Дон Октавио удивленно поднял бровь:

– Какие условия?

– Вам надо построить для вашей дочери монастырь, – торжественно объявил викарий, втайне надеясь, что, став в сем монастыре аббатисой, Анна сделает своего духовника настоятелем.

– А ведь и правда, падре! – обрадовался герцог, который после прихода дона Хуана ломал голову над будущим дочери. – Ей нужен свой монастырь.

На том и порешили. Анну уведомили о решении отца в тот же день. Сначала девушка испугалась, но коварный викарий представил, какие перспективы открывались ей на новом поприще.

– В вашем распоряжении будет множество монахинь, которые будут находиться в полнейшей вашей власти. К тому же это влияние на все окрестные селения. А позднее, когда вы сделаете карьеру в духовной сфере, не исключено влияние и на королевскую чету, – полушепотом сказал он, закатывая глаза к потолку.

И Анна согласилась со своим духовником. В тот же год она стала послушницей одного из женских монастырей, что во множестве были разбросаны по испанской земле. Пройдя весь курс послушницы, она приняла постриг и стала монахиней. В то же время отец Анны, герцог Инфантадский, принялся за строительство нового монастыря. Монастырь был построен на том месте, где когда-то стояло имение маркизов де Карабасов, переданное в уплату долгов дона Карлоса крещеному еврею Аврааму Клейнеру и якобы выкупленное у него, а на самом деле просто отобранное герцогом.

Во время строительства монастыря произошло чудо. Рабочие, копавшие землю, наткнулись на сверток. Приняв сверток за клад, они с жадностью развернули его. Каково же было удивление всех присутствующих людей, когда под полуистлевшей тканью оказались не материальные сокровища, а духовные. В свертке оказался от руки написанный Апокалипсис. Причем книга была написана кровью.

– Чудо! – воскликнул подоспевший викарий, хватая Откровение Иоанна Богослова и потрясая им в воздухе. – Чудо! Сам Господь благословил сие место!

– Да, как же, – с сомнением покачал головою старейший из рабочих. – Не к добру отрыть такую книгу, ох не к добру. Жди на этом месте беды.

Слова старика оказались пророческими.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Монастырь строился в течение двух лет. Все это время Анна находилась в монастыре в самых комфортных условиях. Будучи монахинею, она была освобождена тамошней настоятельницей от множества обязанностей и постов, назначенных всем остальным монахиням. Ведь Анна являлась не только представительницею знатного рода, чему в испанских монастырях всегда придавалось огромнейшее значение, она была еще и беатой. Многочисленные паломники со всех концов Кастилии сходились посмотреть на удивительную монахиню, разговаривавшую с самой Девой Марией. Сначала Анна даже пыталась наставлять аббатису, но старая, опытная настоятельница быстро отбила у нее эту охоту. Тогда Анна принялась за своих соседок по кельям, но и тут получила неожиданный отпор. Дело в том, что другим монахиням не нравились послабления, предоставляемые новенькой. Поэтому они весьма прохладно приняли Анну в свои ряды и уж тем более не пожелали выслушивать ее проповеди, которые, к слову сказать, были блестящими.

Но и это поражение ничуть не расстроило новоявленную монашку. Анна обратила свои силы на светский мир, недавно оставленный ею, и тут удача ей улыбнулась. Уже через какие-нибудь пару месяцев многочисленные поклонники дара беаты толпами стали осаждать монастырские ворота в надежде услышать необычные проповеди Анны. И тут мудрая настоятельница проявила неслыханную снисходительность. Устав монастырской жизни католической веры воспрещал светским людям общаться с божьими невестами. Лишь разрешение высших чинов церкви давало мужчинам возможность получать аудиенцию у монахинь. Однако все запреты снялись, когда дело коснулось дополнительного дохода, приносимого Анной в монастырскую казну. Сначала отдельные люди, преимущественно из высшего дворянства, которых к Анне влекло любопытство, а затем и представители всех слоев населения Кастилии захотели услышать, о чем говорит удивительная монахиня. Привлекательный облик девушки, который строгая монашеская ряса только подчеркивала, также имел огромное значение для ловеласов всех мастей. Анна и не догадывалась, что привлекала толпы мужчин не столько своими поучениями, сколько уникальной возможностью попытаться соблазнить хорошенькую монашку. Правда, это никому не удавалось.

