И — «Какая статья?»
Но — поздно: зачеркнули его пули
Крестом — затылок, пояс, два плеча.
А я бежал и думал: «Добегу ли?» —
И даже не заметил сгоряча.
Я к нему, чудаку:
Почему, мол, отстал?
Ну, а он — на боку
И мозги распластал.
Пробрало — телогрейка
Аж просохла на мне!
Лихо бьёт трёхлинейка —
Прямо как на войне.
Как за грудки, держался я за камни
(Когда собаки близко — не беги).
Псы покропили землю языками
И разбрелись, слизав его мозги.
Приподнялся и я,
Белый свет стервеня.
И гляжу: кумовья
Поджидают меня.
Пнули труп — сдох, скотина,
Нету проку с него:
За поимку — полтина,
А за смерть — ничего.
И мы прошли гуськом перед бригадой,
Потом — за вахту, отряхнувши снег.
Они — обратно в зону, за наградой,
А я — за новым сроком за побег.
Я сначала грубил,
А потом перестал.
Целый взвод меня бил —
Аж два раза устал.
Зря пугают тем светом —
Тут с дубьём, там с кнутом.
Врежут там — я на этом,
Врежут здесь — я на том.
…А в промежутках — тишина и снеги,
Да зайцы, да медведики, да лось…
И снова вижу я себя в побеге,
Неправду вижу: будто удалось.
Надо б нам вдоль реки —
Он был тоже не слаб, —
Чтоб людям не с руки,
А собакам — не с лап.
Вот и сказке конец:
Зверь бежал на ловца —
Снёс, как срезал, ловец
Беглецу пол-лица.
Я гордость под исподнее упрятал —
Видал, как пятки лижут гордецы.
Пошёл лизать я раны в лизолятор —
Не зализал, и вот они — рубцы.
Всё взято в трубы, перекрыты краны.
Ночами только воют и скулят…
Но надо, надо сыпать соль на раны.
Чтоб лучше помнить — пусть они болят.
1976–1977
ПРО РЕЧКУ ВАЧУ И ПОПУТЧИЦУ ВАЛЮ
Под собою ног не чую,
И качается земля.
Третий месяц я бичую,
Так как списан подчистую
С китобоя-корабля.
Ну а так как я бичую —
Беспартийный, не еврей —
Я на лестницах ночую,
Где тепло от батарей.
Это жизнь — живи и грейся!
Хрен вам — пуля и петля!
Пью, бывает, хоть залейся, —
Кореша приходят с рейса
И гуляют от рубля.
Рупь не деньги, рупь — бумажка,
Экономить — тяжкий грех.
Ах, душа моя — тельняшка
В сорок полос, семь прорех!
Но послал господь удачу, —
Заработал свечку он! —
Углядев, как горько плачу,
Он шепнул: «Валяй на Бачу,
Торопись, пока сезон».
Что такое эта Вача —
Разузнал я у бича.
Он на Бачу ехал плача,
Возвращался — хохоча.
Вача — это речка с мелью
В глубине сибирских руд.
Вача — это дом с постелью,
Там стараются артелью,
Много золота берут.
Как вербовавши ишачу —
Не ханыжу, не торчу.
Взял билет, лечу на Вачу.
Прилечу — похохочу.
Нету золота богаче —
Люди знают, им видней.
В общем, так или иначе, —
Заработал я на Ваче
Сто семнадцать трудодней.
Подсчитали — отобрали
За еду, туда-сюда…
Но четыре тыщи дали
Под расчёт — вот это да!
Рассовал я их в карманы,
Где и рупь не ночевал,
И уехал в жарки страны,
Где кафе да рестораны —
Позабыть, как бичевал.
Выпью — там такая чача! —
За советчика-бича.
Я на Вачу ехал плача,
Еду с Вачи хохоча.
Проводник в преддверье пьянки
Извертелся на пупе,
То же и официантки.
А на первом полустанке
Села женщина в купе.
Может, вам она — как кляча,
Мне — так просто в самый раз!
Я на Вачу ехал плача,
Еду с Вачи, веселясь,
То да сё да трали-вали…
Как узнала про рубли —
Слово за слово у Вали.
Сотни по столу шныряли,
С Валей вместе и сошли.
С нею вышла незадача,
Я и это залечу…
Я на Вачу ехал плача,
Возвращаюсь — хохочу.
Суток пять — как просквозило.
Море — вот оно, стоит.
У меня что было — сплыло,
Проводник воротит рыло
И за водкой не бежит.
Рупь последний в Сочи трачу —
Телеграмму накатал:
«Шлите денег — отбатрачу.
Я их все прохохотал».
Где вы, где вы, россыпные?
(Хоть ругайся, хоть кричи.)
Снова ваш я, дорогие —
Магаданские родные —
Незабвенные бичи!
Мимо носа носят чачу,
Мимо рота — алычу…
Я на Вачу еду — плачу,
Над собою хохочу.
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ТЕЛЕВИЗИОННОЙ ПЕРЕДАЧИ «ОЧЕВИДНОЕ — НЕВЕРОЯТНОЕ» С КАНАТЧИКОВОЙ ДАЧИ
Дорогая передача!
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
К телевизору рвалась,
Вместо чтоб поесть, помыться,
Уколоться и забыться, —
Вся безумная больница
У экрана собралась.
Говорил, ломая руки,
Краснобай и баламут
Про бессилие науки
Перед тайною Бермуд.
Все мозги разбил на части,
Все извилины заплёл.
И канатчиковы власти
Колют нам второй укол.
Уважаемый редактор!
Может, лучше про реактор?
Про любимый лунный трактор?..
Ведь нельзя же — хоть кричи! —
То тарелками пугают —
Дескать, подлые, летают, —
То зазря людей кромсают
Филиппинские врачи.
Мы кой в чём поднаторели —
Мы тарелки бьём весь год.
Мы на них собаку съели,
Если повар нам не врёт.
А медикаментов груды —
В унитаз, кто не дурак.
Это жизнь! И вдруг — Бермуды.
Вот те раз! Нельзя же так!
Мы не сделали скандала —
Нам вождя недоставало.
Настоящих буйных мало,
Вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни
Сети есть у нас и бредни, —
Не испортят нам обедни
Злые происки врагов!
Это их худые черти
Мутят воду во пруду.
Это всё придумал Черчилль
В восемнадцатом году!
Мы про взрывы, про пожары
Сочиняли ноту ТАСС,
Но примчались санитары,
Зафиксировали нас.
Тех, кто был особо боек,
Прикрутили к спинкам коек.
Бился в пене параноик,
Как ведьмак на шабаше:
«Развяжите полотенцы,
Иноверы, изуверцы!
Нам бермуторно на сердце
И бермутно на душе».
Сорок душ посменно воют,
Раскалились добела.
Во как сильно беспокоят
Треугольные дела!
Все почти с ума свихнулись,