— М-мм… да, пожалуй. Пожалуй, можно допустить, что все было именно так. Во всяком случае, меня вы как будто убедили… Почти… — Поверенный вновь осторожно дотронулся до лежащих перед ним листков бумаги. — Конечно, вся история выглядит совершенно фантастической, и вместе с тем… она написана с такой достоверностью. Хотел бы я знать… — он на секунду запнулся, — эта… это биологическое исключение мужского начала… У меня такое впечатление, что она относится к нему как к чему-то неправильному, крайне неестественному, нежелательному, но не невозможному. Конечно, для обычного, среднего человека, скажем так, обывателя, который не в состоянии выйти за общепринятые понятия о норме, об обычном и естественном развитии природы, это кажется полным абсурдом. Но вы… Как медик, как ученый… Вы тоже считаете это в принципе невозможным? Даже теоретически?

Доктор Хейлер нахмурился.

— Это более чем сложный вопрос, и ответить на него… — Он задумчиво покачал головой. — В принципе было бы неправильным категорически отрицать саму возможность этого. Рассматривая чисто абстрактную проблему, я могу представить себе несколько путей, впрочем… тоже чисто теоретических и пока не… Однако, если взять какую-то экстремальную ситуацию, которая спровоцировала бы резкий качественный «скачок» в данной области. Ну, скажем, «скачок» подобный расщеплению атомного ядра, тогда… Трудно сказать… — Он пожал плечами.

— Это именно то, что я и хотел услышать, — кивнул поверенный. — На данном этапе это, конечно, технически неосуществимо, но в принципе нельзя сказать, что полностью противоречит здравому смыслу. Скажем так это достаточно реально, чтобы временно повредить вполне здравый рассудок, произвести некий «сдвиг». Что касается нашей линии защиты, то тут близость (пусть абстрактная) миража, вызванного «чюнджиатином», к реальности нам очень на руку. Что касается меня, то должен признаться: эта «близость» порождает у меня странное ощущение…

Доктор кинул быстрый и острый взгляд на своего собеседника.

— Ну знаете! — усмехнулся он — Вы хотите убедить меня в том, что поверили во все это?! Впрочем — он опять усмехнулся, — если даже принять хоть на секунду это за… Тогда вы можете спать спокойно. Джейн бедняжка, добилась полного разрушения собственной иллюзии. С Перриганом покончено — его дом, лаборатория со всеми результатами проделанной работы превратились в пепел.

— М-мда, — как-то не очень уверенно кивнул поверенный. — И все же. Я чувствовал бы себя значительно спокойнее, если бы мы сумели проследить любой иной способ, благодаря которому она могла получить информацию о Перригане и его работе. — Он в очередной раз осторожно дотронулся до листков лежащих на столе. — Но, насколько я могу судить, никакого другого способа у нее не было, они никак не пересекались, разве что… Она когда-либо интересовалась областью биологии, в которой работал Перриган?

— Нет. Это я знаю совершенно точно, — твердо сказал Хейлер.

— Что ж, тогда один… М-мм неприятный аспект… во всяком случае, не до конца ясный, остается. М-мда… И есть еще одно. Возможно, вы сочтете это ребячеством… просто глупостью — и я уверен, время докажет вашу правоту, — но должен вам признаться, что я чувствовал бы себя гораздо… Словом, я испытывал бы меньшее беспокойство, если бы Джейн навела более тщательные справки обо всем перед тем, как начать действовать.

— Что вы имеете в виду? — озадаченно спросил Хейлер.

— Только одно: она упустила из виду одну маленькую деталь — не выяснила, есть ли у Перригана сын. Так вот у него есть сын. И этот сын, как выяснилось, проявляет огромный интерес к работе отца, по сути дела, хочет во что бы то ни стало продолжить прерванные трагической смертью исследования. Он уже объявил, что сделает все возможное, чтобы работа отца не пропала даром… Удалось сохранить несколько видов бактерии, чудом уцелевших при пожаре. Похвальное стремление, не правда ли? Вне всяких сомнений, его желание вызывает уважение, но… Честно говоря, я испытываю некоторое беспокойство, в особенности после того, как мне удалось выяснить, что, во-первых, он биохимик и имеет докторскую степень, и, во-вторых, носит — и это вполне естественно — ту же фамилию… фамилию своего отца. С вашего разрешения, он — Доктор Перриган…

Странная история

В конце декабря 1966 года мистер Астер явился в солидную нотариальную контору «Кроптон, Дэггит и Хоув» по ее приглашению. Он был встречен вежливым молодым человеком не старше тридцати лет. Несмотря на молодость, мистер Фреттон уже был законным преемником господ Кроптона, Дэггита и Хоува на посту директора конторы.

