У нее перехватило дыхание от несправедливости его обвинений. Как странно устроена жизнь! Она вспомнила те несправедливые слова, которые он бросал ей при их знакомстве, но сейчас его упреки были еще более обидными и несправедливыми.
Он наконец повернулся к ней, но на еголице нельзя было прочитать ничего. Оно было так же холодно, как и его голос.
– Я сразу почувствовал неладное, но вы так убедительно разыгрывали дружеские отношения, что даже я поверил вам!
Рассел ожег ее долгим свирепым взглядом. Его лицо исказила гримаса отвращения, и она отшатнулась, как будто он ударил ее.
– Ты не понимаешь...
– Что именно?
Его голос был полон разочарования, сарказма и таил какие-то непонятные ей угрозы.
Сердце Ребекки упало. Она смотрела на него, не зная, что сказать. Девушка понимала, что этим молчанием ставит крест на своих надеждах, но она не могла открыть ему чужую тайну.
– Ты не понимаешь, – опять прошептала она. Она хотела посмотреть ему в глаза, но он в негодовании отвернулся.
– Собирай вещи и завтра же уезжай из моего дома. Передай то же самое моему брату. Если вы еще хоть раз переступите порог этого дома, я вызову полицию. А теперь – уходи.
– Послушай... – В ее глазах появились уже иссякнувшие, казалось, слезы. – Пойми, мы с Артуром не любовники.
Она готова была умолять его, но слова застревали в горле.
– Потому, братец... – донесся негромкий голос из коридора. – Только потому, братец, чтоя – голубой.
Артур произнес это и сразу же исчез.
10
Казалось, бомба разорвалась в комнате.
Ребекка не знала, какой реакции ожидать от Рассела. Ярости, гнева, отвращения? Столько раз они с Артуром представляли сцену этого объяснения, но не могли даже предположить, что это произойдет именно так.
Однако реакция Рассела была совершенно неожиданной. Он был удивлен, но принял слова Артура спокойно. Ребекке сейчас хотелось, чтобы Артур остался и взглянул в глаза брата. В них не было ни ужаса, ни даже осуждения. Но он, открыв Расселу свой секрет, вылетел из комнаты и из дома как ветер. Они слышали, как он пробежал по ступенькам и хлопнул входной дверью. Должно быть, умчался в свое поместье.
Рассел сел в кресло у окна. Казалось, что вся энергия, которая обычно кипела в этом незаурядном человеке, покинула его разом. Кресло было слишком мало для него, он вытянул ноги прямо перед собой, а руки свободно свисали с подлокотников. Со стороны это выглядело так, будто Гулливер сидел в кресле для лилипутов.
Ребекка заняла позицию в другой части комнаты, тихонечко примостившись на диванчике, который ей пришлось предварительно освободить от старых журналов и газет.
Следующие десять минут она только молча наблюдала за ним, оставив его во власти мыслей. Ребекка многое отдала бы, чтобы заглянуть в его голову и узнать, о чем же он думает, но сейчас ей приходилось довольствоваться только своими догадками.
Только когда он поднялся, ей вдруг пришло в голову, что она, может быть, здесь лишняя, может, ее присутствие мешает ему. Что, если ему хотелось побыть одному, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию, отношения с Артуром и еще многое другое?
Она неохотно встала вслед за ним, чувствуя неловкость оттого, что не догадалась уйти сразу же вместе с Артуром, а болталась здесь, как пятое колесо в телеге. Все недоразумения, которые она хотела объяснить ему, ворвавшись сюда четверть часа назад, после заявления Артура уже казались несущественными.
– Куда ты? – спросил он.
– Я думала, что, может быть... – пролепетала она, с трудом подбирая слова. – Я думала, может быть, тебе нужно... Может, ты хочешь побыть один... Я имею в виду, подумать о том, что сказал тебе Артур...
– Я уже подумал. Сядь, – сказал он на удивление спокойным голосом.
Она тут же подчинилась, как механическая кукла, а он подошел и присел на диван рядом.
– Нужно было сразу мне все рассказать, – задумчиво проговорил он. – Еще тогда, в самый первый раз, когда я обвинил тебя в том, что ты – любовница моего брата.
