Я подписал свой чек для получения здесь же кредита, что говорило о их любезности, затем направился к Фулхем Роуд. Вопрос заключался в том, чтобы узнать, можно ли улететь из лондонского аэропорта. Я был одет очень броско, а они, естественно, послали кого-то меня отловить. Сегодня утром я весьма предусмотрительно зашел в свой скромный личный банк, чтобы забрать паспорт на имя Джаспера Локвера. Но все же лучше было бы воспользоваться Гетуиком-дочерней компанией Хитроу. К счастью, в министерстве не было моего фото, Квин проследил за этим, а описание можно изменить.

В такси я прибыл на вокзал Виктория. Мне положительно везло, и я тут же сел в поезд на Гетуик. Вытянув ноги на диване, я спокойно отдыхал. Если следующая часть пути будет такой, можно будет подумать, что у Квина в этой стране нет связей. Кто же распахнет объятья дезертиру вроде меня?

Глава восьмая

Полупустой «вэнгард» доставил меня в Ниццу в шесть утра. Неудачное время для прибытия, особенно когда тоскуешь от перепитого шампанского. Едва попав в Гетуик, я отметил, что единственный подходящий самолет вылетает в четыре утра. Я все же купил билет и вместо того, чтобы слоняться по аэровокзалу и нарваться какого-то агента, вышел на стоянку. Там мне приглянулся роскошный «роллс». С моим опытом и инструментом не составило труда открыть его. Я устроился на заднем сидении, закутавшись в широкую шотландскую накидку (из клана Ройал Стюарт для тех, кого интересует хайлендский фольклор) и мысленно отметив, что надо проснуться в три тридцать утра. Меня грубо вернули на землю разгневанные хозяева машины. Оба в плохом настроении после длительного перелета из Монте Карло. Мужчина был особенно нелюбезен. Маленький, лысоватый, с агрессивным взглядом и брюшком, говорящем об употреблении дорогих продуктов. Я изобразил из себя француза и битника. Обругав меня, они молниеносно уехали, обдав мои ноги гравием из-под колес. Было только два, и я отправился к барьеру, где целый час наблюдал за возней механиков с видавшей виды «дакотой». Пройдя наконец таможенный контроль и иммиграционное бюро, я так продрог, что мне было безразлично, возьмет ли меня Эм-Ай 5, сняв предварительно скрытыми фотокамерами и предъявив ордер на арест за предполагаемые подрывные действия. Тем не менее я не увидел никого, кто наблюдал бы за моим отлетом. У таможенника не возникло и тени сомнения в моем фальшивом паспорте. Так как я купил билет по своей кредитной карточке, то путешествовал первым классом: всегда нужно воспользоваться максимумом удобств, ибо никогда не знаешь, сколь долго это продлится. Бесплатное шампанское подавалось согласно рангу пассажиров. Поскольку нас было только пять, все прошло корректно. Я был так подавлен, что достаточно быстро опустошил полторы бутылки, и остаток пути провел без всяких историй, стараясь не казаться больным и сдержать свою отрыжку на уровне 60 децибел.

Ницца в свете утренней зари имела асептический и холодный вид. Я нырнул в такси, чтобы хоть немного согреться. Меня доставили в открытое кафе, где я наконец проглотил комок в горле, выпив несколько чашек кофе и съев семь круассанов. В восемь утра я готов был выйти на сцену.

Поскольку сезон ещё не открылся, в Ницца стояла тишина. Отдыхали только действительно богатые люди, а они не встают столь рано. Но французы уже открыли свои магазинчики, и более того, гаражи. Я нашел один такой по справочнику. Там давали на прокат машины по кредитным карточкам.

