- Уже, чувствую тепло. Здорово. Зимой тоже ловишь?

- Два, три раза. Как ритуал.

- Не говори слово - ритуал. Мне от него становиться не хорошо.

- Ладно, зимняя рыбалка несколько раз за зиму, как традиция у меня. Традиция моя и моего лучшего друга.

- А жена как на это смотрит?

- Я не женат.

- Сколько тебе Саша?

- Тридцать шесть.

- Но ведь у тебя кто-то есть?

- Вот именно, кто-то. Ничего особенного, неопределенно. Ладно, давай еще немного примем водки, по глотку, я немного поем, и надо поспать, пока погода нам позволяет. Черт холодно!

 Мы улеглись во влажной палатке, прямо на пол, лишь подстелив рюкзаки, вывернув их наизнанку  в том месте, где лежала Вероника. Я попросил ее лечь на любой бок, на котором ей удобней всего, а сам лег сзади, обнял ее руками и сильно прижал к себе. Носом уткнулся ей в затылок, согревая его теплым выдыхаемым мною углекислым газом с привкусом перегара. Согнул немного ее  ноги, плотно прижался к бедрам, и прошептал:

- Теплее? – самого же меня, трясло как осину, спина заледенела, как будто на улице было минус двадцать.

- Ты такой теплый Саша. Спине и попе, и ногам до колен, просто классно. Спереди холодно, - девушка вжалась в меня сильнее.

Одну руку я оставил сверху  лежать на ее руках, прикрывающих и греющих груди, а вторую я опустил ниже, и положил ей на живот.  От этого прикосновения, девушка дернулась, сильнее обычного и вдруг повернув голову в мою сторону, снизу вверх посмотрела в мои глаза. Не знаю, почему я повел себя именно так, а не как иначе, но я жадно поцеловал ее, втянув немного нижнюю губку. Вероника отозвалась мгновенно, жарко, вжавшись в меня еще сильнее и крутанув бедрами, отклячила попку. Я гладил ее плоский животик, немного сжимая его, скользнул вниз, согрел немного ладонью прохладный лобок и двинулся дальше вниз. Она слегка приподняла ногу, позволяя мне, нащупать ее лоно, со средними, тугими половыми губками. Мой половой член, отозвался на прикосновения к ней, и жестко уперся в попу Вероники. Неожиданно девушка вырвалась из моих объятий, села, и произнесла:

- Прости, я ……не могу Саша. Может, и хочу, но, не могу.

- Что-то не так? Я груб?

- Нет, все классно было, вернее началось, вернее…- она вздохнула. – Я не могу.

- Можешь рассказать, не бойся. – Я нервно дотянулся до сигарет и закурил.

- Просто я смотрю на тебя, и понимаю, что уже второй раз, в моей жизни, не знакомый мне человек, абсолютно чужой, спасает мою шкуру. И знаешь, с тем человеком у меня ничего не было и в мыслях даже, а с тобой пришло, я боюсь просто переспать, или не хочу даже, вернее, телом хочу, разумом нет. Я не хочу быть должна тебе, хочу быть выше этого. Когда то в моей жизни, мне пришлось уйти от мужа, с маленькой дочуркой на руках, я пошла, бродить по городу, в тяжелом душевном состоянии. Моя мать была за него и вечно говорила, что семья святое, терпи дочь, муж какой есть, все равно муж. Кому ты с дитем нужна дурында.  Ему вечно было плевать на меня и на ребенка, пил, балагурил, как не бил,  не знаю, хотя попытки скажем так, имели место быть. В общем, пришла я на железнодорожный вокзал, ночь на улице, и сижу, малявкарядом сухарик обсасывает, и понимаю, что все…нет никого, и пойти не к кому. Знаешь, гордая была, а может глупая наоборот, ушла, денег не взяла, что в кармане было, с тем и…В общем, подошел ко мне бомж не бомж, алкаш не алкаш. Смотрю, а глаза у него, умные, честные, посидел с нами молча, и спокойно так, мне говорит, меня Гурзуф зовут.Мол, пойдем со мной, никто тебя не тронет у нас, обещаю, меня с малышкой жалко, тут и обидеть могут - цыгане, пьянь. Я встала и поплелась за ним, на краю вокзала, в заброшенном вагоне электрички, куда он меня привел, жила, целая община, с женщинами, детьми, мужчинами, своими правилами и законами. Мне дали место с малышкой, постельное белье, даже пачку памперсов. Гурзуф говорил мне, живи, сколько хочешь, только с меня в общину, если я могу, конечно же, литр спирта роялевского найти. Не поверишь, нашла, этот пережиток девяностых. Женщины, помогали мне с ребенком, я спокойно могла выходить в город. Чуть позже узнала, что Гурзуф, на самом деле Иван Сергеевич. Бывший преподаватель ВУЗа, доктор наук, профессор литературы. Жизнь не сложилась, родственники помогли на улице оказаться. После, когда я нашла хорошую работу, и смогла снять квартиру, я закатила пир горой в этом вагоне, гудели на полную, уходила от чужих людей, ставших своими и плакала. А муж, не искал, думал, я все это время у матери, и мать не искала, думала я дома с ним. Никто даже не подумал, просто взять и позвонить. Спросить как дочь, или как внучка. От мужа я ушла, теперь он ходит за мной, вечно просит прощение, слабину не даю, не возвращаю. Я смогла выжить и стать сильной.  Ты же….спас меня, заботишься, кормишь, носишься со мной как с ребенком,  друг мне по несчастью, но я реагирую еще и как женщина на тебя, но я не уверена, стоит ли, зачем ли, я боюсь потерять какую-то нить, может просто еще не время. Прости. Наверно я дура.