Когда мистер Астер узнал от мистера Фреттона, что согласно завещанию покойного сэра Эндрью Винселла он наследует ни много ни мало шесть тысяч Обыкновенных Акций компании «Бритиш Винивил», до него не сразу дошел смысл этого сообщения. В завещании пояснялось, что настоящий дар сделан в знак признательности за неоценимую услугу, которую однажды мистер Астер оказал покойному. Какую именно услугу оказал мистер Астер, в завещании не говорилось, и, хотя мистер Фреттон, разумеется, не имел права интересоваться этим вопросом, он с трудом сдерживал свое любопытство.

Неожиданное счастье (каждая акция стоила 83 фунта 6 пенсов) привалило как раз вовремя. Незначительной части акций вполне хватило, чтобы урегулировать наиболее неотложные финансовые проблемы, и в процессе их решения мистеру Астеру пришлось неоднократно встречаться с мистером Фреттоном. Настало время, когда любопытство заставило мистера Фреттона переступить ту грань деловой скромности, которая требовалась от человека его профессии.

— Вы ведь не очень хорошо знали сэра Эндрью, не так ли? — как бы невзначай заметил он однажды.

Конечно, мистеру Астеру ничего не стояло пресечь подобные поползновения, но он и не подумал сделать это. Он задумчиво глядел на мистера Фреттона, о чем-то размышляя.

— Я виделся с сэром Эндрью всего один раз в жизни, — произнес он наконец, — и в течение каких-нибудь полутора часов.

— Так я и предполагал, — сказал мистер Фреттон, нисколько не заботясь о том, чтобы скрыть свое смущение. — В июне прошлого года, не так ли?

— Двадцать пятого, — уточнил мистер Астер.

— А до этого никогда?

— Ни до, ни после.

Мистер Фреттон покачал головой.

— В этой истории очень много странного. Послушайте, вы свободны завтра вечером?

Мистер Фреттон был свободен. На следующий день они встретились в клубе и после кофе удобно устроились в укромном уголке гостиной.

— По правде говоря, я бы чувствовал себя куда более счастливым, если бы в этой истории оказалось меньше странностей и загадок, которые я не могу понять… Во всем этом есть нечто из ряда вон выходящее, — задумчиво начал мистер Астер свой рассказ. — Впрочем, лучше по порядку. Вот как это произошло.

Несмотря на дождливое лето, вечер 25 июня был на редкость хорош. Наслаждаясь чудесной погодой, я неторопливо шел домой и только подумал: «Не заглянуть ли мне в ближайший кабачок пропустить рюмку виски», — как заметил этого старика. Схватившись за барьер, отделяющий тротуар Тенет-стрит от мостовой, он беспомощно и изумленно оглядывался. Конечно, в нашей части Лондона, особенно летом, можно встретить иностранца из любой части света. Вид у некоторых из них бывает довольно растерянный, но этот старик (на вид ему было за семьдесят) был не из туристов. Его очень хорошо характеризовало одно слово — «элегантность». Оно-то сразу и пришло мне на ум. Аккуратно подстриженная бородка клинышком, черная фетровая шляпа, превосходного покроя темный костюм, дорогие туфли и неброский, но изысканный галстук создавали законченный портрет джентльмена в наиболее полном смысле этого слова. Конечно, и людям его круга случается заглядывать в нашу часть города, хоть они и чувствуют себя здесь не в своей тарелке; но чтобы стоять вот так, на виду у всех, в одиночестве, изумленно оглядываясь по сторонам, — такое здесь увидишь не часто. Два-три прохожих бегло взглянули на незнакомца и, объяснив его состояние по-своему, прошли мимо. Я этого не сделал. На меня старик не произвел впечатления подвыпившего человека. Нет. Мне показалось, что он сильно испуган. Я остановился: