Ветер дул в том же направлении и на следующий день, и утром второго дня. Большая часть «сюрпризовцев» всё так же возилась с иголкой и ниткой. Их рабочая одежда теперь была в порядке, и они приступили к более тонкой работе: стало известно, что в воскресенье оснастят церковь — мистер Мартин уже тренировал парочку-другую лучших голосов в распевании «Старого сотого» [19] в пустом носовом трюме, и палуба вибрировала подобно корпусу огромного инструмента — предполагалось, что «дромадеровцы» на службу тоже приоденутся.
Команда «Сюрприза» не желала, чтобы ее перещеголяла кучка каких-то недомерков с «купца», и поскольку, с одной стороны, парадная форма для схода на берег явно будет показной и неуместной на церковной службе, а на тонкую работу времени уже не оставалось, они вшивали ленты всюду, куда только возможно.
Тем не менее, кто-то нашел время, чтобы отполировать докторский подводный колокол, и теперь толстые пластины свинца, покрывающие его нижнюю кромку, сияли настолько ярко, насколько позволили песок и кирпичная пыль, а бронзовая окантовка верхнего иллюминатора в яркости могла посоперничать с солнцем.
И все это они проделали, чтобы выразить свою симпатию Стивену, который бродил по кораблю в окровавленном ночном колпаке — жалкое зрелище, а поскольку все матросы были совершенно убеждены в том, что доктор получил свою рану, будучи мертвецки пьяным, то испытывали к нему доброту даже большую, чем обычно.
Но сегодня ночной колпак уже отсутствовал: доктору Мэтьюрину все уши прожужжали, что, поскольку капитан и офицеры «Сюрприза» пригласили шкипера и первого помощника с «Дромадера» на ужин, то следует надеть парик, хотя его можно и сдвинуть на затылок после того, как уберут со стола, а может, и снять вообще, если в конце трапезы выпадет возможность погорланить песни, но в начале обеда парик столь же необходим, как и панталоны.
Поэтому, напялив парик, Стивен прошел в свой временный лазарет, обследовал и подтвердил два новых случая сифилиса, отругал матросов за то, что, те как обычно, обратились к нему слишком поздно, — потеряют зубы, носы и даже жизни, если не станут следовать его указаниям до буквы — мозги они все равно уже точно потеряли — приостановил выдачу им грога, назначил низкокалорийную диету номер два, дал микстуру для повышенного слюноотделения и сообщил, что стоимость лечения вычтут из их жалования.
Затем осмотрел «дромадеровца», обезумевшего от зубной боли, решил, что зуб нужно рвать, и послал за барабанщиком и двумя приятелями бедолаги, чтобы те держали ему голову.
— Только у нас нет барабанщика, сэр, — сообщил юнга, — всех «лобстеров» оставили на Мальте.
— Ясно, — сказал Стивен, — но барабан мне нужен. — У Стивена было мало практики в удалении зубов, и он желал, чтобы пациента оглушили, удивили и одурманили грохотом в ушах. — На этом судне, что, нет барабана на случай тумана?
— Нет, сэр, — ответили дромадеровцы, — мы дуем в рог и стреляем из мушкета.
— Понятно, — ответил Стивен, — это тоже вполне может подойти. Пусть так и будет. Передайте мои приветствия вахтенному офицеру и спросите, могу ли я воспользоваться рогом и мушкетом. Хотя нет. Постойте. На камбузе есть котлы и сковородки, в которые можно погреметь.
В результате какие-то указания прекрасно поняли, какие-то остались невыполненными, и когда зуб наконец выдрали — по кускам, кровавое вышло дельце — вою раковин и пальбе из двух мушкетов аккомпанировал металлический грохот пары медных кастрюль.
— Прошу прощения за опоздание, — извинился Стивен, проскальзывая на свое место. Джек, офицеры «Сюрприза» и их гости уже сидели за столом. — Задержался в лазарете.
— Судя по звукам, у вас там шло целое сражение, — предположил Джек.
— Нет. Всего лишь зуб, но доставивший немало хлопот: уверен, что я с меньшими усилиями помог появиться на свет парочке младенцев.
