Изменить стиль страницы

— А зачем?

Она всплеснула руками:

— Да ведь поздно! Ты ужинать сегодня думаешь или нет?

Гоша с грустью повернулся к Макару:

— Ну, я пошел… Зовут.

— Приходи ко мне завтра, а? — предложил Синицын. — Будем вместе играть. У меня кубик Рубика есть. Папа прислал.

Гоша так и подскочил:

— Да ну! — но тут же насупился: — Не выпустят. Пока все уроки не выучу, не выпускают.

— Уроки? — протянул Синицын. — Уроки… Хочешь никогда не учить уроков, а знать всегда на пятерку? — Ему еще больше захотелось удивить Шурубуру. Ребята отвернулись, так он назло им Гошку осчастливит.

— Хочу, конечно! — обрадовался Гоша. — Еще давно, с первого класса мечтаю.

— Ну так иди, ложись спать! — Синицын лукаво прищурился. — Утро вечера мудренее.

Гоша приблизил свое лицо к Синицыну. Его глаза блестели, как звезды.

— Правда? — с изумлением спросил он. — Да я тебе… я тебе свой ножик подарю! Смотри, четыре лезвия, во! Одно, правда, сломанное…

И он торопливо сунул в руки Синицыну свой бесценный дар. Макар хотел засмеяться и сказать, что он может достать тысячи таких ножиков, но посмотрел в благодарные глаза Гоши… и ничего не сказал. Только торопливо сунул ножик в карман.

Долгожданный приз! Но…

Макар не обманул Гошу. На следующий день тот уже стучался рано утром в квартиру Синицыных. И только Макар открыл дверь, Шурубура ворвался в прихожую, чуть не сбив его с ног.

— Вот удивились все! — завопил он. — Вот был концерт!

— Чему удивились? — Макар от удовольствия заулыбался.

— А тому, что я знаю уроки! Когда я им сказал, что уже выучил, они подняли меня на смех…

— Кто — они?

— Мама и Людка, сестренка. Налетели на меня: ты ничего не учил, садись за уроки! А я им говорю: спрашивайте. Сестричка моя — косички кверху и хвать задачник: «Что задавали?» Я говорю: то-то и то-то. Посмотрела в тетрадку, а задачка-то уже написана! И упражнение по русскому языку выполнено. Вот лица у них вытянулись! Проверяли, проверяли меня, так ни с чем и остались. Слабо им против меня! — хвастливо закончил он.

— А я что говорил? — подбоченился Макар.

— Слушай, — Гоша понизил голос, — ведь упражнения и задачки в тетрадках моих моим почерком написаны. Фокус-покус! Вот что удивительно…

— Чего удивительного? — не понял Синицын.

— Ведь я-то их не писал, это точно! Сам первый раз в глаза увидел. Вот посмотри: и цифры-то кривулисты, как у меня. Почему?

— Потому! Ты что, хотел, чтобы чужим почерком у тебя в тетрадке было написано? Тогда все сказали бы, что не ты выполнил задание. И про кляксу не забыли — ты ведь не чистюля какой-то…

— Верно! Но кто же все-таки моим почерком писал в тетрадке, а? Ты не знаешь случайно?

— Не ломай себе над этим голову! — посоветовал Синицын, выкладывая кубик Рубика. — Есть дела поважнее.

Макар был очень рад, что к нему пришел Гоша. В последнее время ему стало очень скучно жить на белом свете. Уроки учить не надо было, и времени у него стало хоть отбавляй. И вот тут, неожиданно, для него начались неприятности. Он остался один. А скажите, разве интересно играть одному? Даже в кино ходить одному, и то скучно. Ведь из кино идешь с друзьями и обмениваешься мнениями: «Тот ему кэ-эк даст!» — «А этот ему кэ-эк врежет!» А Синицыну не с кем было ни играть, ни в кино ходить. Только он приглашал кого-нибудь с собой, как ему отвечали: «А кто за меня уроки будет делать?»

Прямо одно сплошное огорчение! И Синицын затосковал. Он целыми днями валялся на диване, как лежебока, и подолгу смотрел в потолок.

Тут-то он и повстречал Гошу. И сделал так, чтобы и тому не надо было учить уроки.

Правда, Гоша был младше его, но не намного. Главное то, что он восхищался Синицыным и считал его настоящим волшебником.

