– Дай я попробую, – сказал неожиданно Эйн.

   После чего взял палец, мазнул себя по щеке, и засунув в рот начал старательно облизывать. И все бы ничего, вот тока он держал мою руку, моим пальцем собрал крем и соответственно мой палец сейчас облизывал!

   – Крайне интересным образом вы используете наемную рабочую силу, – не могла не заметить я.

   – Так гораздо вкуснее, – прикрыв глаза от удовольствия, заверил шеф.

   Плотоядно посмотрела на его свободную руку, если конкретно то на палец. Перехватив мой взгляд, шеф приподнял кремированно глазурированную бровь и явно хотел что– то сказать, но тут из зеркало раздалось знакомым голосом истеричной матушки лорда Эйна:

   – Развратники! И он, болтван остолоп недоумок, и ты, ш...

   Я спокойно перевернула зеркало, прерывая связь, после чего засунула его в карман, и все это в процессе тщательного и в тоже время осторожного долизывания с моего пальчика остатка крема, после чего посмотрела на шефа. Вопросительно посмотрела.

   Он на меня.

   Не выдержав моего молчаливого осуждения, мрачно спросил:

   – Что?

   – Вы знаете, – осторожно отбирая у начальства свою длань,– давно хочу пообщаться с вашей матушкой.

   – Зачем? – удивленно спросил он.

   Удивление выглядело крайне комично, если учесть наличие на начальственной морде лица ошметков торта.

   – Обсудить детали коронации, – ядовито улыбнулась я.

   И тут лорд Эйн произнес:

   – Моя мама умерла производя меня на свет. Я стал причиной ее гибели. Леди Эйн мне мачеха, но так как она вторая жена отца я вынужден называть ее в соответствии с этикетом. Сожалею, Виэль, мне и самому хотелось бы познакомить вас с матерью, но как видите это невозможно.

   Я так и застыла, с приоткрытым от удивления ртом. Поразило не сказанное, поразила фраза Эйна " Я стал причиной ее гибели"... Он что, до сих пор винит себя?!

   И тут шеф одним движением с магии применением лишил себя тортовой маски на лице, после чего прошел к столу, сел, посидел так, барабаня пальцами по столу, и грустно произнес:

   – Видимо ради нормального диалога, мне стоит тебя для начала уволить. Что ты там говорила о зарплате?

   Заученно отчиталась:

   – Замок, ежегодный доход, отпускание всех девушек из Зандарата обратно домой...

   В этот момент над нашими голосами раздался истерический визг "Это моя подвязка для чулков!", и мы оба синхронно скривились, но я все же нашла в себе силы бодро продолжить:

   – Отпущение нашего короля на свободу.

   Шеф встал, печально посмотрел на меня и тихо сказал:

   – Иди ко мне.

   И я пошла, как завороженная, пряча смущенный взгляд и порозовевшие щеки. Подошла, близко– близко, Эйн нежно обнял.

   Завыл.

   Не шеф, буран.

   И мы улетели... в спальню.

   Я в первый миг, осознав, где мы находимся, смутилась еще сильнее, но шеф, оставив меня посреди спальни, сходил в гардеробную, вернулся с моей белоснежной шубкой, галантно помог надеть, сам завязал завязки впереди, накинул капюшон на голову, поправил выбившиеся волосы, заправив мне за ушки, улыбнулся, с нежностью которой я в нем даже не подозревала, вновь обнял.

   Завыла.

   Не я, вьюга.

   Закружила, ослепила мелкими холодными острыми, как крохотные иголочки снежинками, и нас понесло куда– то далеко.

   В полете было холодно, но шеф обнял меня одной рукой поверх шубы, второй под нею, и эта его вторая так согревала, а еще возможность уткнуться лицом в его грудь, чтобы спрятаться от жалящих снежинок. Летели долго. Минут пять, не меньше, а потом мягко опустились куда–то.

   Я открыла глаза, отстранилась от начальства, огляделась – "куда– то" оказалось деревенькой у подножия гряды гор. Деревенька казалась сказочной – маленькие круглые белые домики покрытые снегом, яркий уютный свет из окошек, дымок из труб, аромат чего–то вкусного смешанный с запахом мороза, сотни мелких белых собачонок, похожих на белоснежные меховые шарики, с заливистым лаем бросились к нам на встречу.

