Проводница рванула опять вперед, сержант поспешил за ней и лицом к лицу столкнулся с невысоким широкоплечим мужчиной в черном пальто с каракулевым воротником и с каракулевой же шапкой в руках. Секунду они смотрели друг на друга. Сержант перехватил пакет с лимонами под мышку и подкинул на ладони связку ключей.

— Вот этот, — сказала, обернувшись, проводница, мужчина теперь находился между ней и сержантом. — Говорит, сел в Нюрине, а в Нюрине ко мне… — Сокрушительный звон стекла в купе, где гуляла компания, прервал объяснение проводницы. — Окно! Окно разбили, алкаши проклятые! — вскричала она, бросаясь на звон стекла.

Сержант, вежливо отстранив мужчину, бросился следом, но вдруг обмер: шрам!.. Левую бровь мужчины — Бодрызлов видел отчетливо еще секунду назад — пересекал короткий, хорошо заметный белый шрам!.. Сержант резко обернулся— пакет разорвался, и крупные калифорнийские лимоны покатились по проходу. Но Бодрызлова лимоны больше не интересовали: мужчина в каракулевой шапке уже захлопывал за собой дверь в тамбур. В третьем купе истошно кричала на притихшую компанию проводница, один из парней протягивал ей четвертную, умоляя «не поднимать шума», но сержант ничего уже не слышал.

…Не так-то просто уйти в поезде от сотрудника транспортной милиции; к тому же все наружные двери были перекрыты, Бодрызлов отлично это знал и не сомневался, что достанет беглеца уже в следующем вагоне. Сержант не учел одного: у преступника были поездные ключи, и он загодя подготовил себе путь к отступлению. Конечно, если бы Бодрызлов не свалял дурака и перекрыл выход из одиннадцатого— да еще и на секретку, Лидер был бы уже у него в руках: пока он копался бы с двумя замками… Да хотя бы на один замок — на трехгранку!.. Ведь счет шел на доли секунды…

В тот момент, когда Бодрызлов выскочил в тамбур, преступник, рванув на себя правую (по ходу поезда) дверь, прыгнул в темноту. Видно, он умел обращаться с поездными ключами… (Сержант не знал, что Лидер оставил дверь незапертой еще тогда, когда садился у мостовиков.)

— Сто-о-ой! — заорал сержант, хотя кричать, разумеется, было бесполезно. Поезд шел со скоростью 25–30 километров в час, не более. Высунувшись по пояс, Бодрызлов лихорадочно огляделся: слева виднелись уже огни райцентра, а справа в искрящемся под яркими звездами и луной снежном клубке скатывался по откосу беглец…

Конечно, проще всего было рвануть стоп-кран, но… в Верхней Кунде уже сорок минут стоит товарняк с горючим для Оби, а быть может, подошел и состав с вагонами для Сосновского леспромхоза — тот и другой ждут, когда освободится перегон… здесь, в 293-м, едут ничего не подозревающие пассажиры… машинист переговаривается с линейным диспетчером… И вдруг… разрывается воздушная магистраль… падает в проходе ребенок… летит со столика бутылка с минеральной водой… люди вздрагивают… Экстренное торможение!.. И все это только оттого, что милиционер линейного отделения младший сержант Бодрызлов не перекрыл одиннадцатого вагона и просмотрел преступника, когда тот был у него в руках!.. Просмотрел и не перекрыл, хотя еще двадцать минут назад разглядывал вместе с бригадиром снимок, а еще в обед посмеивался над нерасторопностью офицеров из РОВД!.. Эх, Бодрызлов!..

Нет, рвануть стоп-кран он не мог. Оттолкнувшись от решетки, сержант прыгнул вперед по ходу поезда — прыгнул, как учили в школе при УВДТ[20] и как прыгал сотни раз еще мальчишкой, — ведь родился он под гудки маневровых паровозов и вырос под тяжкий гул стальной магистрали; но в тот миг, когда лицо залепил взвихренный снег, а сзади грохотал еще последний вагон, острая боль пронзила тело от лодыжки до плеча; сержант перевалился на левый бок, попробовал потянуться рукой к ступне — боль пронзила еще раз, и он понял, что сломал ногу…

Бодрызлов глянул вслед поезду — тот подходил уже к станции. На входном светофоре горели зеленый и желтый огни; ярко светились ксеноновые лампы на мачтах нижнего склада, и кажется, всеми огнями сверкал новогодний поселок, в котором ждали сержанта жена, а теща… лимоны…

