— Может быть, ты все-таки соизволишь сказать мне, что вы решили? Я обещала Дженис, что встречу их в аэропорту.

Глаза Мэта сузились, но голос оставался таким же мягким:

— Я посылаю за ними самолет завтра в девять тридцать. Здесь их будет ждать Джек. Я не понимаю, почему ты сама этого не сделала?

Кэтрин уставилась на него в смущении.

— Не сделала чего? Не послала за ними самолет? Мэт, опомнись, ты же только что прилетел на нем!

— Все, что тебе надо было сделать, это поднять трубку и поговорить с моей секретаршей, — терпеливо объяснял ей Мэт. — Ты же знаешь, у меня еще три самолета.

— Но это ведь самолеты не для твоего личного обслуживания, — возразила она.

— Это мои самолеты! Кэтрин потрясли не столько его слова, сколько бесконечная самоуверенность его тона.

— Мне бы и в голову не пришло просить самолет. Я не считала, что имею на это право.

Медленно, четко выговаривая слова, он произнес:

— В тот день, когда я женился на тебе, я дал тебе это право. Думаю, Кэтрин, по каким-то причинам ты сама не хочешь им пользоваться.

Совсем растерянная, Кэтрин всматривалась в его глаза. В чем он упрекал ее? Она не понимала. Лицо его словно закрылось и стало чужим. Они спустились на этаж, где находились подземные гаражи.

Первое, что она увидела, выйдя из лифта, был подарок для Тома. Это был автомобиль: огненного цвета «Транс-М» словно излучал молодость и бесшабашность. Казалось, он притягивает ее как магнитом, и Кэтрин медленно подошла, улыбнувшись Джеку, стоящему рядом с машиной и не сводящему с нее глаз. Некоторое время она молча стояла, рассматривая раскинувшего крылья орла на капоте, потом перевела взгляд на огромный золотой бант на ветровом стекле, к которому была приколота карточка с надписью: «От мамы и Мэта».

Не прислушиваясь к разговору Мэта и Джека, обсуждающих покупку, Кэтрин обошла вокруг машины и призналась себе, что это действительно великолепный подарок. Остановившись у передней дверцы, она открыла ее и наклонилась внутрь, чтобы потрогать черную кожаную обивку салона и сиденья. Мэт подошел к ней и спросил:

— Как ты думаешь, ему понравится?

— Понравится? — задохнулась Кэтрин. — Да он с ума сойдет от восторга. Но, Мэт, я не думаю…

— Вот и прекрасно, не думай. Давай я буду думать за нас двоих, — резко оборвал он. — А теперь поедем обедать. — Взяв ее за локоть, он наполовину повел, наполовину потащил ее к «Линкольну».

— Но, Мэт, ты не понимаешь! — тихо сказала она, не желая устраивать сцену при Джеке.

— Я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь, — прервал ее Мэт. Он рывком распахнул перед ней дверцу. — Кончай спорить, Кэтрин, и садись в машину.

Почти полчаса они ехали молча, пока Мэт со сдерживаемым раздражением в голосе не спросил ее:

— Ты долго еще собираешься дуться?

Его слова причинили ей боль, как соль, попавшая в рану. Спокойным голосом Кэтрин ответила:

— Я не дуюсь, просто я больше не хочу есть. Нам лучше вернуться домой.

— Прекрасно! — сказал он. — А я голоден, и мы пообедаем, причем вместе. И ты будешь есть, или я впихну в тебя еду насильно. Так что улыбнись самой лучшей твоей улыбкой и наслаждайся вечером.

Его голос был словно пропитан ядом, и Кэтрин посмотрела на него в изумлении. Она знала многие стороны его характера, он мог быть и убийственно холодным и неотразимо обаятельным. Она знала, каким страстным любовником он умел быть. Но никогда прежде она не сталкивалась с намеренной жестокостью с его стороны. Легкая дрожь охватила ее, и Кэтрин подумала, что иметь Мэта своим врагом не очень-то приятно.

11

Под бдительным взглядом Мэта Кэтрин съела почти все, что заказал для нее Мэт. В любое другое время она бы наслаждалась рестораном, в который Мэт ее привез.