- Гурзуф, хм… - Я задумался и произнес. - Когда луна сияет над заливом,

                                                                         Пойду бродить на берегу морском

                                                                         И созерцать в забвенье горделивом

                                                                         Развалины, поникшие челом.

- Не поняла? – девушка улыбнулась и вопросительно уставилась на меня.

- Это Пушкин, он очень любил Гурзуф. Это город в…

- Я знаю где, - перебила меня Вера. - Просто я удивилась на тебя, и только сейчас, кажется, поняла, почему его звали Гурзуф.

- Он же литератор, профессор, А.С.Пушкин – русская классика.

Мы снова улеглись и вжались друг в друга. Спустя мгновение, Вероника снова повернулась ко мне и остановила взгляд на моем лице.

Я, молча, встал - она легла на спину и согнула ноги в коленях.

Я посмотрел на ноги -  она развела их в сторону.

Я увидел красивую, темно-розовую с пухлыми губами вагину. Чуть влажную, в самом внизу, где вход во внутрь – она пальцами раздвинула губки влагалища открывая темнеющий лаз в ее лоно.

Я лег сверху, и туго вошел – она сжала меня бедрами и застонала.

И тут мир словно разорвало,  бешенство на секс, на то, что я вошел, а она впустила меня, заставило нас вынуть наружу животный инстинкт.  Я зарычал и грубо схватил за волосы Веру, она же, со злостью в глазах смотрела на меня и шипела, обнажая зубы. Вцепившись своими пальцами, мне в спину, она яростно принялась царапать ее, оставляя красные, горящие полосы.

- Давай, - шипел я. – Кончай.

- Ты тоже, хочу так. Кончай.

- В тебя? А если ты….

- А от тебя я согласна, тем более, сейчас не время и не место, думать о будущем.

Разговор оборвался, так как девушка выгнулась дугой подо мной и затрепыхалась, как пойманная дикая птица, одновременно с ней кончил и я, залив ее всю, спермы было море, спазмы не прекращались и несколько сокращений заканчивались выбросом семени. Я замер и посмотрел на девушку.

- Саша, обещай мне, что это не навредит нам…- Я лишь улыбнулся. - Знаешь, а это было…..вкусно, правда, немного больно.

                                                                             Глава 7.

