- А ты? Просто упивался властью? И дрочил на кровищу?

- Молодец, вот поэтому я разговариваю сейчас с тобой, а не убиваю. Не могу сказать почему, всю жизнь, при виде этого красного, меня трясет, и я хочу кончить. Когда отец впервые зарезал свинью, при мне, в двенадцать лет, я сначала испугался ее визга, но когда я увидел горячее, со сладким приторным запахом, красное тепло, разливающееся рядом с тушей, я испытал оргазм, даже не прикоснувшись к себе. С женщиной не так. С женщиной, скучно… Но я заметил еще одно, я в восторге, когда убиваю их, практически все женские смерти туристов, на моей совести, но меня это не гложет, я просто люблю убивать. И я буду это делать дальше.

- Значит ты главный шизофреник в шайке?

- Да мне плевать, я создал команду, все жили по схеме, каждый получал  то, что нужно ему. Ну потом правда пошли метастазы, типа создания кровососов, суициды жертв, но конечный то результат...достигнут...мне наслаждение, им тоже утехи, плюс еда.

- Кровь девушек наслаждение, а мужики?

- Да. Мужской вид - побочный продукт. Но второй Макар, ловко подводит их под свои сатанинские прихоти. Есть правда еще один побочный эффект, вот стоит тут, рядом, пузо мне греет. Да? Маша! Спасибо хоть ствол выкрала у рыбака Алекса, тварь неблагодарная.

«Он же у меня», - пронеслось в моей голове. – «Опять загадка. Твою мать».

Девушка лишь испуганно смотрела на меня.

- Отпусти ее!

- Договоримся? – лжесвященник уставился на меня. – И твоя та баба, целехонька, останется, и рядом с тобой будет всегда.

- Что тебе нужно? – бросил я не принужденно, снова закурил дрожащими руками, но смог усесться на лодку,  изображая из себя готового для продолжительного разговора, однако значительно ближе я придвинулся к оружию. В моей голове к моему удивлению выстроился план действий, и страх начал резко отпускать. Я знал, сколько их, где они, знал, что с Вероникой пока все хорошо, и Маша на виду. Только как мне стрелять, девушка мешает?

- У меня еще один вопрос Велизар!

- Спрашивай.

- Стригоевка ваша, там вообще нормальные остальные?

- Да там, пятнадцать домов, всем жителям, лет по сто уже. Дед рядом там, с нашим домом живет, охотник, патроны нам делает. Добрый такой, глупый абориген. Уважаю его, даже люблю наверное. Никто ничего не знает, деревня и деревня.

- Как ты ласково про него то. Как про родного сказал. Говори дядя-лгун, свое предложение мне. Слушаю.

- Живешь у меня в Камышовке. Даю тебе один из новых домов, будешь иметь что захочешь, баб, алкоголь, хоть наркоту, любая прихоть будет выполнена. Банька своя. Деньги, транспорт. За это, ты шастаешь по другим деревням, знакомишься с девками, и приводишь их в свой дом, как говориться на поебуш…и, а там мы их забираем себе. Ты мужик видный, девки должны повестись, и нам хорошо и тебе. Приглянется кто, попробуешь ее первым из нас. Если согласен, то твоя баба останется жива, и живите вместе. Как ты с ней договоришься, так и будет, не договоришься, всегда можно найти замену. Ты мне нужен, ты – адекватный. Подумай, сколько радости и удовольствия, тебя ждет. Оцени ясным рассудком. Макара нет, напрягов тоже.

Я задумался и тихо прошептал ту фразу, которая вмиг изменила весь ход событий:

- Смахивает на  «Прокрустово ложе»…

- Ах ты, сука! – взревел лжебатюшка, - Тварь!

С этими словами, он резко провел ножом по горлу Маши, отпустил ее, и она завалилась на берегу реки. Ухватившись руками за горло, она затрясла в агонии ногами, наполняя воздух приторным запахом крови и клокочущими горловыми звуками. Отец Велизар, двинулся на меня, широко шагая по мелководью,хищно, улыбаясь.

- Зря ты так, мог и ее иметь, или двух сразу! Иди на нож, а если будешь брыкаться, я расчленю тебя, Санек!

Я резко вскочил с лодки, выхватывая двустволку, и направил ее на священника.

- Не делай глупостей Велизар!

Он остановился, и удивленно уставился на ружье, затем медленно повернулся к еще живой Маше, и спросил:

- Эй, я не понял, оружие то у меня, как ты….подожди, - он снова, медленно повернулся ко мне, и зло прошипел. – Сучка, она принесла мне твое, но взамен подложила мое, которое я прячу в часовне…..Хитрая мразь….обманула…..шлюха….