Оформленный в колониальном стиле, под старину, зал имел потолки с открытыми балками и полку с оловянной посудой, идущую вдоль всей стены. Их усадили за небольшой столик недалеко от камина. Над камином яркими красками был нарисован герб штата Пенсильвания — орел со щитом, на котором был изображен корабль, плуг и сноп пшеницы, рядом шла оливковая ветвь.

Оранжевые отсветы от огня в камине добавляли теплоты к неяркому освещению. Официанты и официантки были одеты в костюмы первых американских поселенцев, что также придавало особый колорит всей обстановке ресторана.

Кэтрин отказалась от десерта и сидела, уставившись на свой бокал с вином, не замечая, что ее пальцы машинально разглаживают край скатерти. Вино, выбранное Мэтом, было белым, сухим, легким и таким же приятным, как и еда, которую он заказал для нее. Кэтрин отдавала себе отчет в том, что Мэт не случайно выбрал этот ресторан, — здесь действительно было очень уютно, но сейчас она не получала удовольствия от этого. Внутри ее боролись два чувства, совершенно вытеснившие все остальные, — гнев и раскаяние. Теперь, когда Мэт высказал свое последнее замечание, гнев победил.

Во время еды он почти не разговаривал с ней, но те несколько реплик, которые он себе позволил, были пропитаны сарказмом. Когда она посмотрела на его сердитое лицо, она почувствовала, как гнев переходит в бешенство.

Мэт допил кофе и небрежно бросил салфетку на стол. Бесстрастные глаза взглянули на ее лицо, задержались на ее пальцах, сжимающих ножку бокала.

— Если ты закончила, то пойдем.

Ее салфетка полетела на стол. Напрягая все свое самообладание, Кэтрин едва удержалась, чтобы не швырнуть бокал ему в лицо. Его слова и тон словно говорили, что он терпеливо ждал, пока она закончит, хотя на самом деле именно он целых двадцать пять минут медленно пил кофе. Прикусив губу, чтобы не наговорить резкостей, она встала и медленно пошла к выходу, гордо выпрямившись.

Тишина наполняла салон машины, действуя на без того натянутые нервы Кэтрин. Чувство самосохранения заставило ее отгородиться от Мэта внешним спокойствием, как щитом.

Слова Мэта упали в тишину, будто камень.

— Ты сердишься не потому, что не смогла сама выбрать подарок Тому. Нет, тебя возмущает тот факт, что это я заплатил за проклятую машину. И то, что я распорядился привезти сюда Дженис и Карлоса. Ты раздражаешься каждый раз, когда я что-то делаю в отношении твоих драгоценных детей! Или я должен сказать, драгоценных детей Кевина?

Кэтрин обернулась к нему, побледнев от незаслуженных обвинений, готовая возражать.

— Это неправда! Я…

— Я еще не закончил! — яростно вскрикнул он. — И это правда! По сути дела, ты недовольна даже тогда, когда я делаю что-то для Джонатана! Ты всегда отталкиваешь меня, можно предположить, что ты хотела бы забыть о моем существовании.

Холодные, ледяные глаза на его безжалостном лице не отрывались от ее глаз, потому что, хотя Мэт и завел мотор, машина все еще не трогалась с места.

— Что, правда ранит, Кэтрин?

— Это неправда! — Ее собственный сдавленный голос поразил Кэтрин.

— Нет, правда! Ты не хочешь никакой поддержки от меня, ни физической, ни моральной, ни финансовой. Ты принимаешь ее, только когда я настаиваю, и притом без всякой радости. Когда мы поженились, я был готов полностью взять на себя ответственность за Тома. Не перебивай! Ему необходимо было мужское влияние, отцовское влияние, если угодно. Можешь верить или нет, но мне доставляет удовольствие эта роль. Я очень привязался к Тому и думаю, что эта симпатия взаимна. Что бы ты ни думала, Кэтрин, я никогда не хотел занять твое место в его сердце. Да если бы и хотел, то не мог бы — ведь он обожает тебя. А теперь, боюсь, я рассержу тебя еще больше, сказав, что уже оплатил его праздничный обед в ресторане.

Все это время Кэтрин смотрела ему в глаза как зачарованная. Его последние слова словно встряхнули ее. Моргая от удивления глазами, она воскликнула:

— Но это невозможно! Я внесла задаток и просила их послать мне окончательный счет. Кроме того, ты же только что приехал. Я даже не говорила тебе, где мы собираемся праздновать. Как ты узнал?