Показав мне свою коллекцию жабообразных «ситроенов» и коробкоподобных «пежо», а также три «понтиака» цвета электрик, эти люди очень удивились, когда я остановился на плохоньком «2CV», имевшем потрепанный вид и рассчитанном на перепродажу менее процветающему дельцу. Но я не желал бросаться в глаза, а во Франции нет ничего скромнее «2CV», если не брать в расчет велосипед. Так как на мне все ещё было приличное одеяние, я зашел в магазин и, опять же в кредит, купил три рубашки белого цвета с коротким рукавом, пару светлых джинсов и соломенную шляпу в колониальном стиле… Просто для смеха. Там же я и переоделся — мне продали пластиковую сумку для моего костюма. Я покинул Ниццу в моей взятой на прокат жемчужине. Шины визжали на поворотах, мотор рычал как лесопилка, силясь тянуть тачку хотя бы на шестьдесят. Я опустил стекла и сложил крышу… Прелестно. Прикурил «Пелл Мелл» с эмблемой авиакомпании, управляя одной рукой. Вдали от английских инквизиторских взглядов и в столь любимой мной части света я чувствовал себя лучше. Дорога спокойно уходила под колеса, и я оказался в Каннах раньше, чем предполагал… Все шло прекрасно.

Я припарковал свою колымагу среди «мерседесов» и «фольксвагенов» под пальмами перед отелем, где должна была остановиться Жозефина. Было всего десять утра, потому его обитатели ещё спали, будто в доме для престарелых. Если слишком рано вставать, создается впечатление, что к полудню день уже заканчивается. Портье позвонил в номер Жозефины и сообщил мне, что она будет очень рада меня видеть.

— А что, мисс Серджент уже заказала завтрак? — спросил я.

Да, она его уже заказала. — Тогда попросите прислугу с ним не торопиться, — сказал я, протянув портье купюру. Он отлично меня понял. Я люблю спокойствие, с которым во французских отелях относятся к частной жизни клиентов. У него даже не появилось желания подмигнуть. Я вошел в лифт, поднялся в чем-то похожем на гроб до третьего этажа и постучал в дверь Жозефины. Она тотчас же открыла и бросилась мне в объятия. У мисс Серджент был такой вид, словно она уже была нагишом. Я великодушно похлопал её по ягодицам и повел, приникшую ко мне, к кровати. Ее дородные ляжки и маленькие кнопочки грудей затряслись, когда она упала на пружинный матрас.

— Филип, дорогой, ты не мог выбрать более удачного момента. Все это было сказано потом, когда я уже жадно пил воду. Я едва уселся на кровать, как она пристроилась к моему животу. Она может быть очень требовательна, эта малышка, особенно когда её будишь так рано, всего около десяти утра.

— Что будем делать? — спросила она меня приглушенным голосом, идущим из под кучи волос, ласкающих мой пупок. — Как только ты придешь в себя, мы оденемся и поедем в Сан-Тропез, излюбленное место художников, Бриджит Бардо и ещё кое-кого из заметных фигур современной цивилизации. У меня там дельце к некой мадам Омега. Если мы столкнемся с мистером Омега, я прошу тебя быть с ним полюбезнее.

Она куснула волоски у меня на груди и поднялась проверить на ощупь состояние моих зубов.

— Нужно ли мне переспать с мистером Омега? — спросила она, покусывая мне плечо, пока я массировал ей спину.

— Там видно будет, — сказал я, и она принялась извиваться пленительнейшим образом. Прикасаться к её коже было сродни принятию греховной ванны.

— Я прошу тебя, Филип, продолжим. Целый день я была без тебя. Да, я тебя про-о-о-шу, вот так, так…

Тогда, чтобы сэкономить силы, я перевернулся на спину и дал ей волю. Я мог бы закрыть глаза, чтобы войти в транс, если бы не было столь приятно смотреть на нее. Средиземноморский воздух оказывает свое действие на людей, или, может быть, это своего рода старый условный рефлекс тех, кто знает французские отели?

В полдень, вымытые, выбритые её небольшой бритвой для подмышек и отгороженные от всего солнцезащитными очками, мы были на пути в Сен-Тропез. В отеле, скрепя сердце, согласились принять фунты. Я подумал, что за такой курс можно быть и полюбезнее. Несмотря на ничтожную скорость нашей колымаги, мы были в Сен-Тропезе в два тридцать. И ещё останавливались по просьбе Жозефины в Сан-Рафаэле.

Я свернул к отелю на въезде в город. Там нам с радостью сдали номер на неделю. Большая часть настоящих постояльцев дремала на пляже. Мы вернулись к машине, у которой дермантиновые сидения разогрелись от солнца, и поехали в центр.

Найдя затененное место у почты, чтобы поставить машину, и взяв Жозефину под руку, мы с ней зашагали по главной улице.