Ни один из полученных Антуаном подарков не был ему столь приятен, как присланный из Рима кинжал. Разглядывая тонко вырезанные на стальном клинке завитушки, мальчик неосторожно взялся за кончик лезвия и порезался. Пытаясь унять хлынувшую кровь, он машинально сунул палец в рот, и тут же его язык ощутил новый, необыкновенный вкус. То был вкус собственной крови. Удивительно, но раньше Антуан никогда не пробовал собственную кровь. Она показалась мальчику пресной и удивительно питательной. После этого случая Антуан не ел почти три дня. Правда, вкус собственной крови оказался совершенной иным, нежели вкус крови Одноглазого Валета. Одноглазый обладал густой кровью, сильно пахнувшей лососиной. Кровь же Антуана напоминала по вкусу розовую воду, слегка приправленную виноградной выжимкой. Она была, согласно представлениям мальчика о системе сословий, самой чистой и благородной, а оттого такой пресной. Ею можно насытиться, но нельзя насладиться, решил про себя Антуан, облизывая палец.

Десятый день рождения преподнес маленькому Антуану еще немало сюрпризов. У него появился учитель. К этому времени мальчик уже умел считать, причем мог складывать двузначные числа в уме, бегло читал и говорил на двух языках: на французском и итальянском. У Антуана наблюдалась явная тяга к знаниям, и родители решили расширить его обучение физикой, астрономией, латынью, ботаникой и географией, для чего в замок был приглашен из Парижа молодой учитель Пьер Сантен. Сантен приехал в самый разгар празднования, когда приглашенные уже сильно разгулялись, но его появление не могло остаться незамеченным. Когда маркиз де Ланж торжественно провозглашал за столом очередной тост, в зал вошел, держа в одной руке потертый кожаный саквояж, а в другой – глобус, высокий молодой человек довольно импозантной наружности. Следом за ним в зале показался нагруженный свернутыми картами, линейками, книгами и учебниками Люка, посланный в город встретить учителя. Все гости, а это были местные аристократы, разом обернулись и пристально посмотрели на вошедших, разглядывая преимущественно нового учителя. Маркиз, пораженный ростом гостя, а Пьер Сантен оказался даже выше Мясника, самого высокого человека в провинции, пригласил его сесть за стол, дабы подкрепиться с дороги. Сантен учтиво поклонился, передал подбежавшему лакею свой скарб и скромно уселся на самом краю длинного праздничного стола. Гости делали вид, будто им совершенно неинтересен внешний вид учителя, стоявшего ниже их по социальной лестнице, однако искоса с любопытством разглядывали невообразимый наряд Сантена. На сюртуке его, сшитом, как видно, еще в моду дедушек и бабушек, ярко блестела искусно вышитая серебряная шестиконечная звезда. Вместо башмаков на ногах учителя красовались турецкие туфли с загнутыми вверх носками. Сантен не носил парик, но, похоже, не по последней моде того времени, а оттого что его попросту не было. Зато у Пьера Сантена были исключительно курчавые волосы, которые росли кустами, отчего складывалось впечатление, будто его голова была неправильной, угловатой формы, напоминающей огромную картофелину.

Единственный, кто не скрывал свой интерес к внешности учителя, был юный Антуан. Он слез со своего высокого табурета, неторопливо обогнул стол и остановился прямо перед Сантеном, поедающим крылья куропатки. Все разом замолчали, наблюдая за происходящим. Гостям был уже давно известен своенравный характер Антуана.

– Зачем у тебя звезда? Ты звездочет? – негромко спросил Антуан у обратившего наконец на него внимание учителя.

– Нет, я каменщик, – так же тихо ответил с чувством достоинства Сантен. – Зодчий нового здания.

Гости перешептывались, спрашивая у соседей, что ответил мальчику учитель, но никто толком ничего не расслышал.

Мальчик оценил достойный, хотя и непонятный ответ учителя.

– Думаю, мы подружимся, – словно взрослый, с серьезным видом заявил Антуан и вернулся на свой табурет.

