— А было и так, — вдохновился Серега-керамзитчик, — запил Костя Сеченов. Собралась бригада, пригласили Шаврова, обсудили. Послали дядю Колю сопровождать Костю на материк. Дядя Коля взял за свой счет отпуск, вернулись через две недели. Работает Сеченов. Шавров его опекает. Кого только цыган не опекает… Человек Шавров мягкий. Иногда кажется, что даже пользуются его уступчивостью. Но это только с налету так кажется, а поживешь, поработаешь — поймешь.

Зима переломилась и пошла на убыль. Красный столбик термометра полез вниз и доставал днем отметку тридцать. Сухая, как толченый мел, шуршала по дорогам поземка. И только ночью еще трещали стены барака. Напористее выл ветер. Но уже оживала под толщей льда речка, надаивала из вечной мерзлоты столько воды, что ее хватало всем, подходи, бери в любой «колонке». Пей, сколько душа примет.

За завтраком Женя вдруг сказала:

— Собери, Михаил, белье, я сегодня стиркой займусь.

И не втихую сказала, а громко.

Логинову показалось, что все на него оглянулись. Никто не отреагировал на ее слова. Только Колька Пензев завел:

— А мне-е рубашку?

— Давно я тебе стирала? Два дня прошло…

— Да с этим Дошлым разве походишь человеком? — скис Пензев.

За столом засмеялись.

— Ох ты, Никола, Никола, — заулыбалась и Женя. — Прокопию-то твои рубахи до пят.

Ушаков сидел рядом с Пензевым и выглядел совсем подростком. Его давно не стриженная голова едва доставала Пензеву до плеча.

Пронька ни слова, Пензев сделал удивленные глаза.

— Видите, какая у человека в глазах тоска, — подвигая чашку с сахаром Дошлому, сказал Колька Пензев. — Мамку ему надо…

Вошел Первухин и, поймав последние слова Пензева, врезался в разговор:

— Найдем и мамку, и папку… Ты, Прокопий, жуй, да беги, придержи ночных бригадиров, звеньевых. Шавров собрать велел…

Первухин сел за стол.

— Женя, мне в кашу клади тушенку, туда и сгущенку, — набивая на ходу рот хлебом, попросил Первухин.

Женя подала бригадиру с верхом наполненную зеленую миску каши, и он основательно уселся за столом.

Глава шестая

На монтажную площадку Первухин приехал на Дашке, поозирался, не видит ли цыган — Шавров не позволял ездить на лошади, — и тогда пустил Дашку к сену, а сам вошел в прорабскую.

— Ничего вас тут понабилось! А надымили-то!

— Да мы, бугор, не взатяжку. Сами не знаем, за что нас сюда…

— Вот, товарищи, чертежи, — расстилая их, как скатерть на столе, говорил Шавров. — Надо сделать тепловую машину, отогревать суглинок для стройки: лета тут, считай, нет. Вот начальник строительства и поручает нам это дело. Все. — Шавров не любил длинных совещаний, не видел в них смысла. И так всем ясно, что от них хочет старший прораб. — Кто возьмется?

Монтажники только переглядывались. Машина? Другое дело монтировать цех, завод — пожалуйста, ни у кого не возникло бы недоумения.

— А кто изобрел эту машину? — поинтересовался Дошлый.

— Дуров, — с небольшим замешательством ответил Шавров, — Александр Александрович.

Монтажники запереглядывались, что-то не слыхали такую фамилию…

— Значит, дурмашина, — определил Дошлый. — По машинам у нас есть тут один человек. Микрометр имеет…

— Верно! — хлопнул себя по коленке Первухин. — Совсем из головы выпало. Логинов, Михаил, ты чего прячешься?

— А что мне прятаться?

— Ну, продвигайся тогда к столу. Пропустите, ребята. — Первухин отстранил Ушакова.

— Что ты скажешь? — подвинув «заглавный» лист, спросил Шавров.

Михаил пожал плечами, потом уткнулся в чертеж, вернее, даже не в чертеж, а в наскоро «сшитые» эскизы. Монтажники ждали, что скажет слесарь, поймет или нет, что это за штука.

— Что-то не разберу. Машина. Реактивный двигатель, трансмиссии нет, крыльев нет, похоже, обогреватель, а вот что греть — не знаю, — наконец сказал Логинов.

— Ясно, будете делать, — подытожил Шавров.

— Я?..

— Первухин, забирай чертежи, приступайте. Если что неясно, я тут, — поставил точку Шавров.

