— Все ясно, — произнес я. — Как только Шенион связалась со мной, вы уже знали, что спасенный был Макслеем и что ваши бриллианты, по всей вероятности, утонули вторично. Вы поняли, что его самолет свалился в море, но он точно знает это место и сможет разыскать его опять, иначе он не стал бы нанимать водолаза.

Беркли кивнул:

— Верно. Мы также подозревали, что он прячется в доме, но взять его живым было не так-то просто. Он был вооружен и постоянно настороже.

— Одно лишь остается для меня загадкой. Почему вы, такие крутые парни, не пытались выжать из нее сведения о координатах падения самолета? Теперь ты утверждаешь, что ей это известно, но вы целую неделю позволяли ей беспрепятственно разгуливать у вас под носом.

— Тогда мы не были уверены, что это ей известно.

— А теперь вы уверены? Почему?

Он закурил сигарету. Огни Сан-Порта исчезли в тумане.

— Нет ничего проще, — прояснил он. — Два дня назад я написал Макслею письмо, в котором посоветовал рассказать ей все.

Я встряхнул головой, пытаясь привести свои мысли в порядок.

— Что ты говоришь… ты написал ему письмо… куда?

— По его адресу. Даже если его там и не было, она непременно переправила бы письмо ему.

— И он рассказал ей все только потому, что ты посоветовал ему сделать это?

Беркли хихикнул:

— Он же был опытным страховым агентом. Я лишь намекнул ему, что с ним всякое может стрястись и он таким образом сможет избавить ее от нищенского существования.

— Объяснив ей, где действительно находится самолет? — с сомнением покачал я головой. — Таким образом он мог всего лишь гарантировать ей, что вы обязательно вцепитесь в нее в случае его гибели.

Он только покачал головой.

— Ты все еще не понимаешь Макслея. Он знал, что мы в любом случае вцепимся в нее. Теперь предположим, что она Действительно не знала бы, где находится самолет?

— Боже мой! — пробормотала. Теперь я понял, к чему клонил этот ублюдок.

— Правильно. Страхование жизни. Он оставил ей единственное, что могло избавить ее от неприятных процедур во время допросов.

Я думал над тем, что должен был пережить Макслей за эти несколько часов. Конечно же, он должен был сказать ей.

Я оперся локтем о колено и посмотрел ему прямо в глаза:

— Ты грязный сын шелудивой суки…

Я оборвал свой монолог на полуслове. Я сразу забыл о нем и вообще обо всем, что меня окружало. Она все время говорила мне правду. Беркли послал письмо только два дня назад.

Я должен был во что бы то ни стало увидеться с ней. Беркли не имел ничего против. Он отлично понимал, что чем крепче он свяжет меня с Шенион, тем легче ему будет держать меня в подлых своих руках.

Поэтому он без всяких церемоний вызвал Бартфильда наверх и позволил мне спуститься в каюту. Бартфильд явно не любил, когда прерывали его сладкий сон. Это недвусмысленно было написано на его морде, когда я спускался вниз по трапу мимо него.

Она лежала на койке, уткнувшись лицом в сложенные руки.

— Шенион, — окликнул я ее.

— Что, Билл, — приглушенно промолвила она.

— Когда ты узнала, за чем охотятся эти павианы?

Она медленно повернулась и подняла на меня свои большие серые глаза:

— Сегодня, в три часа дня.

Я почувствовал слабость от облегчения или радости, или от того и другого вместе. Я оказался прав! Вся горечь, вся боль отчаяния исчезли, и я едва сдержался, чтобы не заключить ее в объятия. Пришлось закурить сигарету.

— Я очень виноват перед вами, Шенион.

Она покачала головой.

— Нет. Это я виновата… Я… я предала вас, Билл…

— Нет, — прошептал я. — Ведь вы ничего не знали. Я думал, что вы лгали мне, но это не так. Это он лгал, но это уже неважно.

— Не оправдывайте меня, Билл. Как мне сказать вам, что у меня было целых шесть часов, чтобы позвонить вам, и вы могли бы спокойно бежать. Я пыталась заставить себя сделать это, но я не могла… и чувствовала себя виноватой перед вами, несмотря на то, что это сделал он. Может быть, я была не права, но я полагала, что все устроится как-то само собой, я… я не знаю, как это объяснить…

— Не надо ничего объяснять. Вы все время говорили мне правду. Только теперь это не имеет значения.

