— Ой, не могу!.. Вы подумали… Ой, держите меня, а то упаду! — он чуть не рыдал от хохота. — Так вы подумали, что это я про людей?!

До Клавдии начало доходить.

— Да это же я про собак! Мой приятель кобеля повязать хочет, алиментного щенка получить, вот и советовался, с какой сукой лучше. А вы подумали…

— Ой, простите, ради Бога, какая же я дура! — Клавдия хлопнула себя по лбу. Она бы и сама сейчас с удовольствием рассмеялась, если бы не было так стыдно. — Я просто забыла… Родила, и сразу всех продали… Согласитесь, странно звучит…

Черепец еще долго не мог успокоиться, все хихикал и прыскал.

— Ой, простите, вы ведь, наверно, по делу?

— По делу, — строго кивнула Клавдия.

— Ну по делу так по делу. Я вас внимательно слушаю.

Но слушал он невнимательно. Улыбка то и дело выползала на его лицо.

— И вам не стыдно? — спросила вдруг Клавдия, зло поджав губы.

— Простите, — постарался унять улыбку Черепец. — Но это действительно…

— А я не про это, — перебила его Клавдия.

Она полезла в сумку и достала фотоснимок. Но не отдала его Черепцу, а положила на стол, лицом вниз.

Муха затихла, собираясь с силами.

— Вот, например, почему следователю прокуратуры поручают поиск беспородной собаки? И не кто-нибудь, а сам горпрокурор. Вот еще — зачем кому-то понадобилось похищать у вас этого беспородного пса? Разве тут, в доме, нет более дорогих вещей?

— Подождите, я вам сразу хочу…

— Нет, это вы подождите, — жестко сказала Клавдия. — Разве я похожа на Иванушку-дурачка, которому приказывают пойти туда, не знаю куда, найти то, не знаю что…

— Я вас не совсем понимаю… — Черепец покраснел.

— Слушайте, вы все еще в игры играете, Алексей Георгиевич? Вы не забылись часом? Так кончились игры, дорогой! Уже трупы начались. Жизни человеческие, понимаете? Не собачьи даже!

Черепец побледнел. Только улыбка, забытая и ненужная, жалко искривила лицо.

Клавдия взяла со стола фотографию и протянула ее Алексею Георгиевичу.

— Вы знаете эту женщину?

Он взял снимок, долго смотрел на него, потом со злостью швырнул на стол.

— Сука… — Губы у него задрожали. — Дрянь паршивая… Знаю, конечно, знаю. Это Ирина Журавлева, моя… знакомая.

— Которой все-таки вы продали машину, да?

— Не продал… Подарил. — Черепец отвернулся, чтобы Клавдия не увидела его лица.

Она взяла фотографию и спрятала обратно в сумку.

— Подождите, вы сказали — трупы? Ее что, убили? — испугался хозяин.

— Вполне возможно, — кивнула Клавдия. — Скажите, а вам ничего не говорит имя Денис Харитонов?

Мужчина задумался.

— Нет, — сказал наконец. — Ничего. По крайней мере, не припоминаю. Может, кто-нибудь из собачников?

— Ну хорошо. — Клавдия вздохнула. — А теперь говорите правду.

— В смысле? — не понял Черепец.

— В смысле — не ложь. Не полуправду, а всю правду, — язвительно пояснила Клавдия.

— Но вы сами знаете больше меня… У меня пропала собака…

— Пропала собака! — восторженно подхватила Клавдия. — Просто пропала собака! Милый друг Фома! Услада сердца! И вдруг начинаются какие-то странные дела! Отравили породистого далматина, разбили подаренную вами машину и пытались спрятать на свалке — в этой машине, кстати, вашего Фому перевозили. А потом сожгли в квартире двух человек. И из-за чего? Из-за дворняги?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — глухо пробормотал Черепец.

— Значит, вам все-таки не стыдно, — резюмировала Клавдия. — Ну, тогда всего хорошего. А по поводу пропажи вашей собаки повесьте объявление. Прокуратура такими делами не занимается. — Клавдия встала и медленно пошла к двери.

— Но постойте! — жалобно закричал ей в спину Алексей Георгиевич. — Вам же Самохин приказал!

— Что за солдафонский подход к делу, Алексей Георгиевич? Я же не в армии. У нас приказы обсуждаются. И со всякими оргвыводами, заметьте. Демократия… Так что — всего хорошего.