Глава пятая

ЕГО ИГРЫ

Несколькими часами раньше мальчик впервые попал на кухню замка. Удивительно, но раньше он никогда там не был. На кухню его привлекла утренняя возня возле кухонной двери в самом углу двора. Лесничий с двумя охотниками привезли на телеге туши оленей и куропаток, убитых ими накануне. Охотники сварливо ругались по поводу оплаты, когда к ним во двор из дверей кухни внезапно вышел Филипп, главный повар маркиза. Охотники и лесничий разом склонились перед ним в глубоком поклоне. Повар придирчиво осмотрел добычу, похмыкал и крикнул поваренку, чтобы тот вынес по кружке вина. Охотники заулыбались. Наблюдавший во дворе Антуан отметил про себя, что куропатки уже не имеют никакого вкуса, передающегося по воздуху, в отличие от туши оленя, чей запах крови еще витает вокруг. Охотники и лесничий меж тем убрались, непрерывно кланяясь и благодаря повара. Мальчик подошел ближе. Филипп перебирал сваленные туши, распоряжаясь, какая туша подходит для господского стола, а какая – пойдет на стол слугам. Заметив маленького Антуана, повар улыбнулся, как улыбались все, кто видел очаровательного ребенка:

– Маленький господин интересуется будущим столом? Не угодно ли вам взглянуть, как разделывают туши?

Повар с учтивым поклоном повел мальчика на кухню. Поварята и стряпухи склонялись перед ними в глубоком поклоне. По приказу Филиппа тушу оленя подвесили на крюк. Поваренок подсунул под тушу большой медный таз. Как объяснил повар, таз необходим для сбора крови.

– Оленя убили сегодня на рассвете, поэтому кровь еще не свернулась.

Филипп взял длинный, остро отточенный нож с тонким узким лезвием и аккуратно надрезал шкуру. Кровь брызнула тонкими ручейками в таз, и Антуан ощутил приятное покалывание в теле, как обычно у него бывало, когда он сталкивался с кровопусканием. Такое покалывание Антуан всегда испытывал, наблюдая казнь, когда приговор уже зачитан и палач готов привести его в исполнение. Или же когда отец, сидя в трактире, распоряжался, что еще должен сотворить Люка с пойманными контрабандистами.

Поварята между тем схватились за шкуру и с треском содрали ее с туши. Обнажилась плоть и мясо убитого оленя. Повар одним сильным движением отсек голову, дабы полностью снять стянутую книзу шкуру.

– Самое питательное, мой господин, – продолжил объяснение Филипп, показывая Антуану длинным концом ножа на вскрытые внутренности, – это оленья печень.

Повар вынул из оленя огромный кусок темно-малинового мяса, ловко отрезал маленький ломтик, положил его на фарфоровую тарелку и с поклоном подал Антуану. Мальчик попробовал предложенное лакомство, раскатывая мясо во рту и аккуратно пробуя вкус языком. Печень оказалась очень калорийной, а хруст пережевываемого сочного кусочка еще долго слышался Антуану то в шуршании листвы над головой, то в скрипе песка под ногами. Размышляя об этом, он пришел к мысли, что есть живую плоть так же приятно, как приятно и волнительно наблюдать за истязаниями людей.

Пьер Сантен оказался великолепным учителем. Правда, его система обучения несколько разнилась с практикуемой в то время. Обычно учитель и ученик выходили из замка на заре, сразу после завтрака, прихватив с собой учебники, книги и тетради. Стоял жаркий июнь, солнце с удивительным постоянством одаривало благодатный край виноделов своими животворящими лучами. Прекрасные изумрудные луга с раскинувшимися тут и там виноградниками словно приглашали пройтись по ним, развлекая себя ученой беседой, что и делали Сантен и Антуан. Учитель утверждал, что лучшее занятие, придуманное на земле, – это непосредственное изучение природы и ее основ во время прогулки.

– Еще великий древнегреческий философ, ученый и учитель самого Александра Македонского, Аристотель, таким образом проводил свои занятия, – рассказывал Антуану Пьер Сантен, вышагивая широкими шагами в сторону ближайшей деревеньки. – В этой системе обучения кроется двойная польза. Во-первых, в душной классной комнате внимание ученика рассеивается в силу замкнутости пространства, а во время прогулки этого не происходит. Во-вторых, длительное пребывание на свежем воздухе, да еще и в движении, очень благотворно влияет на развитие юного организма. Ну а в-третьих, грешно сидеть в комнате, когда на дворе такая прекрасная погода.