А внизу, под насыпью, в десяти метрах от лежащего милиционера, тянулась к поселку автомобильная дорога, и по ней со стороны Нюрина спокойно приближался беглец. То ли он догадался, что с сержантом что-то случилось, то ли вообще не видел Бодрызлова, но беглец вышагивал спокойно, размеренно и даже отряхивал на ходу пальто. Морщась от боли, Бодрызлов достал из кобуры пистолет, передернул затвор и стал ждать. Щелчка затвора преступник, возможно, не слышал, но в том, что он заметил сержанта, сомнений не было; да и как не увидеть человека в темной одежде на заснеженном откосе… Вот он поравнялся с Бодрызловым и, поглядывая в его сторону, стал проходить мимо…

— Стой! — негромко скомандовал сержант. — Стрелять буду.

Беглец остановился.

— Стою, — сказал он хриплым голосом. — Стреляй.

— Стой, — повторил сержант. — Стреляю!

— Стреляй, — ответил и на этот раз преступник. — Стреляй, мент!

— Не двигайся, — предупредил сержант. — Иначе так и знай: застрелю!

Беглец вдруг захохотал. Жутким был его смех в десяти метрах от дула пистолета, в километре от сверкающего поселка.

— Что ж не стреляешь, мухомор? Маслят нету в машинке? Ну, так и не рыпайся.

— Стой, бандит! — закричал сержант. — Убью на месте!..

Лидер обернулся.

— Эх ты, лягаш! — сказал он презрительно. — Зря тебе пушкарь выдали. Ну, и лежи тут, как курва с котелком! Я пошел!

Сержант вскинул пистолет и выстрелил в воздух, но Лидер даже не оглянулся и не прибавил шагу. Бодрызлов выстрелил еще дважды и опустил руку. Боль не прекращалась, приводя сержанта в ярость. На Лидера злости не было: особо опасный рецидивист, с него взятки гладки. Злился сержант на себя: милиционер линейного отделения не сумел прыгнуть с поезда!.. Что скажет Басков? Что Желтов подумает? Как посмотрят товарищи по службе? Сержант железнодорожной милиции не смог спрыгнуть с поезда, движущегося со скоростью 25 километров в час!.. Да с него мальчишки сигают элементарно! Алибаев — и тот бы, наверное, не оплошал… Эх, Бодрызлов!..

Проклятая нога! Но неужели ничего нельзя сделать? Бодрызлов вспомнил, как однажды в армии старший лейтенант — командир роты — сломал руку на полосе препятствий. И не подумал уйти — довел занятия до конца; солдаты еще недоумевали: чего он такой бледный. Вот мужественный человек! А ты, Бодрызлов?..

Лидер уходил по дороге в сторону поселка. Сержант, превозмогая боль, перевалился на живот и рванулся, загребая локтями, к автомобильной колее…

…Запыхавшаяся проводница одиннадцатого вагона выкладывала на стол дежурного по линейному отделению крупные калифорнийские лимоны.

…А еще через несколько минут исполняющий обязанности начальника ЛОМ старший лейтенант Желтов, поторапливая водителя, мчался уже в УАЗе по автомобильной дороге в сторону Нюриня…

…А еще через двадцать минут Желтов вызвал по рации дежурного и приказал:

— Позвони в РОВД. Скажи: Лидер в поселке…

14

«Волга» пробуксовала минут двадцать, прежде чем Игорю удалось вывести ее из снежного заноса на улице Безноскова. Все это время девушка молча наблюдала за ним: как ловко он орудовал рычагом, с какой изящной небрежностью крутил баранку, как вообще прекрасны были все его движения, его длинные тонкие пальцы на ободе рулевого колеса… И в машине было так тепло и уютно… и так хотелось плакать… Наконец, покрышки зацепились за утрамбованную колею, «Волга» рванулась…

Белая красавица-машина неслась по улицам поселка в бликах новогодних огней; в лучах фар искрилась поземка… Это мгновение девушка запомнила на всю жизнь; оно осталось с ней навсегда, и — что бы ни пришлось перенести ей до этого: дикие побои вечно пьяного отца, кошмарные оргии гулящей матери, первая рюмка водки, первая сигарета и первая судимость… — теперь-то она знала, что даже мелькнувшее счастье стоит того, чтобы жить в этом мире… что есть, оказывается, люди, которые живут совсем по-другому… и что она… она… тоже могла бы так жить… если бы…