Она остановила его от ухода, схватившись за концы рубашки.

— Ты изменился. Это из-за чего-то еще.

Он уверен, что, черт побери, так и есть.

— Просто рано встал.

— Остин.

Он наклонился и поцеловал ее, позволив своим губам задержаться на ней. Когда поднял голову, то едва смог выговорить:

— Я люблю тебя.

Нежная улыбка соединилась с влагой в ее глазах.

— Я тоже люблю тебя.

Боль внутри него теперь проносилась безудержно, кромсая все, к чему прикасалась.

— Я не могу вспомнить время, когда не любил тебя.

Ее глаза стали еще мягче.

— Ты знаешь, как украсть сердце девушки.

— Я всегда буду любить тебя. Неважно, что произойдет, или как много лет пройдет.

Кэрри легонько коснулась пальцами его щеки.

— Я верю тебе.

Остин повернул голову и поцеловал ее ладонь.

— Возвращайся в постель.

Когда она снова легла, он ушел.

***

Сцена с Остином в спальне проигрывалась в голове Кэрри весь день. Она пыталась написать ему и позвонить, но он не отвечал. После этой гонки за ней, всех этих планов и замыслов, он, казалось, играл в недотрогу. Точно не его стиль, и не ее любимая игра. И она собиралась высказать ему это.

Сыграв на доброжелательности после успешной вечеринки, Кэрри смогла улизнуть с работы пораньше. Добралась до участка незадолго до двух часов. Публики было мало, что ожидаемо для середины недели, даже если до Рождества оставалось три дня.

Спенс остановился перед ней, стягивая с себя перчатки.

— Между прочим, ты была здесь тринадцать дней подряд и не купила елку.

— Я еще не решила.

Он постучал перчатками по бедру.

— Делай это побыстрее, сегодня у меня здесь последний день.

— О чем ты говоришь? — Она заметила, что его обычную улыбку сменили темные круги под глазами, и желание посмеяться над его шуткой прошло.

— Я собираюсь домой, поэтому рассчитываю вернуться в канун Рождества.

Всю легкость смыло с нее. Она была так счастлива прошлой ночью, этим утром. Теперь же беспокойство забурлило в ее желудке достаточно сильно, чтобы она обеспокоилась, что лишится своего завтрака.

— Где Остин?

Спенс посмотрел мимо нее.

— Он забрал первую партию деревьев и некоторые запасы домой.

— Он не говорил мне этого.

— Насколько я могу судить, он принял это решение утром.

— Он вернется? — Она схватила Спенса за руку и сжимала, пока он не посмотрел не нее. — Ответь мне.

— Признаю, я в замешательстве. Я думал, ты хотела, чтобы он сдался и ушел.

Дыхание с ревом отдавалось у нее в ушах.

— Я хотела, чтобы он был со мной. Это было решено прошлой ночью.

— Интересно.

Немногословие Спенса вывело ее из себя. Он должен был видеть, что она балансирует на грани.

— Что, черт возьми, интересного?

— Ну, кажется, Остин узнал что-то другое после вашего вечера. — Суровость в глазах Спенса смягчилась, когда он оторвал ее пальцы от своей руки. — Он уже на пути домой, Кэрри. И планирует оставаться там.

Нет, нет, нет!

— Что?!

— Ты выиграла.

— Как ты можешь так говорить? — Слова Спенса были слишком ужасны, чтобы ответить чем-то большим, чем шепотом.

— Ты говорила ему...

Она заставила его понять.

— Это было несколько дней назад. Не сейчас.

— Послушай, он понял это. По крайней мере, он наконец-то это сделал. Твоя жизнь здесь. Его — там.

Грохот в голове угрожал свалить ее на землю.

— Я люблю его.

— Ты не первая женщина, которая любила его и оставила.

— Кто… — Слова оборвались, как только ответ взорвался в ее мозгу: — Ваша мать?

— Я хотел, чтобы у вас двоих получилось. Действительно хотел. Я думал о тебе, как о сестре. Всегда. И поверь мне, он будет куском дерьма еще месяцы после этого. — Слова были резкими, как если бы Спенсу было больно произносить их.

— Ты переживаешь, что он снова будет напиваться, — уложила Кэрри это беспокойство поверх всего другого, вращавшегося в ее голове.

Брови Спенса поднялись.

