Иван Иванович обернулся к Валерию:

— Ставь опалубку. Одна нога здесь, другая — на участке. Бери ребят. Теперь ты главная скрипка, Валерка. Чтобы к обеду блок был готов.

— Ясно. На одной ноге зайца обгоним, скажу ребятам…

— Во-во!..

Шустров тут же куда-то пропал, уехал и Фомичев. Валерий зашел в насосную. Парни сидели вокруг «козла». Сушили валенки, Валерий тоже подставил к малиновой спирали руки.

Заглянул Семка.

— Э-э, тебя мне и надо. Иди сюда, — зазвал бульдозериста Валерий.

— Где Иван Иванович? Не видали? — шмыгнул носом Семка. — Щиты приволок, арматуру. Куда ее? Обратно, что ли? Кто будет разгружать?

— Как кто? Кто привез. Обратно только покойников носят. Пошли, парни, — подал команду Валерий. — А ты, Сема, отцепляй-ка сани и гони за другими. Волоки калориферы, трансформаторы, — греть бетон. Давай-ка кто-нибудь, — поискал глазами Валерий. — Ну вот ты, Петро, в помощь Семке. Поедешь один, будешь старшим…

— Кого учишь, — заулыбался Петро Брагин. — Сема, в ружье!..

Петро с Семеном уехали на тракторе за калориферами, Валерий занялся арматурой. Разложили на лед стальной прут-периодичку и только взялись за держатели — варить, прибежал Иван Иванович и сразу налетел на Валерия.

— Где тебя учили варить на льду? Поведет твою сетку, гармошка получится, — Иван Иванович дергал стальные прутья.

— Чего переть буром, хотели ведь как быстрее…

— Вот чертеж. — Иван Иванович пытался развернуть кальку, но ветер рвал ее из рук.

— Какая гармошка, — заспорил было Валерий. — Есть когда с кондуктором возиться. Лед тот же уровень. Петр Первый на льду собирал свои фрегаты.

— На заливном, — подскочил петушком к Валерию Иван Иванович, — а тут река, опорный бык — гидротехническое сооружение. Извольте, молодой человек, по науке кондуктор изготовить, халтуру не потерплю. У Петра твоего сварки не было…

— Но завелся, — набычился Валерий. — Пошли, парни, швеллер принесем.

Швеллер лежал на бровке котлована, там же предусмотрительный Иван Иванович приготовил чурбаки из бруса, куски досок. Приволокли швеллер, выложили его на брус, чтобы не ползать на карачках при сварке сеток, скрепили швеллер арматурой, приварили уголки, выдерживая размеры. Вот и кондуктор. Сам Иван Иванович помогал размечать. Теперь только закладывай арматуру и вари. Сварили первую сетку, и Валерий оставил Георгия варить дальше сетки, а сам занялся блоком. Установил арматуру, поставил опалубку, блок получился вроде колодца с довольно широким основанием. Иван Иванович привел бригаду бетонщиков с вибраторами, лопатами. С собой они привезли и бадью-«северянку», стропы.

В котловане стало тесно.

Подошел кран, на его тросе волоклись списанные автопокрышки. Бетонщики сложили их в стопку калачами, подожгли. Сразу из котлована, как из трубы, повалил черный жирный дым. На горячий баллон положили греть бадью, чтобы не прилипал и не намерзал бетон: готовились к бетонированию.

Валерий только-только успел «разварить» последний щит, как подрулил, развернулся и подал кузов задним ходом самосвал с бетоном.

— Берегись! — крикнул в блок Иван Иванович, и тут же хлюпнула лепеха, полетели лепешки, брызги, и только самосвал опустил кузов, лихо развернулся второй и тоже — хлоп!..

— Что они, озверели, на голову льют?! — Из блока выглянул весь заляпанный Валерий, глянул: берег шевелился от машин. Вот это Фомичев!

— Давай наверх! — крикнул парням в блок Валерий.

А бетон все плюхал и плюхал, и конус поплыл, пошел валом по блоку, оттесняя воду. Фомичев подтянулся, словно принимал не бетон, а парад солдат в серых шинелях. Строй серой волной накатывался, отвоевывая котлован, занимая каждый сантиметр основания — подошву блока. В такие минуты Фомичев даже не слышал гула, криков, шума падающего бетона. Он весь был поглощен одной мыслью: одолеет ли бетонный вал, не расслоится, сомкнет ли бетон опалубку, «задавит» ли фильтрацию? Он не чувствовал ни жгучего ветра, ни леденящего мороза, и руки по стойке «смирно» без рукавиц не ощущали холода. Наконец бетонный вал оттеснил воду и сомкнулся с опалубкой по всему периметру блока.

— А я что говорил? — хлопнул в ладони, по-детски радуясь, Иван Иванович и с неуклюжей ласковостью пожилого человека заглянул в глаза Фомичеву: — А, Владимир Николаевич?..

— Твоя берет, — сдался Фомичев.

И был сейчас Иван Иванович красив. Вот что делает с человеком настроение, вернее, что делает с человеком счастье. Куда только делась его коротконогая фигура, это не то что в кабинете первого секретаря обкома, где в своих растоптанных унтах и с петушиной задиристостью он казался смешным и нелепым. Здесь Иван Иванович был на своем месте. Он служил любимому делу, и даже маленькая удача была для него праздником.

— Таким бы тебя на ковер к секретарю, — любуясь Ивановой озаренностью, не выдержал Фомичев.

— Что ты, Владимир Николаевич, — понял с полуслова Шустров, — там я осоловел, сробел, что ли.

В это время на блоке появился Егор Жильцов. И прямо к Валерию.

— Ну, хватит, Валерий, хреновиной заниматься, — выкорил бригадир. — Пристроился тут, как на пляже. Неделю загораешь.

— Слушай, — вмешался Иван Иванович. — Что взъелся, оставь парнишку. Вон я тебе дам двух монтажников — хорошие ребята, или трех, если надо, бери…

— Не надо мне твоих. Валерий, отужел на ухо, что ли?..

— Да иду, Егор Акимович, что разошелся? Пошли, ребята.

Парни поднялись, соскребли со штанов бетон, сбегали в насосную, прихватили кошелки с обедом — и догонять своего звеньевого.

— Ну, дак что за спешка такая? — спросил Валерий Егора, когда поднялись на берег.

— Рассказывать долго. Если в двух словах, то высоковольтная линия срочно понадобилась. Яшкин давит. С начальством спорить — что против ветра… все брызги на тебя…

Егор шел, сутулясь, размахивая кувалдами-кулаками.

— Техническая революция, лопату выбросили за борт, а лопата, может, никогда от человека не отойдет. Теперь мечемся, ищем лопату и, где один человек справится с лопатой, ставим бульдозер.

— А кто спорит, что-то я тебя, Егор Акимыч, не пойму, кому доказываешь?

— Никому, — махнул рукой Жильцов. — Кому что докажешь. Лопат на стройке не стало, ни одной не нашел, — опять свое долдонит Егор. — Говорю Яшкину: без лопаты нечего на ЛЭП делать. Озверел. Кричит: «Работать не хочешь…»

Егор Акимович говорил тихо, но в голосе звучала горечь. Валерий не мог понять, что случилось, но слушал Жильцова с искренним сочувствием, уже заранее разделяя его боль, его обиду. Знал Котов своего бригадира: понапрасну и на комара не наговорит. Что же такое сделал Яшкин?

— Да ты толком все расскажи, Егор Акимович, а то начал с середины, а я ведь не Цезарь, чтобы все на лету охватывать.

— Прости, Валера, что-то спустил тормоза. Так слушай, с чего все началось. Понимаешь, вчера подрулила машина, мы только что опору связали. Остановились. Яшкин высунулся из-за дверцы. «Почему не работаете. Жильцов?» — «Работаем, — говорю. — На себе изоляторы таскаем, неподатливо получается», — «Саботажем легким занимаетесь. Жильцов». Хлопнул дверцей и укатил. А я места себе не мог найти…

«Яшкин наряд»

К вечеру Валерка добрался на ЛЭП, Егор показал вагончик.

— Располагайся тут своим звеном, места хватит.

— Хватит. Всем хватит. А красотища, Егор, какая, а! Настоящий курорт. Олимпийская деревня.

В морозной синей дымке под самым небом-маячили, отсвечивая, гольцы. Вагончики казались крохотными, жались в пазухе сопки. И облака, снежные и причудливые, лежали ниже сопок. Они окутывали вагончики, легко стелились на склонам. И в этой белой нетронутости, в морозной звонкости, в картинности черных стволов лиственниц, в хрупкой ажурности их ветвей было столько величавого спокойствия и вечности, что даже человек, глухой к красоте, словно немел от восторга и не пытался выразить свое ощущение словами. Слова были вялы и бессильны, только глаза ненасытно впитывали окружающее да сердце начинало колотиться в горле. Человек в этой громаде, как песчинка…