   Рассмотрев поселение и почти добежавших до нас собачонок, я уже собиралась поинтересоваться у шефа, что это мы тут вообще делаем. Но начальство опередило вопрос, величественно произнеся:

   – Надеюсь, ты сможешь узнать своего короля.

   Я посмотрела на него, на подбегающих животных, и уточнила:

   – Среди собак?

   Удостоив меня мрачным взглядом, шеф пробормотал "Будь оно все проклято" и направился в деревушку, проигнорировав подбежавших и весело запрыгавших вокруг нас собачонок. Естественно я устремилась за руководством, изумленно озираясь по сторонам и рассматривая поселение. Здесь было потрясающе, вот просто потрясающе. Наверное, я бы захотела тут жить, вот.

   На заливистый собачий лай из деревушек начали выглядывать жители, ими оказались люди, причем все розовые, в смысле как я, в смысле моей расы. Эти люди выглядели счастливыми, довольными жизнью, их лица явно были привычны к улыбкам, и они улыбались до тех пор пока... ну пока не замечали шефа. А вот стоило им узреть снежного лорда, как улыбки сменялись жутким испугом, все прятались обратно в домики и следили за нами уже испуганными глазенками, выглядывая из окошек.

   А шеф решительно вывел меня в центр деревушки и грозно спросил:

   – Как там твоего короля звали?

   – Эээ... – если честно я не помнила.

   Точно вот знаю, что его дед носил гордое имя Борунас Метатель Первый, а вот как нынешнего короля... Нет, ну серьезно, ну где король и где мы!

   – Ну?! – еще грознее потребовал ответа шеф.

   Проблема в том, что королевские указы подписывал его первый министр, Эллонкар ТабГода, и подписывал он их просто "Именем короля". А собственно каким именем то...

   – Виэль? – начиная подозревать грядущие неприятности, произнес шеф.

   – У меня память девичья, – тихо призналась я.

   – Насколько девичья? – вопросило начальство.

   Осознавая, что сейчас выкручиваться не время и не место, я бодро отрпортовала:

   – В общем, он такой коротышка, у него нос огромный, глазки мелкие и за щеками толком не видно, живот – во, – продемонстрировала беременность предродового размера, – и такие тоненькие ручонки, что как– то всегда в моем представлении с излишним жирком не вязалось и...

   Лорд Эйн на меня так посмотрел. Ну, так, что на секунду даже нехорошо стало.

   А затем, повысив голос, возвестил:

   – Всем мужчинам построиться.

   Собачки от одного такого тона в рассыпную бросились к домикам и там попрятались. На месте людей я бы тоже не высовывалась, но они почему– то вышли, в смысле одни мужчины вышли, построились в три ряда – низенькие впереди, ну и дальше по росту, так чтоб ывсе были видны. Они и были видны – от чего– то загорелые, в черных брюках и белых меховых безрукавках, подчеркивающих рельефы загорелых мускулистых рук. Все коротко стриженные. Все мускулистые. Все вроде суровые, но какие– то довольные. И среди них не было ни одного толстяка... Ни единого. Даже пухленьких не имелось.

   – Абзац, апостроф и параграф, – растерянно пробормотала я, переводя взгляд с одного рудокопа на другого.

   Рудокопы тоже переводили взгляды с меня на шефа.

   – Ну? – полюбопытствовало мое начальство. – Кто из них твой король? Учти, выкупать всех безумно дорого, но десятка два я потяну.

   Ох... Еще раз осмотрела всех – да не было тут толстяков! Ни одного!

   И я уверенно сообщила шефу:

   – Нашего короля тут нет. Или вас обманули или у вас информация неверная, но точно могу сказать – ни один из них не король.

   Шеф посмотрел на меня раздраженно, я на него уверенно, из– за колодца, который весь обнесенный снежно– кирпичным срубом находился шагах в пяти от нас, раздалось вдруг неожиданное:

   – Король Геллена имеется в виду? Есть. Я его лично у лорда Эйна за семь золотых выкупил.

   Мы посмотрели на колодец, колодец на нас не смотрел и вообще сделал вид, что его тут не присутствует. После шеф подчеркнуто вопросительно посмотрел на меня, я на выстроившуюся толпу. Толпа безмолвствовала.