Изменить стиль страницы

— Ага, это ты, значит, и есть? — ткнул в мою сторону указательным пальцем Бернес. — Очень приятно, Марк Наумович.

— Егор, — пожал я протянутую руку.

— Так, и что за песню ты хочешь мне предложить?

— Вот текст, а мелодию я могу наиграть на рояле. Но лучше давайте сначала я спою, чтобы вы знали, как должно звучать. Кстати, для себя я играю где-то на октаву выше, а для вашего голоса мы потом подберем тональность.

Бернес с Блантером переглянулись, изобразив характерную мимику для невысказанной фразы: «Гляди-ка ты!», а я тем временем начал проигрыш. И мысленно помолившись, запел…

На парочку слушателей я взглянул, только отыграв последний аккорд. Матвей Исаакович, уже зная, что услышит, держал себя в руках, а вот настроение Бернеса резко изменилось. Если в квартиру старого друга он заходил на оптимистичной волне, с улыбкой, то сейчас словно постарел за пару минут лет на двадцать. Сгорбился, осунулся, глубокие морщины прорезались в опустившихся уголках губ…

— Да-а, — протянул он дрогнувшим голосом, — не ожидал.

— Вот-вот, — поддержал Блантер товарища, — и у меня было похожее чувство. А он мне еще затем несколько вещей исполнил, тоже весьма неплохих. Но конечно, «Журавли» проняли до самых печенок.

— Так что, Марк Наумович, — прервал я их диалог, — попробуете спеть?

Бернес подошел к роялю, встал сбоку, держа перед собой листок с текстом, откашлялся.

— Ну давай, парень, рискнем.

С первого раза не получилось. Где-то посередине песни Бернес прервался, извинился, что в горле как-то резко пересохло, осушил участливо поднесенный Блантером стакан воды, и предложил начать заново. Со второй попытки, собравшись, отработал как надо, не хуже, чем на всем известной записи.

— Великолепно! Марк, эта песня должна стать твоей! — заявил композитор.

— Я не против, если автор разрешит мне ее исполнять, — слегка поклонился в мою сторону Бернес.

— Марк Наумович, я вас для того и разыскивал, что никого другого, кроме вас, не видел исполнителем этой вещи. Давайте я накидаю сейчас ноты…

— Так я уже все записал! — улыбнулся Матвей Исаакович, с видом победителя взмахнув листом с нотной записью. — Пока вы тут пели — я тоже не сидел сложа руки. Осталось только слова вписать. Можете сами это сделать, Егор.

Закончив с текстом и нотами, я решил, что пора бы уже, пожалуй, и честь знать. Но откланяться так и не успел. Бернес потребовал у Блантера налить ему водки, и меня тоже потащил за стол, на котором помимо графинчика тут же появилась закуска и бутылка лимонада.

— Тебе не предлагаю, еще возрастом не вышел, — сказал Марк Наумович, опрокидывая в себя стопку и закусывая хрустящим малосольным огурчиком.

Блантер, в отличие от товарища, пил мелкими глотками. Мне же пришлось довольствоваться откупоренной с легким дымком газировкой, хотя, пожалуй, от рюмочки я бы сейчас тоже не отказался.

— Откуда ты, парень, взялся? — спросил артист, расправившись с огурцом.

Пришлось повторять то, что я до этого рассказывал Блантеру. Бернес слушал с нескрываемым интересом.

— Неужели ты даже в музыкальной школе не учился?! Ну это просто фантастика!

— Думаю, надо заняться молодым человеком вплотную, — заявил Матвей Исаакович, в чьих глазах после рюмочки водки появился азартный блеск. — Нельзя пускать такой талант на самотек. Юноша совершенно не знаком с особенностями советской эстрады, на тебя, Марк, вышел благодаря случайному в какой-то мере стечению обстоятельств. Хорошо, у меня знакомый в ВУОАПе работает, и наш герой к нему как раз и попал.

Ага, не иначе, Блантер уже видит себя в роли моего импресарио, то бишь продюсера, директора и администратора.

— Э-э, Мотя, парнишка не так глуп, как ты думаешь, — сказал Бернес, разливая по второй. — Был бы дурак — не пошел бы оформлять песни в ВУОАП. Правильно я говорю, Егорка?

Я скромно пожал плечами, мол, вам виднее, и потянулся за колесиком сырокопченой колбасы.

— Не пойму, зачем тебе нужно железнодорожное училище, — продолжал Бернес. — Уверен, что твое призвание — музыка. Согласен, водить паровоз тоже нужное занятие, у нас в Советском Союзе все профессии почетны. Но если есть к чему-то талант — то его нужно развивать.

