У самого окна, откуда высунулась Анна, стояли большие повозки, около одной из которых возился жуткого вида, громадного роста и могучего телосложения звероватый мужик, чья совершенно лысая голова блестела на солнце. Он один, ухватив впряженных в повозку волов за рога, справлялся с могучими животными, иногда похрапывая от напряжения. Анна хотела было прикрикнуть на сие безобразие, но слова застряли, когда взгляд случайно упал на знамя, красовавшееся у одной из повозок. На знамени зловеще виднелся символ инквизиции.

– Это Святая служба, – испуганным шепотом подсказала, становясь позади настоятельницы «босых кармелиток» у окна, Маргарита. – Мы погибли…

В этот момент все еще сидевший в седле черный всадник, круживший по монастырскому двору и смотревший за порядком, поднял голову и встретился взором с Анной. Аббатиса ахнула и резко отпрянула от окна. Она узнала бы эти глаза среди сотен тысяч других. Сколько раз виделись ей они томительными ночами, когда полнолуние не дает девушкам в монастырях спокойно спать. Глаза эти принадлежали тому самому юноше, чью любовь Анна отвергла.

– Дон Хуан, маркиз де Карабас, – прошептала она, прижав к груди руки.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Маргарита Лабе уже имела дело с инквизицией. Ей даже пришлось бежать из Франции, где девушка была заключена в тюрьму за колдовство. Конечно, помощница аббатисы не являлась колдуньей, но ее страсть к разврату, а также тяга к власти, коей она не довольствовалась в монастыре Босых кармелиток, будучи вторым лицом после Анны, могли погубить Маргариту. Поэтому, не дожидаясь, пока инквизиторы приступят к следствию, хитрая француженка решила бежать. Она под каким-то предлогом оставила настоятельницу монастыря, сбегала к себе в келью, быстро собрала в узелок нехитрые пожитки, не забыв захватить несколько серебряных монет, украденных ею у Анны, и выскочила из монастыря через запасный выход.

В это же самое время компаньон дона Хуана, брат Бернар, главный его советник, быстро и четко раздавал фамильярам указания, как лучше оцепить монастырь, чтобы ни одно подозрительное лицо не могло проникнуть вовнутрь. На самом деле оцепление создавалось скорее для того, чтобы никто не мог из монастыря выйти. Едва фамильяры спешились, двое из них тут же заняли места по обеим сторонам ворот, предварительно плотно закрыв их и задвинув все засовы. Затем еще двое, приставив лестницу, залезли на толстые монастырские стены и устроились на углах. Оттуда был прекрасно виден не только передний двор и церковь, но и боковые стены. Брат Бернар послал нескольких вооруженных людей проверить, нет ли под стенами подкопа. У самых стен во множестве были заросли кустов, что говорило о лености, сем страшном грехе, охватившем послушниц, так и не удосуживавшихся привести монастырь в порядок. Фамильяры медленно шли вдоль стен, старательно обрубая кусты. Подобные действия по поддержанию чистоты, более напоминавшие военные во время длительной осады крепости, крайне возмутили грубую Жануарию. Ключница недолго наблюдала за совершенно не обращавшими внимания на ее прелести мужчинами и, не выдержав, закричала:

– А ну прекратите рубить мою жимолость!

Видя, что и после такого демарша фамильяры, более походившие на солдат регулярной армии, только с более строгой выправкою и дисциплиной, даже не посмотрели в ее сторону, Жануария ринулась отнимать у одного из них топор. И тут совершено неожиданно, так как ключница считала, что она – монашка, а посему лицо неприкосновенное, к ней подошел лысый гигант, ухватил поперек пояса, взвалил к себе на широченное плечо и понес. У Жануарии так перехватило дыхание, что она даже запищать не смогла. Она только сдавленно хрипела, колотя кулаками крепкую, словно высеченную из камня спину знаменитого севильского палача Санчеса, пока он не отнес ключницу в подвал и не запер там. Наблюдавшая за этой сценой Анна поняла: все, ее играм в монастырь, в беату, в святость пришел конец. Аббатиса надеялась лишь, что ее отец, высокородный герцог Инфантадский, близкий друг короля Фердинанда, приехавший вместе с ним из Арагона, заступится за свою дочь и не даст в обиду. Анна еще лелеяла надежду, что ей удастся сохранить за собой высокий пост. Она ни разу до сего дня не сталкивалась с инквизицией, бедняжка.