Вышли на улицу.

— Ну, вот и дошла очередь до желтенького футлярчика, будем запускать в действие твой микрометр, — по дороге к обогревалке завел разговор Первухин. — Всей бригаде толкаться вокруг дурмашины не стоит, а вот твое звено… еще подберем человека два-три. Кого бы ты хотел?

— Я? — переспросил Логинов.

— А кто? Пушкин? Ты, Михаил. Назначаю тебя главным конструктором. Ты же звеньевой.

С этого дня он целиком был занят «дурмашиной». Бакенщиков неотступно следил за ходом монтажа. Иногда он приезжал после работы и принимался за оборудование сам; реактивный двигатель стоял под навесом, и Бакенщиков шел туда, списывал характеристики моторов, сверял со своим блокнотом. Прислонившись к косяку, Шавров наблюдал за начальником стройки.

— Как ты думаешь, Григорий, потянет этот двигатель, будем ставить?

Шавров промолчал, он не знал, потянет или не потянет. Его дело приготовить раму, на которую станет двигатель.

Бакенщиков не удивился молчанию Григория. Он знал: Шавров зря не скажет.

— А когда у тебя этот Логинов спит? Как ни приду, он все около машины… Да и сам ты, Григорий, почернел, недосыпаешь тоже!..

— Выспимся на том свете.

Логинов собрал раму под «дурмашину», установили топливный бак. Подошел Бакенщиков, на этот раз в телогрейке.

— Здорово, Михаил, — протянул Логинову руку. Обошел агрегат. — Что-то ты тут нахимичил, не по эскизу?

— Этот Самодуров хоть, видать, изобретатель и с мозгой, — ответил Логинов, — но многое не учитывает, «лепит чернуху».

Михаил было направился прочь.

— Как «чернуху»? Откуда ты взял, что изобретатель Самодуров? — остановил его Бакенщиков.

— Ни откуда не взял, сам нарек. Вот смотрите, — поднырнул Михаил под ведущую ось. — Есть у человека мозг? Угол разворота такой? Ведь как-никак, реактивный двигатель, перевернет он на развороте под углом машину. Вот я и поставил разлет колес пошире, — Михаил вынырнул из-под балки, достал тетрадку. — Вот расчеты.

Бакенщиков проверил — правильно.

— Ну, а еще что этот Самодуров наколбасил? — поинтересовался Бакенщиков.

— Да много кое-чего, — хотел отделаться Логинов общими словами.

— Михаил! — окликнул в это время Дошлый, не обращая внимания на Бакенщикова. — Погляди, поддон-то как тут крепится, посбивал бы руки изобретателю…

— Сейчас, — отозвался Логинов, — погоди, не крепи.

— Так что же изобретатель еще наколбасил?

— Неужели вы, Евгений Иванович, сами не видите, куда он задрал топливный бак?

— Не вижу.

— И не увидите. Мы его разместили под основанием. А где он его наметил?

— Верно, — сдался Бакенщиков. — Бак он нарисовал, но высоко на раме. — Тут только он понял свою оплошность: ведь когда заполнят бак горючим, такая «болтанка» начнется — от бака и неустойчивость машины…

— Как это я не увидел, Михаил? А еще…

— При чем вы здесь?

Бакенщиков придержал его за рукав.

— Это я выдумал этот агрегат, — сказал начальник стройки, — и я рисовал… Ты пойми. Логинов, позарез нужен суглинок — живой, талый, а где его взять? Здесь десять месяцев зима, остальное — лето. Не от хорошей жизни все эти недоработки…

— Понимаю, — сказал Михаил. — Машина-то сама по себе должна быть умной, но поглядим в деле, тогда видно будет, — уже на ходу сказал Михаил.

Бакенщиков пошел за ним. Вместе подошли к Ушакову. Тот возился с поддоном для резервного масла.

— Видел, что нахимичил, — взялся Ушаков костерить конструктора.

— Погоди, не пыли, — оборвал Дошлого Логинов. — Давай ближе к делу.

— Ну вот: гайки отвернуть? Ведь не достать будет, когда мы закроем бортовые. И потом, чтобы сменить масло, придется разбрасывать полмашины.

Бакенщиков молча досадует на себя, на спешку.

«Интересно, как Логинов выйдет из положения, а впрочем, это меня не касается», — ловит себя на мысли Бакенщиков.

Логинов не торопится, ключи перебрал и вроде забыл совсем про поддон.