Он поднял на меня глаза и, улыбаясь, продолжил:

- Да кто ты такой!? Чтобы останавливать меня!!!!

- Отвечу тебе как ты любишь, по религии Люцифера…..Отец Велизар!! Я… имя мне – Легион!!! – и я нажал на курок. Выстрел разворотил живот, и кровавое месиво из кишок, выпало прямо в реку. Лжебатюшка к моему удивлению не упал, а стоял на широко расставленных ногах, и пьяным взором, смотрел на свой живот. Затем осел на колени и лицом рухнул в воду. Я побежал на берег, оступился и упал в воду, ухватившись за дуло двустволки, обжег ладонь. «Твою мать, не знал, что после одного выстрела, дуло так нагревается, Боже, о чем я думаю»?

- Маша, Маша, слышишь? – я присел у девушки, заглядывая в ее холодеющие глаза. – Маша!

- Все время влево, поле…….лево…..- прохрипела она, - Хорошо …что…..так..…вышло….я убила……….бы……..тебя….в………….итог…е……задумала….попробовать……..тебя…….я….хотелакак…..мужик….а..а…а…Гены…..отца…….Прости…..ме…. – глаза резко сузились, окончание фразы захлебнулось в булькающей жиже, и девушка разжала руки, сжимающие горло. Длинный сиплый, последний выдох, спертым, неприятным запахом вышел через кровавую рану на шее и заставил меня в очередной раз, зайтись в очередном приступе рвоты. Когда меня отпустило, я затащил  оба тела в высокую траву, спрятал лодку и вещи, и, включив фонарь, вышел в поле. Пройдя по нему метров сто, я обнаружил одиноко стоящий, зеленого цвета, трехколесный мотоцикл «Днепр-11». Закинув ружье в люльку, я завел его, прикрыл на миг глаза, вспоминая свое пятнадцатилетие,  когда отец учил меня, управлять такой техникой, у него тогда был «Урал», выжал сцепление, и, дав газа, сорвался с места.

                                                                             Глава 10.

В голове молотом стучал вновь возникший страх. Страх за то, что не успею спасти Веронику или, что уже слишком поздно. Помня слова Маши, я все время, на каждом перекрестке или повороте поворачивал влево, ветер обдувал мое разгоряченное лицо, и охлаждал тело, попадая на него через укороченные мною же,  рукава десантной тельняшки. Тяжелая машина шла уверенно, чуть постукивала карданом, легко перепрыгивая ухабы и поднимая пыль в ночи. Я с силой, сжимал коленями бензобак и крепко удерживал руль, позволяя мотоциклу «брыкаться» на проселочной дороге, не понижая скорость.  Минут через сорок, впереди я увидел то, от чего мое сердце сжалось с тоской и болью. «Опять тут, опять здесь. Как и не уезжали. Замкнутый круг!». Я увидел вышку сотовой связи, мигающую мне в темноте красными глазами. Этот свет показался мне чужим, демоническим, улыбающимся с того света, где нет живых людей. Нажав на тормоза, я обнаружил, что их практически нет, лишь появилось ощущение, что заднюю часть мотоцикла, что-то несильно придерживает. Я сбросил газ, и принялся тормозить двигателем, переключаясь на пониженные передачи….четвертая, третья, вторая, первая…..мотоцикл закивал и остановился. Оставив его в краю березовой рощи, я заглянул в багажного отделение коляски, и обнаружил там, добротный набор ключей для ремонта. Достав набор, я зажал его под мышкой и пешком, тихо, пошел в деревню с бочками. Домаказались не живыми, лишь в двух из них, горел желтоватый свет. В первый, можно было заглянуть через окно, так как он стоял практически на дороге, а во второй проникнуть было явно сложнее, так как он стоял внутри большого огорода, огороженный забором из рейки, высотой с человеческий рост и было трудно определить, есть ли за забором собака или стоит ли там человек. Тихо пробравшись к первому дому, я заглянул в окно. За закопченным стеклом, я увидел старика, он накручивал из простой газеты самокрутки, отпивая мутную брагу прямо из большой бутыли, стоявшей на грязном столе. Грязным было абсолютно все, и стол и кусок кровати, который мне было видно через окно,  и старая газовая плита с резиновым шлангом, идущим на пол к небольшому газовому баллону. Недолго думая, я снял ружье, спрятал его под дом-бочку, и, прошмыгнув к двери,смело постучал. Послышался шорох, затем бормотание и дверь открылась. На меня пахнуло прокуренным, спертым запахом сырого помещения, с примесью старого тряпья и немытого, отдающего аммиаком дряхлого тела.