Что там за внутренняя борьба происходила в Черепце, Клавдия могла только догадываться. В ней самой такое творилось! Но Черепец наконец вскочил, догнал Клавдию и схватил ее за руку.

— Ладно, я вам все расскажу, — сказал он почти с угрозой.

— Вот так-то лучше. — Клавдия вернулась на прежнее место. — А то прямо какие-то жмурки получаются.

— Да уж, глупо, согласен. Но я дал подписку, вы понимаете?

— Пока не совсем.

— Ну хорошо. — Он набрал побольше воздуху, собираясь с духом. — Дело в том, что Фома — необычный пес. Он обучен распознавать наркотики.

Муха забилась в окно с новой силой.

— Та-ак, — протянула Клавдия после паузы. — Хорошенькое дельце. Наркотики…

— Наркотики, — кивнул Черепец плешивой своей головой.

Ах, с каким наслаждением Клавдия шарахнула бы сейчас по этой голове чем-нибудь увесистым.

— Я не понимаю, — сказала она. — Таких собак, насколько я знаю, — много. Их что, всех украли?

— Фома очень редкий. В смысле — обучен специально. Мы с ним два года в Америке были.

— В Америке?

— Да. Он выдрессирован на редкие наркотики. Он в России, пожалуй, один такой. Сто двадцать девять типов редких наркотиков.

— Сто двадцать девять?

— Ну да. Хотели, чтобы никто об этом не знал. Поэтому и не взяли собаку из питомника, а решили держать на стороне. У нас ведь, сами знаете… Если захотеть, чтобы такая собака вышла из строя, ничего нет проще. Подсыпали в пищу какой-нибудь дряни, и животное нюх потеряло. Даже травить не нужно.

Клава задумалась.

— Ну хорошо, а почему тогда не обучили несколько собак? Десять, двадцать? Всех ведь не перетравишь.

— Ну конечно! — Он рассмеялся. — А вы знаете, сколько это денег будет стоить? За дрессировку одного животного сорок тысяч долларов. Да мы и на одну-то еле наскребли, а вы говорите — двадцать.

— Но ведь и вашего Фому можно было точно так же испортить. Даже легче, — возразила Клава. — В питомнике охрана, ветеринары, служащие. А к вам в гости пришли, дали косточку, и все.

— Не скажите. — Черепец улыбнулся. — Во-первых, он из чужих рук ничего не берет без моего разрешения, и еду я ему сам готовлю, а во-вторых, никто же не знает, что собака рабочая.

— Выходит, узнали. — Клавдия развела руками.

— Вот именно! — воскликнул Черепец. — Понимаете, где-то в близких службах случилась утечка. Потому и передали вам. Интересно, от кого Ирина узнала?

— Это мы у нее должны спросить. — Клавдия Васильевна улыбнулась. — Меня больше другой вопрос волнует. Почему они просто не отравили Фому, если он им так поперек горла был. Зачем понадобилось его похищать? Они что, сами потеряли свои наркотики и хотят, чтоб он их нашел?

— Это вряд ли, — самодовольно улыбнулся Черепец. — Он же специальный знак подает, который только я знаю. Другим он просто незаметен.

— А зачем это?

— Очень просто — чтобы преступник со злости в собаку не пальнул, скажем. У них там, в Штатах, вообще целая система разработана. Даже не полицейский идет с собакой, а, допустим, слепой или ребенок. Преступник и не заподозрит ничего.

— Ну хорошо, а зачем тогда кому-то понадобилось собаку воровать?

— Не знаю. — Черепец пожал плечами. — Может, они хотели ему насильно что-то скормить, а потом быстро подкинуть назад, пока я не вернулся?

— Но для этого не обязательно было его увозить. Они могли это сделать прямо в доме. Ведь так?

Черепец задумался. От этого процесса у него некрасиво собирались морщины на лысине.

— Тогда я вообще ничего не понимаю.

— Я тоже. — Клавдия улыбнулась. — А теперь вот какой вопрос. Вы ведь, насколько понимаю, с Журавлевой знакомы месяцев…

— Три, — подсказал Черепец.

— Вот. А собаку она украла только сейчас. Почему.

— Не знаю… — опустил голову Черепец.

— Так у нас ничего не получится, — снова жестко сказала Клавдия. — Мы же договаривались — всю правду.

— Это уже получается служебная тайна.

— А у меня есть допуск, — успокоила Клавдия.

— Покажите, — потребовал Черепец.