Замечание относилось к числу не самых неудачных, и Стивен никогда бы не сделал его, если бы не торопился: обычно он прекрасно помнил странную деликатность моряков в вопросах гинекологического характера. Теперь же он умолк, и, наевшись супа, дабы утолить первый, самый острый приступ голода, оглядел присутствующих.
Джек сидел во главе стола, по правую руку от него — капитан «Дромадера», по левую — его первый помощник, мистер Смит. Дальше, около мистера Аллена, расположился Моуэт, напротив него — Роуэн. По соседству с Моуэтом был Стивен, лицом к Мартину. Справа от Стивена восседал мистер Гилл, штурман «Сюрприза», а напротив него — переводчик Хайрабедян. Пара помощников штурмана, Хани и Мэйтлэнд, располагались по обе стороны от мистера Адамса, который, будучи заместителем председателя собрания, занял место напротив Джека.
В присутствии своего капитана эти два молодых человека являли собой мертвый груз на ранней и еще трезвой стадии обеда, а меланхоличный Гилл промолчит весь обед, ни сказав вообще ни слова.
Мартин и Хайрабедян, не обремененные тяжестью флотских условностей, уже вовсю болтали в середине стола, но во главе стола Джеку как обычно пришлось бы клещами вытягивать слова из собеседников, пока атмосфера за обедом не потеплеет, если бы не тот факт, что как раз перед его приходом оба его лейтенанта едва не подрались из-за значения слова «дромадер».
Оба — хорошие моряки и приятные сотоварищи, но одержимы страстью к стихосложению. Моуэт — приверженец героического стиля, Роуэн же предпочитал пиндарическую [20] свободу, и каждый думал, что второй не только ошибается, но и вообще лишен понимания грамматики, смысла, знаний и поэтического вдохновения.
В две склянки полуденной вахты это соперничество переросло в спор по поводу названия корабля: определить победителя оказалось непросто, поскольку слово «дромадер», по-видимому, ни с чем не рифмовалось, и оба ещё оставались настолько возбуждены, что, не обращая внимание на неторопливо разделывавшегося с бараньей котлетой капитана Обри, Роуэн громко спросил через весь стол:
— Доктор, как натурфилософ вы, безусловно, подтвердите, что дромадер — это волосатое и медлительное животное с двумя горбами.
— Чушь, — заявил Моуэт, — доктор прекрасно знает, что у дромадера один горб, и он бегает быстро. Зачем иначе называть его «корабль пустыни»?
Стивен метнул быстрый взгляд на Мартина, чье лицо оставалось абсолютно непроницаемым, и ответил:
— Я не стал бы в этом клясться, но, полагаю, что слово используется довольно свободно, в зависимости от вкуса и фантазии говорящего, так же как моряки говорят «шлюп» про корабль с одной или двумя мачтами. Или даже тремя. И вы должны учитывать, что, поскольку есть быстрые шлюпы и медленные, так и дромадеры могут быть шустрыми или неторопливыми, но все же я склонен считать, если отталкиваться от примера прекрасного корабля капитана Аллена, что идеальный дромадер — это существо, которое движется быстро и плавно, независимо от количества горбов.
— Некоторые говорят «дромедар», — заметил казначей, и тут Джек оборвал эту тему, заметив, что, возможно, она неприятна гостям.
— Сэр, благодарю вас, что любезно уделили время зубу бедняги Полвила, но скажите, зачем вам для этого потребовался барабан? — через какое-то время спросил Стивена мистер Аллен.
— Ах, это, — отозвался Стивен, улыбнувшись, — это старый шарлатанский, но имеющий смысл, прием. Помощник цирюльника, Джек-Здоровяк или Эндрю-Весельчак, бьет на ярмарке в барабан не только чтобы заглушить крики страдальцев, которые могли бы отвратить других клиентов, но и на время ошеломить пациента, что даст ловкачу время для работы. Это все знахарство, но действительно работает. Я часто замечал, что когда во время сражения вниз несут раненых, те часто даже не знают о своих ранах. На самом деле, я отрезал покалеченные конечности, не услышав в ответ ни стона, и прозондировал немало ужасающих ран, а при этом пациент разговаривал со мной нормальным голосом. Я отношу это на счет грохота битвы, крайнего возбуждения и повышенной активности.