Обратимся теперь к тактике и стратегии Ленина в период корниловского похода. После июльских дней Ленин повелительно указывал своей партии и ее ЦК, что отныне недопустимы любые прямые или косвенные контакты с партиями меньшевиков, эсеров и их общественными организациями для каких-либо совместных политических акций. В статье "Слухи о заговоре" (речь шла о готовящемся выступлении генерала Корнилова) Ленин писал: "Ясное сознание массами предательства меньшевиков и эсеров, полный разрыв с ними, такой же бойкот их всяким революционным пролетарием". Зная, что ЦК и МК уже вступили в блок в Москве (там был создан Временный революционный комитет с участием меньшевиков, эсеров и большевиков), Ленин протестовал против этого. (ЦК без ведома Ленина также направил в состав "Информационного бюро" ЦИК Советов своих представителей — членов ЦК Свердлова и Дзержинского). Ленин потребовал, чтобы эти члены ЦК немедленно были отозваны и отстранены от работы до нового съезда партии. Однако, когда предполагаемое выступление Корнилова стало фактом, Ленин резко меняет собственную тактику, подчинив ее интересам своей общеизвестной стратегии захвата власти. В "Происхождении партократии" я назвал политику Ленина этого периода "шедевром тактического искусства". Так оно и было. Ленин наметанным глазом революционного стратега увидел в акции Корнилова свои собственные шансы: организовать против похода Корнилова на Петроград такой мощный контрпоход, который сметет не только Корнилова, но и самого Керенского. Велики были эмоциональные препятствия к такому резкому повороту — большевистские лиде-

ры сидели в тюрьме Керенского, за Лениным и Зиновьевым гонялись, правда, не очень уж усердно, полицейские сыщики не Корнилова, а того же Керенского. Поймет ли партия затаенные расчеты в тонкой игре Ленина? Велик был и политический риск с двух сторон: может быть Керенский, человек более хитрый и волевой, чем принято думать, и тогда он сможет обыграть Ленина; или его собственный ЦК, всегда склонный к оппортунизму и гнилым компромиссам, безоглядно бросится в объятия Керенского, и не так легко вырвешь потом его из этих объятий, — что тогда? Сомнения и самомнение были в характере Ленина. Он, однако, любил говорить, что даже и лису можно перехитрить, пользуясь ее же слабостью — чрезмерной хитростью. Ставка Ленина была так велика и так многообещающа, что стоило рисковать. В своем поистине историческом письме на имя ЦК РСДРП(б) от 30-го августа 1917 г. Ленин дает такое обоснование своему тактическому повороту к "условной поддержке” Керенского против Корнилова:

"Мы будем воевать, мы воюем с Корниловым, как и войска Керенского, но мы не поддерживаем Керенского, а разоблачаем его слабость. Это разница довольно тонкая, но архи существенная и забывать ее нельзя… Мы видоизменяем форму нашей борьбы с Керенским… Не отказываясь от задачи свержения Керенского, мы говорим: надо учесть момент, сейчас свергать Керенского мы не станем, мы иначе подойдем к задаче борьбы с ним… теперь главным стало: усиление агитации за своего рода "частичные требования" к Керенскому: арестуй Милюкова, вооружи питерских рабочих… узаконь передачу помещичьих земель крестьянам, веди рабочий контроль…".

Ленин понимает, что если верхи партии будут только приветствовать его такой неожиданный поворот в сторону их давнишней оппортунистической политики, то низы партии посчитают, что Ленин изменил самому себе и что стратегия захвата власти сдана в архив. Ленин борется против такого толкования его новой тактики:

"Неверно было бы думать, что мы дальше отошли от задачи завоевания власти пролетариатом. Нет. Мы чрезвычайно приблизились к ней, но не прямо, а со стороны. И агитировать надо сию минуту не столько прямо против Керенского, сколько косвенно против него же, именно: требуй активной и активнейшей революционной войны против Корнилова". Ленин заключает: "Развитие этой войны (против

Корнилова — А.А.) одно только может привести нас к власти, — добавляя, — говорить в агитации об этом поменьше надо" (Ленин, ПСС, т.34, стр.120–121).

Надо указать, что приблизительно такая же была тактика "условной поддержки” Керенского против Корнилова в статьях центрального органа партии, газете "Рабочий путь”, которая выходила вместо запрещенной Керенским "Правды”. Стратегия Ленина вполне оправдала себя: началось интенсивное вооружение большевистских отрядов оружием правительственных складов или даже прямо с военных заводов, так Путиловский завод выделил в распоряжение Красной гвардии до ста артиллерийских орудий.