Под самое утро, дождь утих, и резко потеплело, небо окрасилось в голубые тона с мелкими прожилками бело-мутных волокон, от облаков.  Нам же, замерзшим до самых костей, казалось, что рассвет просто не настанет. Всю ночь, я с силой прижимал Веронику к себе, не давая ей околеть, однако сам, под утро уже фактически не чувствовал свою спину. Дотронувшись своей ладонью до плеча, я испытал то самое ощущение, когда выходишь под остаточным наркозом от стоматолога. Вроде бы все на месте, но не принадлежит тебе. Синтетическая палатка, в душном утреннем воздухе, практически моментально взяла тепло, внутри повисла влажность, которая обдала нас невидимыми, горячими иглами, обжигающими озябшую кожу. Я вылез из палатки и принялся осматриваться по сторонам. Вероника же, согревшись, поджала ноги и впервые за долгую ночь, крепко уснула, ровно и глубоко задышав. Надев на себя свою, мокрую одежду, я облазил лес  вокруг нашей стоянки, кругом были непроходимые дебри, и присутствия человека не чувствовалось. К моей великой радости, я обнаружил заросли орешника, срезал финкой два хлыста, около трех метровдлинной  и принялся скоблить тонкую кору. Низ зачищенного прута, в том месте, где он был более толстым,  замотал остатками изоленты, найденными у себя в кармане, а тонкую макушку осторожно надрезал ножом и закрепил в ней леску. Получилась вполне неплохая удочка, как у простого деревенского подростка. Из рыболовных принадлежностей, у меня оказалась лишь леска, тонкая и толстая, разного калибра грузила, десяток крючков, среди  которых оказалось три двойника, и пять  поводков для хищной рыбы. Призадумавшись, как мне сварганить поплавок, я нашел на дне рюкзака старую пробку от бутылки недорого вина. Довольно цокнув языком, я ножом обрезал пробку, закруглил края, верх пробки оставил шире, а вот низ сделал значительно меньше, и, проткнув пробку насквозь, сверху вниз найденной все в том же рюкзаке зубочисткой, принялся довольно осматривать получившейся поплавок. Я остался, вполне доволен, и, вынув зубочистку, принялся пропускать леску через отверстие в пробке. Пришлось повозиться, но в итоге у меня получилось. Чтобы леска не ездила, как ей хочется, я заткнул отверстие снова, но на этот раз уже спичкой, зубочистку, как импровизированное шило, я решил сохранить на всякий случай. Приладив грузило и крючок, я спустился к реке, поддел с корнем кусок травы и от удовольствия крякнул, прямо на меня, «смотрел» один, но жирный, большой червь. Снасть была грубовата, и при забросе, достаточно громко, с сильным всплеском, грузило утянуло приманку вниз, под воду. К моему удивлению, поклевка последовала мгновенно. В руке затрепыхался среднего размера окунек. Наполнив банку от тушенки водой, я опустил туда рыбу. Окунь поместился в нее весь, за исключением красного хвоста, который торчал наружу.  «Так дело не пойдет Саша, и этот сдохнет, и других некуда класть. Надо соорудить кукан. И держать рыбу, прямо в реке. Правда неудобно – ужас, и потерять можно и упустить. Да и выдра или хорь могут утащить, знаем, помним, проходили», - подумал я, кивнул сам себе, и от безысходности принялся все равно его делать. Да что там делать, две палки, одна больше, другая меньше, как соломинка, чтобы под жабры проходила и не ранила рыбку, да и метровый кусок лески. Через минуту, насадив окуня, я пустил его плавать, он натянул метр лесы, забился в траву и замер, наверно поняв, что уйти нельзя. Привязав кукан к коряге, я снова закинул снасть и сразу подсек, извлекая из воды такого же зеленого с черными полосами окушка. «Братья. Ни дать ни взять», - подумал я и, не успев опомниться, следом вытянул третьего. Когда единственный червяк закончился, на моей леске висело восемь, абсолютно одинаковых рыб, и по размеру и по весу.  Я снова вернулся к палатке, взял финку и второй раз направился в лес. Нашел три ветки, толщиной с указательный палец, и срезал в тех местах, где были развилки в виде английской буквы «Y». Зачистил добела эти рогатки и принялся наматывать толстую леску, затем нацепил средние грузила и стальные поводки. Переплыв на байдарке реку к соседнему берегу, я прикрепил одну рогатку к ветке дерева, свисающей над водой. Приладил живца, и пустил его плавать сантиметрах в двадцати ниже поверхности реки. Вернувшись на берег,  собрал небольшой костерок,  разжег его. Когда огонь жадно взялся лизать сухие ветки, я принялся сушить мокрые вещи.