— И я о том же, Марк, — поддержал товарища Блантер. — Для консерватории молодой человек еще слишком юн, да и придется все равно сначала заканчивать музыкальное училище. И в него еще можно попытаться поступить. Забрать документы из железнодорожного и подать в музыкальное, а я уже позвоню, кому надо, думаю, проблем не возникнет, тем более что Егор неплохо знает фортепиано и даже нотную грамоту освоил.

— Вы думаете, стоит? — спросил я, внутренне ликуя. Могло сбыться мое заветное на данный момент желание, потому что помощником машиниста я себя не очень-то и видел в будущем. Вернее, совсем не видел. А вот музыкальное училище — самое то, тем более что я его заканчивал и в той жизни, кое-какой опыт уже имеется.

— Даже не сомневайся, — подвел черту Бернес, примеряясь к третьей рюмке. — Ну что, Мотя, по последней?

Мы чокнулись — они рюмками с водкой, а я стаканом с лимонадом — выпили, заели, и синхронно поднялись. Бернес как-то быстро обулся и скрылся за дверью, не забыв захватить листочек с нотами и текстом «Журавлей», а меня Блантер попридержал.

— Егор, давайте я все же запишу ваши координаты, — предложил Матвей Исаакович. — Телефон у вас домашний есть?

— Есть, — сказал я, вспомнив, что на стене в коридоре висел аппарат общего пользования. — Записывайте номер….

— Отлично, а я вам тогда чиркану свой домашний номер, звоните, если что, не стесняйтесь.

— Могу я к вам обратиться еще с одной просьбой, Матвей Исаакович, прежде чем мы расстанемся?

— Бога ради, конечно, Егор!

— У меня ведь еще немало неплохих, как вы сами имели возможность убедиться, песен. Самому мне, пожалуй, рано еще выступать, репертуар не совсем подростковый, может быть, поможете найти исполнителей для моих вещей?

— Хм, действительно, почему бы и не помочь… Так, завтра я уезжаю в Ленинград, меня не будет до следующей недели. Давайте вы подойдете ко мне во вторник, часикам к двенадцати. Устроит?

— Думаю, да.

— И тогда захватите с собой весь ваш материал, послушаем и подумаем, что кому можно предложить.

— Спасибо вам огромное, Матвей Исаакович!

Домой я летел словно на крыльях. Надо же, как удачно все складывается. Глядишь, такими темпами не только себе имя заработаю, но и пробью для нашей семьи отдельную жилплощадь. Хорошо бы поселиться в том самом «Доме композиторов» на Огарева. Да уж, мечтать не вредно. Пока бы на обновки маме с сестрой заработать, да и себе гардероб обновить не мешало бы, а то хожу в одном и том же, застиранном до дыр. Это ж какие перспективы перед тобой открываются, Леха… Хотя какой Леха, теперь уже Егор, до тех пор, пока меня не выведут из искусственной комы. Что-то они там, кстати, затягивают с этим, как бы каких проблем не возникло. А с другой стороны, разве плохо мне в этом теле? Молодой, здоровый, вся жизнь впереди! Той мыслью, что душа его настоящего обладателя где-то путешествует, я старался особо не заморачиваться. Не гений был, а так, шпана уличная, а вот таким, как я, мама не нарадуется. А я постараюсь не обманывать ее надежд, и сделать все, чтобы Алевтина Васильевна мною по-настоящему гордилась.

Глава 6

Пока Блантер гостил в Ленинграде, я решил время даром не терять — попробовать завязать отношения с музыкантами с танцплощадки в парке Горького и, может быть, московских ресторанов на предмет быстрого обогащения.

Потому что Блантер и Бернес — это хорошо, может, со временем и другие артисты на слуху подтянутся, во всяком случае, я на это надеялся. Но когда с них начнет капать денежка? То-то и оно… А тут есть вариант договориться с ресторанными и танцпольными музыкантами, предложив им исполнять свои вещи за небольшой процент.

Нет, ну а куда мне девать огромный материал из своей мозговой карты памяти? Да десятки тех же «битловских» хитов! Скоро та же ливерпульская четверка начнет выдавать альбом за альбомом, почему бы не сделать это парой-тройкой лет раньше? В ВУОАП, понятно, с англоязычным материалом соваться чревато, могу испортить только что завязавшиеся отношения. Вряд ли тот же Нетребко будет в восторге от рок-музыки, да еще и Блантеру может стукануть. Тот тоже, уверен, не одобрит такое преклонение перед Западом. А уж если слухи дойдут до Фурцевой — а «доброжелатели» найдутся всегда — можно прикрывать лавочку.