Она взглянула на меня:

— Почему?

Мне хотелось прокричать ей ответ во весь голос, но я промолчал и только сильнее затянулся сигаретой.

— Ладно, — вздохнула она, — теперь это уже не имеет значения… У него все равно не было никаких шансов. Я думаю, они знали, что он прячется дома, и все, что мы пытались предпринять, было заранее обречено на неудачу.

— Почему же все-таки он ничего вам не сказал раньше?

— Ему было стыдно, Билл… Он ведь не был настоящим преступником. Просто это оказалось слишком большим соблазном, и ни одна живая душа об этом никогда бы не узнала.

Она повернула свое лицо ко мне, и ее глаза встретились с моими, сверкнув как молния.

— Вы уверены, что я должна была подозревать нечто в этом роде, не так ли? Невозможно быть настолько глупой, чтобы не почувствовать, что тут таится больше, чем он мне рассказал? Я подозревала. Я лгала, когда я рассказала вам всю историю, которую он сочинил, потому что я уже догадывалась, что это неправда или не вся правда. Но что я могла сделать? Сказать вам, что я думаю, будто мой муж лжец! Но я чувствовала себя более обязанной по отношению к нему, чем к вам. Разве восемь лет жизни с ним ничего не значили для меня? Или то, что он ни разу не солгал мне до этого? Он был большим ребенком. Я во что бы то ни стало должна была спасти его. Я бы и снова поступила точно так же. А вы можете думать обо мне все, что вам угодно!

— Знаете, что я думаю о вас? Когда-нибудь я скажу вам это.

— Погодите, Билл, вы еще не знаете всего. Когда вы узнаете, вы посчитаете меня последней дурой. Он намеревался бросить меня. Он вовсе не собирался тогда в Гондурас, когда произошла авария с самолетом. Он собирался уничтожить самолет и исчезнуть где-нибудь на побережье Флориды.

— А вы бы отправились в Гондурас, полагая, что он вас там поджидает? И когда его бы там не оказалось, вы были бы уверены, что он погиб, не так ли? Утонул где-то в заливе или пропал в джунглях.

— Да, — она грустно улыбнулась. — Но это не из-за меня. Он желал таким образом убедить Беркли и его шайку в том, что он мертв. Ведь они постоянно следили за мной и поверили бы в его гибель, если бы поверила я.

— Но бежать от вас? Бросить вас одну, преследуемую по пятам бандитами, без всяких средств к существованию?

— Не совсем так, если вы имеете в виду деньги. Видите ли, деньги были не в самолете, как я думала. Они оказались в чемодане, который я должна была взять с собой в Гондурас. Все так запутано. Он бросил меня, обманул своего друга, купившего самолет, но он собирался оставить мне все свои деньги.

"Солидные деньги", — подумал я.

Неожиданно для меня она вдруг расплакалась.

— Не знаю, поймете ли вы после всего этого, почему я вам не позвонила и не рассказала все, — прошептала она сквозь слезы.

— А что тут понимать?

Она закрыла лицо руками и замерла в позе безысходного отчаяния, безуспешно борясь с рыданиями.

— Я… я не знала и не знаю, как объяснить это… когда он мне все это рассказал. Я поняла, что уйду от него, что мы никогда не будем вместе… но я не могла оставить его одного… бросить его в миг смертельной опасности.

Я попытался представить себе, что за человек был Макслей, но голова что-то не варила. Как он смог пробудить в ней такую привязанность и самопожертвование и одновременно быть способным на подобную гнусность.

До сих пор ей не приходило в голову, что ее муженек был самым обыкновенным убийцей. Куда исчез водолаз, которого он захватил с собой в самолет? Весь план Макслея сводился к абсурду, если бы он оставил в живых свидетеля, знающего, что он не погиб. Вероятнее всего, он прикончил беднягу, после того как тот достал жестянку с бриллиантами со дна этой мексиканской лагуны. И меня бы он ликвидировал тем или иным способом… Зачем я вообще ввязался в это дело?