— Вам надо идти домой, дорогая, — сказал он. — Дома будут беспокоиться, что вы так задержались.

С ее уст чуть не соскочили быстрые лихорадочные слова: «Мне все равно, беспокоятся они или нет! Да я вообще не пошла бы домой! Мне все безразлично, все-все, кроме вас одного! О, позвольте же мне еще немного побыть здесь и, пожалуйста, разрешите пойти с вами завтра на ярмарку!»

Но что-то помешало ей произнести эти слова вслух. Возможно, где-то в глубине сознания она представляла себе тетушку Сару, ее встревоженное лицо, или дядю Мэтта — строгого и осуждающего ее. Нельзя, никогда нельзя проявлять такую смелость, он только возненавидит ее. Тетя Сара часто говаривала, что мужчины не любят привязчивых женщин.

— Я живу неподалеку, — ответила Эмбер. — Вниз по улице, не больше четверти мили, — Она рассчитывала, что Карлтон предложит проводить ее, но он этого не сделал. Она зря прождала несколько секунд, потом сделала реверанс.

— Я найду вас завтра, милорд.

— Возможно, я приду. Доброй ночи.

Он поклонился ей, снова сняв шляпу, затем улыбнулся, окинул взглядом с головы до ног, повернулся и ушел. Эмбер стояла, как обиженный ребенок, потом резко повернулась и побежала бегом, только раз обернувшись назад.

Она пробежала по узкой улице мимо церкви и припустила быстрей, когда поравнялась с кладбищем, где была похоронена ее мать. Вскоре она свернула вправо на тропу, ведущую через луг к ферме Гудгрумов. Вообще-то она испугалась бы, оказавшись одна далеко от дома, почти в полной темноте, но сейчас привидения, ведьмы и гоблины были бессильны против нее, ибо душа ее переполнялась новыми чувствами.

Она никогда не видела никого, подобного ему, и даже не представляла, что такой человек может существовать в реальной жизни. Он был тем красивым и галантным джентльменом, о которых ей рассказывал сапожник. Именно такими они рисовались ей в мечтах, возникавших от этих рассказов. А Боб Стерлинг и Джек Кларк — просто два дурня!

Она размышляла — думает ли он сейчас о ней, и убеждала себя, что да, думает. Не может быть, чтобы мужчина, который поцеловал женщину вот так, сразу же забыл о ней! Что-что, а уж этот поцелуй обязательно заставит его пойти завтра на ярмарку, даже если ему не очень захочется. Она похвалила себя за то, что разбирается в мужчинах и понимает их психологию.

Ночь стояла прохладная. Эмбер подходила к дому со двора. Она перешла через ручей по мостику — просто две доски с перильцами, — прошла мимо огорода, засаженного капустой и другими овощами, и дальше мимо сараев, конюшен и скотного двора. Все эти постройки были побелены и крыты замшелой желтой соломой. Затем она обогнула утиный пруд и вошла во двор своего дома.

Двухэтажный дом с резными дубовыми наличниками был выложен из мягкого красного кирпича, стены были увиты виноградом. Трубы тоже заросли побегами плюща, над дверью в кухню кусты жимолости образовали живописную арку, а рядом была прибита подкова для защиты от ведьм. В вымощенном кирпичом дворе вдоль стен росли цветы, высаженные Сарой: белые и пурпурные фиалки, розы, густые кустики ароматной лаванды, которую Сара любила класть между простынями. Цвели фруктовые деревья, наполняя воздух легким сладковатым запахом. На низкой деревянной подставке — два улья, крытые соломой, у стены рядом с дверью, в зарослях диких роз — маленький скворечник. На пороге сидел котенок с зелеными глазами и вылизывал лапки.

Дом был воплощением мира, красоты и трудолюбия. Ему перевалило уже за сто лет, пять поколений прожило здесь, и каждое внесло вклад в его процветание, не ради богатства, а ради сытой здоровой жизни, теплоты и удобства. Настоящий дом добра и любви.

Эмбер подошла и взяла на руки котенка. Она погладила его по гладкой мягкой шерстке и услышала в ответ тихое довольное урчание. Семья уже отужинала, и за столом остались только Сара и пятнадцатилетняя Агнес. Сара доставала горячие хлеба из печи, Агнес чистила масляный светильник.