— Ты знаешь об этом?

— Теперь, да.

— Не думай об этом. Я позабочусь о нем. — Он поцеловал ее в щеку, потом отвернулся в сторону. — А ты иди, живи своей жизнью.

— Что если я хочу жить с Остином? — прокричала она вопрос.

Сначала Спенс не ответил. Он стоял спиной к ней.

— В этот раз тебе придется преследовать.

— Что это значит?

Он глянул на нее через плечо.

— Я думаю, ты знаешь.

Каким-то образом Кэрри перешла дорогу и вернулась в свою квартиру. Она не помнила, как делала шаги или как шла сквозь снег, но ее влажные волосы подсказали ей об этом. Ее тело онемело, а мысли кружились в стольких направлениях, что она не могла ухватиться хоть за одну и удержать ее. Повозившись с ключом, она вошла в открытую дверь.

Сначала ее внимание привлекли огоньки. Там, прямо под окном была идеальная четырехфутовая елка. Большая и ярко-зеленая, со свежим еловым запахом, который наполнил ее квартиру, обернутая теми крошечными белыми лампочками-звездочками, что она так сильно любила.

Ее шаги эхом отражались от деревянного пола, когда она пересекла комнату, не совсем уверенная в том, что видит. Пальцы проследили знакомый красный шарик с ее именем в рукописном шрифте. Кэрри увидела ангелочка, которого Остин купил для нее несколько лет назад, и горлицу, которую смастерила ее мать. Каждое украшение, висевшее на дереве, что-то значило для нее.

Тогда она поняла правду. Ее мать отказалась с ними расставаться, но мать Остина отбросила их всех подальше от себя.

Остин. Ее взгляд остановился на сложенной белой открытке, торчащей между ветвей. Кэрри узнала бы его четкий почерк где угодно.

«Надеюсь, твои мечты сбудутся. Счастливого Рождества».

Она перевернула карточку, надеясь найти хоть что-то. Никаких признаний в любви и ничего другого. Нет даже подписи.

Жизнь заискрилась снова в ее теле. Вот что с женщиной делала ярость. Если мужчина думал, что бросив ее на Рождество, исправит это красивым деревом, он сильно ошибался. И хорошо, что он уехал, потому что если бы она добралась до него сейчас — он, возможно, был бы уже мертв.

Кэрри только надеялась, что вечер, который она организовала, был достаточно хорош, чтобы заслужить еще один выходной день. Потому что у нее были кое-какие незаконченные дела в Холлоуэй.

Глава 12

Остин стоял на окраине участка, позволяя снегу кружить вокруг него. Большие мокрые хлопья прилипали к его куртке и покрывали волосы, падая вокруг ног. Все же он не двигался. Его внимание было сосредоточено на покачивании деревьев и негромком гуле густой чащи леса.

Был полдень Сочельника, но плотные серые облака закрывали весь свет так, что день больше напоминал ранний вечер. Остин отбрасывал снег ботинком, только чтобы увидеть, как тот снова собирается. Ребята из метеослужбы прогнозировали девять дюймов на рождественское утро. Хорошо, что он планировал остаться здесь — на своей земле и подальше от людей — на нескольких дней. Может быть, месяцев. И он не исключал вероятности, что это будут годы. Остин был бы не первым стариком в Холлоуэй, бродящим вокруг своего дома и разговаривающим сам с собой.

Он пробыл дома два дня, и ни словечка от Кэрри. Не, то чтобы он ожидал или заслужил это, но он думал, что, по крайней мере, заслужил благодарность за елку, или, может быть, некую договоренность, как они могли бы держаться подальше друг от друга ради людей, которые им небезразличны.

Его не интересовала дружба с ней, и он не думал, что сможет оставаться рядом с ней и не касаться ее. Но Митч был его лучшим другом со старших классов школы. Они вместе играли в футбол и работали каждый день в одном офисе. Вступить в открытую войну с его сестрой могло означать потерю их обоих, а Остин не мог допустить такую возможность.

Дребезжание двигателя их старого грузовика, который они держали для дел на ферме, раздалось позади него на каменистой и глинистой тропе. Не удивительно. Спенс говорил что-то о том, что через час проследит за ним. Поскольку вскоре для всех, кроме внедорожников, здесь будет все скользким и труднопроходимым, имело смысл направить спасательный отряд.