старик часто ворчал на племянника за расточительность и праздность… Или Трэнсмир не оставил завещания и молодой Лендер унаследовал все по закону? Как ближайший родственник покойного?

– Нет, это не так, – ответил Тэб. – Старик оставил собственноручное завещание…

– Ах, вот что! – воскликнула мисс Эрдферн, уронив чашку.

Лицо ее было бледно, как полотно, в глазах светился ужас.

– Повторите то, что вы только что сказали!

– Что именно? – смущенно пробормотал Тэб. – Разве вы об этом не знали?

– О Боже… – прошептала молодая женщина. – О Боже… как это ужасно!

Тэб подошел к ней и участливо спросил:

– В чем дело, Урсула? Вам нехорошо?

Мисс Эрдферн грустно покачала головой

– Пустяки! – ответила она. – Это пройдет… Я сейчас вспомнила… Простите меня!

Она повернулась и выбежала из комнаты.

Тэб был совершенно ошеломлен. Он не знал, что и думать. Так прошло не менее четверти часа.

Наконец молодая женщина снова появилась. Она все еще была бледна, но уже вполне владела собой.

– Мои нервы никуда не годятся, – сказала она с усмешкой, как бы оправдываясь перед гостем.

– Но что вас так потрясло? – спросил Тэб.

– Право, не знаю, – устало ответила она. – Вы говорили о завещании, и я вспомнила все…

– Урсула, вы что-то от меня скрываете, – заметил с упреком молодой человек. – Почему вы так расстроились?

Она снова покачала головой.

– Я говорю вам всю правду, Тэб, – промолвила она, вдруг назвав его по имени.

Молодой человек густо покраснел. Она заметила свою оплошность и сказала:

– Простите, я назвала вас по имени… Старая театральная привычка. Собственно, мне нужно было звать вас так с первого дня нашей встречи… А теперь уходите! Я очень устала… Не возражайте!

– Но…

– Лучше приходите завтра, Тэб.

Глава 24

Над дверью строящегося дома И Линга была прибита дощечка с китайской надписью, в вольном переводе означавшей: «Да отразятся славой ваши поступки на ваших потомках». Вся мудрость Дальнего Востока была заключена в этом кратком изречении.

Несмотря на преклонение перед западной культурой, И Линг строго соблюдал восточные обряды и традиции.

В этот день он сидел на широкой ступени террасы своего нового дома и внимательно следил за постройкой. Китайцы как раз возводили вторую колонну.

И Линг посмотрел на солнце, поднялся и направился к выходу. На траве около дороги стоял маленький черный автомобиль. Китаец сел за руль, но не сразу пустил машину в ход. Он долго еще сидел в глубокой задумчивости.

Уже смеркалось, когда И Линг наконец тронулся в путь и скрылся за поворотом дороги.

Когда он подъехал к ресторану, слуга, встретивший его, сказал:

– Вас ждет дама в зале номер шесть. Она желает вас видеть.

Китайцу незачем было спрашивать имя дамы: лишь одна женщина имела право переступить порог зала № 6.

Он прямо прошел туда. Мисс Эрдферн сидела за столом. Перед ней нетронутым стоял остывший обед.

Молодая женщина была бледна как полотно. Под ее прекрасными серыми глазами легли темные круги.

Она быстро взглянула на китайца и опустила глаза.

– И Линг, вы прочли все бумаги, которые взяли в доме? – тихим голосом спросила она.

– Да, многие, – осторожно ответил китаец.

– Прошлой ночью вы сказали мне, что прочли все, – с упреком заметила она. – Значит, вы говорили неправду?

– Бумаг оказалось так много, – смущенно сказал китаец. – А некоторые даже трудно было прочесть…

– Вы нашли в них что-нибудь… касающееся меня? – спросила мисс Эрдферн, понизив голос до едва слышного шепота.

– Есть кое-что и о вас, – ответил китаец. – Большая часть бумаг написана в виде дневника…

Молодая женщина поняла, что И Линг избегает прямого ответа.

– Говорится там что-нибудь о моем отце… или о моей матери? – быстро спросила она.

– Нет, – тотчас же ответил И Линг.

Большие серые глаза молодой женщины испытующе уставились на китайца.

– Вы не хотите сказать мне правду, И Линг, – промолвила она чуть слышным шепотом. – Вы боитесь огорчить меня? Не так ли?..

Китаец не опустил глаза под ее настойчивым взглядом.

– Сударыня, как я могу говорить с вами о бумагах, которые я не прочел или которые я не понял… – промолвил он. – Я не хочу вас обманывать: Ши Со писал о вас. Он говорит, что вы – единственный человек, которому он доверял…

Она окинула его удивленным взглядом.

– Я? Но… – начала она.

– Он говорит также и другое, – перебил ее И Линг. – Я когда-нибудь переведу вам все эти бумаги. Теперь же я решительно недоумеваю, что мне делать…