Эмбер услышала, как Агнес говорила сердитым, осуждающим тоном:

— …Поэтому не удивительно, что о ней все говорят! Честное слово, мама, мне стыдно, что она моя кузина…

Эмбер не задели эти слова, ей было все равно. Агнес и раньше говорила то же самое. Эмбер влетела в комнату с веселым криком и обняла тетю.

— Тетя Сара! — Сара обернулась к ней с улыбкой, но в ее глазах была тревога. — В таверне полным-полно благородных господ! Его величество возвращается!

Беспокойство исчезло с лица Сары.

— В самом деле, Эмбер?

— Ну конечно же! — торжественно подтвердила она. — Они сами мне сказали!

Ее переполняла важность этой новости и того необыкновенного, что произошло с ней. Ей казалось, что каждый, кто посмотрит на нее, должен сразу понять, как сильно она изменилась за про шедшие два часа.

Агнес подозрительно взглянула на Эмбер подозрительно и презрительно, а Сара повернулась и бросилась из дома к сараям, где в вечерние часы работали мужчины. Эмбер побежала за ней. В тот момент, когда женщины, перебивая друг друга, сообщали эту потрясающую новость, поднялся страшный шум. Мужчины выбежали на улицу из сараев и коровников, женщины бросились из дому, и даже собаки залились громким радостным лаем, будто они тоже хотели присоединиться к общему ликованию.

— Да здравствует его величество король Карл Второй!

Еще неделю назад на базаре до Мэттью дошли слухи о Реставрации, слухи бродили по стране еще с начала марта — их разносили путешественники, разъездные торговцы, те, кто бывал по торговым делам в южной части страны. Тамблдауна Дика [5] сына Протектора, выбросили на улицу из его конторы. Генерал Монк прошел маршем от Шотландии, занял Лондон и собрал свободный Парламент. Казалось, вот-вот разразится война между гражданским населением и большими мобилизованными армиями. Эти события привели к общей усталости, но оставляли надежду: усталость — от постоянных конфликтов, терзавших людей последние двадцать лет, и надежду — на восстановление монархии, которая наконец-то принесет людям мир и безопасность. И если кавалеры возвращаются, то, значит, король Карл едет домой, и начнется Золотой век процветания, счастья и спокойствия. Когда возбуждение стало затихать, и все возвратились к прерванным делам, Эмбер пошла домой. Утром она должна подняться пораньше, ведь завтра ехать на ярмарку, поэтому надо хорошенько выспаться, чтобы выглядеть свежей и бодрой. Но когда Эмбер проходила мимо молочной фермы по пути на кухню, она услышала, как ее кто-то позвал по имени. Позвали тихо, но настойчиво. Эмбер остановилась. Из тени вышел Том Эндрюс и схватил ее за руку.

Тому минуло двадцать два года, и он работал на ферме у ее дяди. Он был по уши влюблен в Эмбер, и та принимала его ухаживания именно по этой причине, хотя понимала, что он ей ни в коем случае не ровня. Эмбер знала, что ее мать оставила ей приданое, достаточное, чтобы выйти замуж за самого богатого фермера во всей округе. Но обожание Тома ей весьма льстило, поэтому Эмбер не отталкивала его.

Быстро оглянувшись, чтобы убедиться, что ни тетя Сара, ни дядя Мэтт не видят, Эмбер вошла в комнату Тома. В маленькой прохладной комнате стояла тишина, пахло свежестью, и было абсолютно темно. Том прижал ее к себе, обняв за талию одной рукой, а другую сразу же просунул в вырез блузки и потянулся к губам девушки. Очевидно, все это не представлялось чем-то новым для обоих, и на мгновение Эмбер поддалась ему, позволив поцеловать себя, но потом резко отпрянула, оттолкнув Тома.

— Побойся Бога, Том Эндрюс! Кто позволил тебе так нахальничать со мной!

Просто поразительно, думала Эмбер, как сильно отличается поцелуй обычного мужчины-простолюдина от поцелуя лорда. Но обиженный и рассерженный Том снова потянулся к ней.

— В чем дело, Эмбер? Что я такого сделал? Да что на тебя нашло?

Она сердито высвободила руку и убежала. Теперь она чувствовала себя гораздо выше парней, вроде Тома Эндрюса, и все, чего ей хотелось, — это подняться к себе в спальню, лечь в постель и думать о лорде Карлтоне, мечтать о завтрашней встрече с ним.