Как рисовалась общая ситуация на верхах после июльского восстания большевиков и во время выступления 27-го августа Корнилова — такому его ближайшему единомышленнику как генерал Деникин? После подавления июльского восстания ЦИК Советов освободил министров-социалистов от ответственности перед собой, что было уступкой кадетам. Постановлением объединенного заседания центральных комитетов меньшевиков и эсеров Керенскому предоставлялось право единолично формировать правительство. Но эти комитеты одновременно заявляли, что они своих министров-социалистов отзовут, если те отойдут от программы "революционной демократии”. Керенский перестал являться на заседания Совета, давать ему какие-либо отчеты. Один из лидеров кадетов Ф.Кокошкин говорил по этому поводу: "За месяц нашей работы в правительстве совершенно не было заметно влияния на него Совдепа". Анализируя взаимоотношения между Советами, правительством и Верховным командованием в новой обстановке, Деникин писал:

"Но борьба — глухая, напряженная продолжалась, имея ближайшими поводами расхождение правительства и центральных органов революционной демократии в вопросах о начавшемся преследовании большевиков, репрессиях в армии, организации власти и т. д. Верховное командование занимало отрицательную позицию как в отношении Совета, так и правительства… Генерал Корнилов стремился явно вернуть власть в армии военным вождям и ввести на территории всей страны такие военно-судебные репрессии, которые острием своим были направлены против Советов и особенно их левого сектора… Совет и исполнительный комитет требовали от правительства смены Верховного главнокомандующего и разрушения "контрреволюционного гнезда", каким в их глазах представлялась Ставка" (А.Деникин, "Очерки русской смуты", т. П, Париж, 1925).

Нельзя было позавидовать Керенскому: зазор между его головой и дамокловым мечом, занесенным над ней "революционной демократией" в лице Советов был очень мал, быть ли ему главой правительства зависело от либеральной демократии в лице кадетов, выйдет ли Россия победительницей из войны зависело от дисциплины в армии и маневроспособности Верховного главнокомандования в лице Ставки во главе с Корниловым. Из этого треугольника противоборствующих властных сил образовался заколдованный круг, выхода из которого решительно не знал Керенский, но его знали и предложили два человека, стоящие на диаметрально противоположных позициях: одним из них был Корнилов, который предложил ввести военную диктатуру, другим был Ленин, который предложил "диктатуру пролетариата", считая самого себя и первым "пролетарием". Вероятно, в истории еще не было такого правительства, которое бы никем не правило, подобно Временному правительству. Да это и понятно. Временное правительство представляло собою никогда не кончающийся провизориум из комбинации указанных противоборствующих сил, для которых интересы собственных партий стояли выше интересов страны. Деникин замечает: "Временное правительство представляло механическое соединение трех групп, не связанных между собою ни общностью задач и целей, ни единством тактики: министры-социалисты, либеральные министры и отдельно триумвират в составе Керенского (социалист-революционер), Некрасова (кадет) и Терещенко (прогрессист). Если часть первой группы находила общий язык с либеральными министрами, то Авксентьева, Чернова, Скобелева (важнейших социалистов-министров — А.А.) отделяла от них пропасть". Фактором более важным для судеб революции и демократии служил раскол в самих Советах. Раскол обозначился не в тактике, как до сих пор, а в стратегии: надо ли поддерживать Временное правительство, состоящее из коалиции социалистов и кадетов, или создать однородное социалистическое правительство из всех партий, входящих в Совет? Раскол образовался не только среди партий, входящих в Советы, но и между самими Советами — между ЦИК Советов и Петроградским Советом. Центральный пункт раскола касается образования однородного советского правительства под лозунгом Ленина: "Вся власть Советам”; он касается также и вопроса об отношении к преследуемым большевикам в связи с восстанием в июле и обвинению их в получении ”денег из темного немецкого источника". В обоих вопросах Петроградский Совет занимал позицию более близкую к большевикам, чем к официальному руководству ЦИК Советов, причем начала доминировать роль Петроградского Совета, подрывая тем самым авторитет Центрального Совета, что создало нечто вроде нового "двоевластия" внутри Советов. Деникин так оценивает данный факт: