Изменить стиль страницы

— Ладно, — сказал он. — Мы ведь к тебе знаешь зачем приехали?

Старик смял окурок, сунул под отворот валенка и равнодушно спросил:

— Зачем?

— А ты догадайся, — сказал Шабалин. Старик пожал плечами. — Ты подумай, — настаивал Шабалин. — Подумай. Мы не спешим.

Старик прокашлялся, закурил новую папиросу, предложенную Шабалиным, помолчал еще и, наконец, ответил:

— Шкурки ищешь.

— Во! — обрадовался Шабалин. — Я ж тебе говорил: подумай. В самую точку!.. Скажу больше: если ты мне один раз поможешь, я тебе десять раз помогу.

Старик вскинул на Редозубова глаза и спросил:

— Дружинник?

— Ни в коем случае, — ответил Шабалин. — За кого ты меня принимаешь? Новый инспектор.

— А-а, — сказал старик. — Лидера нет.

— Лидера нет, — согласился Шабалин. — Маху я тогда дал…

Старик повторил:

— Лидера нет.

— Да черт с ним, с Лидером! — сказал Шабалин. — Не о нем речь.

— Не об нем? — сказал старик. — А об ком же?

— Ты что? — удивился Шабалин. — Пьяный, что ли?

— Да нет, — ответил старик. — Давно уж живу без подогрева… Но Лидера нет.

10

Во второй раз Игорь встретил ее далеко не случайно. Он свернул в пыльный, застроенный старыми домами тупиковый переулок и, проехав метров пятьдесят, остановился, выбрав зеленый бугорок на обочине рядом с деревянным тротуаром. С этой точки он хорошо видел покосившееся двухэтажное здание, обшитое голубыми плашками в виде «елочки». В здании, стоявшем в самом конце переулка, раньше помещался весь комбинат бытового обслуживания, теперь же располагалась лишь пошивочная мастерская, возглавляемая бессменным Липатием Львовичем Ветцелем.

Был уже самый конец августа. Игорю до начала занятий в школе оставалось всего два дня; и вот в эти последние дни, чего в прежние годы не случалось, установилась такая духота, что на озере вновь возобновились купания. Правда, теперь семь километров до озера приходилось преодолевать пешком по лесной тропинке: единственную лесовозную дорогу, по которой можно было туда проехать, перекрыли шлагбаумом со сторожем — дорогу готовили к зимней эксплуатации.

Он взглянул на свои электронные часы и понял, что приехал рано: было лишь 17.10, а рабочий день в мастер-скоп заканчивался в шесть. Лучше всего, как подсказывал разум, развернуться и сгонять куда-нибудь на полчаса, вместо того, чтобы торчать здесь на бугре, на виду у всего переулка. Но уехать он не мог, до боли в глазах вглядываясь в покосившееся здание с заколоченными горбылем лоджиями. Из мастерской выходили какие-то люди; все они спустя несколько минут, проходя мимо, пялились на Игоря и на его мотоцикл. Знакомых среди них, правда, пока не попадалось, но стоять здесь, на всеобщем обозрении, все равно было невыносимо. К нему уже приглядывались, подойдя к калиткам, жители близлежащих домов. К тому же нещадно, даже к вечеру, пекло солнце.

Он снял шлем и кожаную тужурку, сунул их под фартук в коляску и, перейдя на противоположную сторону переулка, сел на ветхую скамеечку подле чьего-то палисадника в тени старой рябины. Но отсюда он не видел двери мастерской. И хотя он прекрасно понимал, что приехал рано и что иной дороги из переулка нет, теперь стало невыносимо сидеть в кутке и не видеть, кто выходит из покосившегося двухэтажного здания… Он вновь взглянул на часы. Прошла всего лишь минута.

Слева вновь послышались чьи-то легкие шаги. Хотя не было еще и половины шестого, Игорь вскочил и обмер: именно она, эта девушка, ради которой он сюда приехал, быстро приближалась к нему. На ней было серое платье, очень похожее на то, коричневое, в котором она приходила к матери, только без кружева на глухом воротничке. Тротуар был ветхий, с большими щелями, и девушка увидела Игоря лишь тогда, когда почти столкнулась с ним на углу палисадника. Она вздрогнула и отшатнулась, но затем, обойдя Игоря, пошла дальше…

Мгновение он смотрел ей вслед, затем бросился к мотоциклу.

Девушка шла, не оглядываясь. Игорь, обогнав ее на десяток метров, притормозил, и мотоцикл остановился перед девушкой, перегородив тротуар.

Он откинул фартук коляски и неожиданно для себя грубо сказал:

— Садись!

Она, кажется, не удивилась, да и Игорь был сейчас не в том состоянии, чтобы удивляться даже собственной грубости. Он открыл багажник и, достав еще один шлем, протянул девушке. Она безропотно, поправив прическу, надела шлем и села в коляску. Игорь тронул мотоцикл…

11

Автомобильная инспекция в тот предпоследний августовский день вполне показала свою неукомплектованность и неосведомленность: ни капитан Нуждин, ни лейтенант Румянцев, ни инспектор дорнадзора сержант Лысцов, ни спецдружина ГАИ не только не задержали в тот день опасного нарушителя Правил дорожного движения, но даже и не получили о нем никакой информации.

Впрочем, водитель трансгазовского «Икаруса» Александр Иванов, будучи нештатным автоинспектором, хотел позвонить в дежурную часть РОВД, но, замотавшись, вскоре забыл об этом, а когда к вечеру вспомнил, то уже поостыл и решил не подводить мотоциклиста: своеобразно понимаемая водительская взаимовыручка взяла верх. К тому же ничего страшного не произошло: мотоцикл бесшумно вынырнул слева из переулка, проскочил в метре от радиатора «Икаруса» и на высокой скорости прошел поворот; управлял им мастер своего дела, в коляске сидела девушка в белом шлеме, и мало ли почему они спешили. Лицо у мотоциклиста было отчаянное.

Дежурная по переезду, толстая, но довольно расторопная женщина, пропустив портовский автобус, стала закрывать шлагбаум, когда сзади послышалось слабое пофыркивание двигателя. Она оглянулась: к переезду приближался мотоцикл, он был уже метрах в двадцати, но ходу отнюдь не сбавлял, и было ясно, что и не собирается, а со стороны Ангириша шел тяжелый состав с лесом. Теперь, даже начав тормозить, мотоциклист вряд ли сумел бы остановиться до шлагбаума. И дежурная сделала все, что могла: придержала полузакрытый шлагбаум, и ярко-зеленый «Урал», лязгнув амортизаторами, перемахнул полотно.

— Ну, погоди, заяц, — сказала она вслед. — Я-ть тя на обратном пути прихвачу!..

Вернуться в поселок иной дорогой мотоциклист не мог. Дежурная не учла одного: через час она сменялась, а звонить в милицию не пришло ей в голову, да и номерного знака она впопыхах не разглядела. Зато успела рассмотреть миловидное личико сидевшей в коляске девушки в белом шлеме.

«Урал», между тем все набирая скорость, мчался по бетонке, ведшей в аэропорт. Служебный автобус-вездеход он обошел в конце сложного подъема с двумя поворотами и с ограниченной видимостью; обошел впритирку к левому борту, не выезжая на полосу встречного движения, словно бы предчувствовал, что со стороны порта натужно выбирается на взгорок МАЗ-бензовоз.

Заметив неожиданно выскочивший из-за автобуса мотоцикл, водитель бензовоза резко переключился на низшую передачу и поднес огромный кулак к ветровому стеклу.

— Жить надоело! — расценил действия мотоциклиста и водитель автобуса. — Да еще и девчонку посадил… Придется в порту с ним потолковать, — обратился он к сидевшему на переднем сиденье пожилому авиатехнику. — А ты, Николай Егорыч, как законный представитель старшего поколения, уши ему нарви.

Техник кивнул. Он, как и шофер, полагал, что «Урал» идет в порт: за портом лесовозная дорога была перекрыта. Мотоцикл, однако, дойдя до развилки у склада ГСМ, в порт не свернул, а прошел прямо, по направлению к Кунде.

— Ну и дурак! — в сердцах сказал водитель автобуса. — Там же все равно остановят!..

…Игорь и сам понимал, что через Кунду так просто ему не проскочить. И объехать никак нельзя. Оставалось рассчитывать на везение и на то, что сторож окажется знакомым.

У склада авиаГСМ бетонка сворачивала вправо, к порту; прямо же, куда направил машину Игорь, вела хорошо укатанная, расчищенная грейдером грунтовая дорога. С обеих сторон к обочинам подступал неподсоченный лесхозовский сосняк.