Для Макара жизнь снова стала увлекательной и интересной.

А вскоре появилось объявление, что между командами КВН «Альбатрос» и «Любознательный» состоится турнир на литературную тему.

Синицын с нетерпением ожидал этого дня. Он надеялся, что ему, несмотря на запрет, все же удастся выступить.

«На этот раз я вам покажу! — думал он. — Попляшет у меня „Альбатрос“.»

И этот день наступил. В пионерской комнате опять собрались команды и болельщики.

Еще с порога Макар увидел большой портрет Горького и плакат под ним: «Всем хорошим во мне я обязан книгам».

Синицын уверенно направился к команде «Любознательных». Но его остановил Живцов:

— Синицын, куда? Ты не участвуешь в турнире.

Макар почувствовал, что его бросило в жар.

— П-почему это я не участвую?

Голос у него был такой расстроенный, что Зина замялся:

— Ты что, забыл? Мы же постановили на собрании исключить тебя из команды… Вообще-то ты можешь участвовать в турнире, но как болельщик…

— Ну ладно! — с угрозой процедил Синицын. — Попомнишь ты меня…

Он круто повернулся и пошел к болельщикам — отпетым двоечникам и троечникам.

Те встретили его с удивлением, зашушукались.

Скрипнув зубами, он сел и стал искать глазами Дашу. Она сидела в первых рядах команды «Любознательных», щеки ее горели от возбуждения.

— Сегодняшний турнир особый! — объявила Влада Изотовна. — Команда-победительница получает переходящий приз команд знающих и находчивых. Его изготовил специально для нас бывший ученик нашей школы, а ныне мастер фабрики музыкальных инструментов Петр Семенович Галущак.

Она подошла к деревянной коробочке и открыла ее. Все ахнули. На фоне разбушевавшейся реки покачивался маленький белоснежный корабль. Влада Изотовна нажала кнопочку, и полилась мелодия: «Шуми, Амур, шуми, наш батюшка…»

Белоснежный корабль резал волны и неустрашимо шел вперед…

Начался турнир.

Первым выступил Живцов и, оглядывая команду «альбатросовцев», спросил звенящим голосом:

— Где находится самая большая книга в мире?

Синицын уже знал точный ответ. С любопытством следил он, как засуетились «альбатросовцы», громко зашептались. Пашка Многолет пробежал по рядам и вернулся на место:

— В одной из библиотек Нью-Йорка. Ее высота три метра, толщина один метр, а вес сто центнеров. Листают ее с помощью особой аппаратуры. Однако мы считаем, что величина книги определяется не ее весом, а содержанием.

Влада Изотовна слегка покачала головой:

— Не сто, а сто двадцать пять центнеров. Но на вопрос дан правильный ответ. Три очка. А за дополнение еще два очка.

Пашка Многолет довольно улыбнулся. Он вдруг дурашливо подмигнул и затараторил:

Вот столицы достигает.
Царь к царевне выбегает,
За белы руки берет,
Во дворец ее ведет.
И садит за стол дубовый
И под занавес шелковый.
В глазки, с нежностью глядит,
Сладки речи говорит.

— Откуда эти строки, из какой книги?

Несколько голосов сразу крикнули:

— Из «Сказки о рыбаке и рыбке»!

Другие запротестовали:

— Нет, из «Сказки о царе Салтане»!

Синицын смотрел на Живцова. И когда тот разрешающе кивнул, Макар с места сказал:

— «Конек-Горбунок»! Ершова!

— Болельщику Синицыну за правильный ответ три очка, — объявила Влада Изотовна.

Макар поймал быстрый взгляд, брошенный на него Дашей. Многие стали оглядываться на Синицына, а тот не упускал подходящего момента. Как на его счастье, «Альбатрос» подобрал такие заковыристые вопросы, что редко кто мог на них ответить.

Так, например, все удивились, когда Пашка сказал, что Робинзон Крузо существовал на самом деле, только под другой фамилией. Требовалось ответить, сколько лет и на каком необитаемом острове жил Робинзон Крузо. Конечно, только один Макар Синицын мог сказать, что настоящего Робинзона Крузо звали Александр Селькирк и он четыре года жил на чилийском острове Хуан-Фернандес.