Между тем более осведомленная в делах и действенных методах очищения католической веры Святой службы Маргарита Лабе, памятуя о том, что у нее за дорогой под валуном припрятана одежда, в которой она частенько шлялась лунными ночами с местными шалопаями по сеновалам, подбежала к задней стене монастыря. Она ловко перекинула узелок и стала карабкаться вверх. Каждая выемка, каждый выступ были ей знакомы, потому первая помощница настоятельницы быстро забралась на стену. Она уже было перегнулась, чтобы спуститься и убежать, как сзади раздалось мерное цоканье копыт.

– Не думаю, сестра, что это хорошая идея, – заметил дон Хуан, подъезжая на вороном коне к стене и пристально глядя на Маргариту.

Послушница, если и испугалась, то виду не подала. Она деловито оглядела всадника, чье черное одеяние навевало окружающим ужас, оглядела пустынный задний двор и спросила:

– Это почему это? Кто меня остановит? Ты? А ну, попробуй дотянуться. Еще минута, и я спущусь. И никто уже тогда меня не поймает.

Сказав это, Маргарита оправилась от страха, тем более что черный всадник совершенно не делал никаких – движений, чтобы остановить ее. Инквизитор со спокойным видом взирал на послушницу.

– Что ж, согласен. Положение твое, как говорят военные стратеги, чрезвычайно выгодное. Но только на первый взгляд, – сказал он и неожиданно достал из седельного кожаного мешка, притороченного с правого боку, пистолет. – Теперь ты не успеешь спокойно слезть, а стало быть, нужно прыгать. Готова ли ты, сестра, к такому повороту событий? – все тем же спокойным, ровным голосом спросил дон Хуан, выставляя пистолет на вытянутой руке и целясь в оторопевшую Маргариту. – Определенно при такой высоте ты либо вывихнешь, либо сломаешь себе ноги. А кроме того, побег у нас означает признание вины, так что никто не будет тебя лечить. Даже если тебе удастся доказать свою невиновность, ты на всю жизнь останешься калекой.

Дон Хуан с интересом смотрел на жестокую борьбу, происходившую внутри француженки и отражавшуюся на ее смазливом лице. Наконец тяжкий вздох вырвался из груди послушницы. Этот вздох, полный отчаяния и злобы, заставил инквизитора опустить пистолет. Маргарита Лабе медленно и нехотя слезла со стены. Дон Хуан тут же громко свистнул. На свист прибежали двое фамильяров.

– Заключите сестру под стражу, – приказал инквизитор и, более не глядя на Маргариту, направил коня в сторону ворот.

Бывший маркиз, а ныне представитель доминиканского ордена, Великий инквизитор Кастилии намеренно оттягивал встречу с Анной. Вместо того чтобы пойти самому к аббатисе, в волнении ожидавшей его, он отправил к ней своего компаньона и советника, брата Бернара. Сам же дон Хуан в сопровождении четырех фамильяров-телохранителей, неотрывно следовавших за ним по пятам, направился осматривать родное селение. Доехав до самого конца оного, то есть до места, где начинался участок земли, когда-то давно проданный юным Хуанито герцогу, на котором теперь возвышалась усадьба, он остановился. Инквизитор долго глядел на потрескавшуюся и рассыпавшуюся уже кое-где кладку стены, окружавшей усадьбу престарелого дона Октавио, который своей нелепой затеей с монастырем привел Карабас в упадок, а затем повернул коня обратно и неспешно вернулся в монастырь.

Пока дон Хуан изволил осматривать Карабас, брат Бернар вошел в зал, где с нетерпением ожидала Анна. Увидев совершенно не того, кто, как ей казалось, всей душою должен был стремиться к встрече, аббатиса, сидящая в кресле, скорее напоминающем трон, не смогла скрыть своего разочарования.

Брат Бернар без всякого приглашения уселся на маленький табурет напротив. Еще в пути дон Хуан поведал ему, что за особа сидит сейчас перед ним и какие давние отношения связывают их. Поэтому компаньон без труда разгадал безмолвное разочарование, охватившее при его появлении настоятельницу «босых кармелиток».