Софа, на которой они сидели, была рассчитана на двух человек небольших габаритов. Он положил руку на спинку дивана и кончики его пальцев почти касались ее волос. Его ноги были всего в нескольких сантиметрах от ее. Это было не самое лучшее место для ведения бесстрастных бесед на какие-либо темы, особенно когда большая часть ее мозга была парализована его соседством.
Комната была погружена в полумрак. Она освещалась только двумя ночниками, от этого атмосфера становилась еще более интимной и тем самым более опасной для ее нервной системы.
– Как я могла... Артур должен был сам все тебе рассказать.
– Теперь многое становится на свои места, – прошептал он, и его бархатный голос окутал ее словно покрывалом.
– О чем ты?
– Многое из прошлого. Почему мы с ним не поговорили раньше?
– Когда же вы могли поговорить? Ведь вы так редко общались друг с другом.
– Да, ты права, – вздохнул он с сожалением.
– Ты жил своей собственной жизнью, а он – своей, – проговорила она.
Рассел, к ее удивлению, не стал с ней спорить. Вместо этого он коснулся пряди ее волос, упавшей на лицо, чем привел Ребекку в замешательство, но прежде чем она смогла отодвинуться, он убрал руку, и она подумала – уж не приснилось ли ей это нежное прикосновение.
– О чем же вы говорили в такое позднее время? О наших с тобой отношениях?
Хорошо, что он не стал обсуждать заявление Артура. Позднее они, наверное, поговорят вдвоем, как братья, когда между близкими людьми нет тем, которые нельзя было бы затронуть. Но сейчас его, видимо, больше беспокоило другое. Она попыталась возразить с былым негодованием.
– Такого понятия как «наши отношения» не существует.
– Еще как существует. Не стоит отрицать очевидное.
Лучше бы он говорил своим обычным голосом, а не этим низким доверительным шепотом, который завораживал и опьянял ее. Он опять коснулся ее волос мимолетным, почти неуловимым жестом, и ее лоб еще долго хранил ощущение его пальцев в том месте, до которого они дотронулись.
– Ну, если вы говорили не о нас, так о чем же? О чем таком важном, что оно не могло подождать до завтра? – пытался выяснить он, не давая ей передышки.
Она быстро посмотрела на Рассела, но не смогла выдержать его пристального взгляда и отвела глаза.
– Мы говорили об искусстве.
– В такое время? – Он недоверчиво засмеялся. – Расскажи это кому-нибудь другому.
– Ты, Рассел Робертс, не являешься центром Вселенной, как это ни прискорбно для тебя, – вспылила она. – Темой разговора могут быть самые разнообразные предметы, к которым ты не имеешь никакого отношения.
Несмотря на ее язвительный тон, он продолжал улыбаться, и ей захотелось сказать ему что-нибудь гадкое, чтобы стереть эту улыбку с его лица. Она могла только догадываться, что он думал о ней – эмоционально неустойчивая женщина настолько обезумела от страсти к нему, что бросилась изливать его брату свою душу, не в силах дождаться утра. Впрочем, так оно и было.
– Интересно, а ты почему это не спишь в такой час, а врываешься в чужие спальни? – язвительно спросила она. – Это, случайно, не приступ ревности?
Внезапная краска, залившая его лицо, была ответом на ее вопрос. Ребекка сразу же замолчала, понимая, что ступила на опасную территорию. Но эта тишина, заполнившая комнату, была так же тревожна, как и пугающая близость Рассела.
– Честно говоря, ты совершенно права. – Он смотрел на нее так, как будто хотел выпить ее глазами. Так, как будто она теперь безраздельно принадлежит ему. Ребекка была не вполне уверена, что это ей нравилось. Чувство собственника имеет много общего со страстью, но не с любовью. – Я был просто вне себя от бешенства. Мне хотелось разорвать Артура на части.
Она поежилась от диких эмоций, прозвучавших в его голосе. Нет, она не даст себя уговорить. Она попыталась приказать себе прислушиваться в первую очередь к разуму, но тепло, разливавшееся по всему ее телу, явно свидетельствовало о том, что у него, этого своевольного тела, как всегда, было свое мнение на этот счет.