Отец Анны, дон Октавио, закончив строительство монастыря, отправился в Севилью, где испросил аудиенции у кардинала и попросил назначить настоятельницею свою единственную дочь. Это было против церковных правил, как и все, что касалось в той или иной мере Анны, однако кардинал, перед этим весьма благосклонно принявший богатые подарки от герцога Инфантадского, не увидел в просьбе ничего предосудительного.

– К тому же хотелось бы, чтобы Анна сама подобрала в монастырь послушниц, – добавил, поклонившись, дон Октавио.

– Что ж, это ее детище, пусть она и распоряжается, как ей велит Господь, – добродушно заметил кардинал, со всей непринужденностью, свойственной Божьим слугам, разглядывая подаренный герцогом перстень с огромным кроваво-красным рубином, что красовался у него на мизинце. – Она ведь у вас беата. Так вот, пусть проповедует во славу нашей церкви. Но только не стоит столь часто принимать у себя мужчин, – неожиданно добавил он, строго глядя на отца новоявленной аббатисы. – А то до меня доходят слухи, которые совсем ни к чему католической вере в целом и вашей дочери в частности.

Дон Октавио еще раз низко поклонился кардиналу и вышел прочь из его покоев. Кардинал, проводив герцога тяжелым взором, подумал, что он, возможно, еще пожалеет о слабостях, что проявил сейчас, но подарки были слишком щедры, а перстень – чудо как хорош!

Так Анна стала самой молодой за всю историю Испании настоятельницей женского монастыря. Она долго и очень тщательно подбирала послушниц, отдавая предпочтение только молодым и красивым. Тем самым Анна старалась создать более радостное житье, нежели то унылое существование, что выпало ей на долю во время послушничества и пострига. Многие кандидатки, чувствуя это стремление, старались показаться Анне, а также открыто льстили ей при первом знакомстве, говоря, что являются страстными поклонницами проповедей беаты, известных, по их же словам, далеко за пределами Кастилии. Честолюбивая настоятельница, снедаемая гордыней, не могла устоять перед таким соблазном. Наивность и неопытность в сочетании с непомерным тщеславием – вот та беглая характеристика, которая была написана на лице новоявленной аббатисы. И все, за исключением дона Октавио, это видели.

Викарий, сильно раздавшийся за последние два года вширь из-за постоянных обедов в доме герцога, также быстро и легко получил у Анны искомую должность духовного наставника. Он активно помогал настоятельнице в подборе будущих монахинь для монастыря. Сам же монастырь решено было назвать монастырем Босых кармелиток. Анне чрезвычайно понравилось это название, придуманное викарием во время одного из обедов, остальным же было все равно.

Итак, в конце одна тысяча пятьсот восемнадцатаго года жители Карабаса стали свидетелями удивительной процессии, которая прошла по селению прямо в центр его, где высился, окруженный неприступной стеной, женский монастырь, и скрылась за окованными воротами. Впереди процессии в красивой коляске, запряженной, как и подобает ее священному сану, прекрасным пони, ехала первая настоятельница монастыря, аббатиса Анна. Рядом с нею в коляске сидел полубоком, так как прямо уже не мог поместиться, располневший викарий. Он оглядывал жителей селения довольными маслеными глазками и всем своим видом выказывал полнейшую покорность воле Анны. За коляской, по бокам которой болтались золоченые кисти, весело трясущиеся на неровной дороге, мерно шагали запряженные в три повозки мулы. Широко раздувая ноздри, мулы угрюмо оглядывали высыпавших на единственную главную улицу Карабаса жителей. В повозках находился нехитрый скарб будущих монахинь монастыря Босых кармелиток. Послушницы же, до самого селения ехавшие в повозках, оставшуюся часть пути шли пешком. Они с любопытством оглядывали возвышавшийся в центре Карабаса монастырь – свое будущее жилище. Неожиданно одна из послушниц, девица с весьма развитыми формами и смазливым лицом, запела. Остальные тут же подхватили мотив популярной в то время песенки. Ехавшая в коляске Анна недовольно поморщилась. Слишком вольным показался ей напев, слишком вульгарно звучали в воскресный день голоса послушниц.