У меня нет ничего, чтобы она не смогла бы получить без меня. Только я сам. Бесы, она полюбила меня такого, каким я стал после психбольницы. К кому я ее ревновал? Передергивает от воспоминаний об отвращении, которое я к ней испытывал, когда ночами она прижималась к моей спине и робко целовала между лопаток. Кретин. Как и всегда, я думал только о себе. Алина говорила, что единственная любовь в моей жизни - это я сам. Перед аварией мы часто ругались, ей казалось, что я пренебрегал ею. Впрочем, так и было.

   Сейчас я понимаю, что Алина была права, утверждая, что я не находил среди окружающих равного и презирал людей. «Законченный эгоист» - говорила она мне, когда я в очередной раз игнорировал ее просьбы завести ребенка. А когда я, наконец, признался, что вообще не хочу детей, что воспитание отнимает слишком много сил и времени, которое мне и без того есть на что потратить, она рявкнула, что «я сдохну в одиночестве, обнимая свой диплом». Вероятно, так и будет, не считая диплома, разумеется.

   В коридоре появляется отец, но в этот раз я не делаю и шага навстречу ему. Сердце колотится, как обезумевшее, хочется убежать, чтобы продлить агонию под названием надежда. Я действительно делаю пару шагов назад, но отец окликает.

   - Олег, - он подходит совсем близко. Серьезное лицо не выражает ничего, что могло бы прояснить результат осмотра. Я обращаюсь в слух. - У нас есть хорошие шансы. Намного больше, чем в случае Алины. Тридцать процентов, что Аля сможет ходить. Не просто ходить, а бегать.

   - Тридцать? - переспрашиваю я.

   - Я проведу операцию послезавтра, уже обо всем договорился. Обещаю, что сделаю все, что в моих силах. И даже больше. Мы вытащим ее, - задумывается и добавляет, положив ладонь на мое плечо: - и тебя вытащим.

   Отец увозит меня домой, потому что вот-вот должна приехать Алина мать, которая, по его словам, не в себе. Родители посчитали, что мне не стоит пока с ней видеться. Всю дорогу он рассказывает о более сложных операциях, чем та, что предстоит моей Але. Говорит, что на его памяти случалось всякое, но в данной ситуации для паники нет повода, по крайней мере, пока. Хочется в это верить.

Отрывок 25. Балансирующая на грани

   Сон тяжелый, бесцветный и пустой, не желающий выпускать из своих пут. В голову словно накачали жидкого свинца, превратив в неподъемную гирю, провалившуюся в подушку. Мне требуется насколько минут, чтобы понять, что происходит, вспомнить обстоятельства, которые привели к этому. Одно большое обстоятельство, названное тридцать лет назад Олегом. Мысли путаются, обгоняют друг друга и обрываются, заставляя испытывать досаду. Чтобы хоть как-то упорядочить их, я решаю проанализировать, что произошло со мной за последние десять лет, и как на случившееся повлиял Олег.

   До встречи с ним я сбилась с ног, стараясь произвести впечатление идеальной девушки, гробилась на учебе, затем на работе, добиваясь уважения. Спала с мужчинами, фамилии и должность которых моя мама могла бы с гордостью назвать, разговаривая по телефону с подругами. Успевала везде и всюду по чуть-чуть, в результате имея лишь видимость успеха и внутреннее убеждение, что поступаю правильно.

   Олег же с самой нашей первой встречи принялся собирать из разрозненных частей моей жизни нечто, напоминающее счастье. Каждый человек уникален, и я уникальна по-своему. Когда я сошлась с Олегом, никто из моих подруг и родственников не поддержал нас. В то время я обижалась. А сейчас могу сказать, что тоже не понимаю Катю, муж которой ежегодно крупно гуляет налево, периодически притаскивая в дом позорную болячку. Не понимаю Машу, которая, подобно сороке, падка на блестящие вещицы, позволяя дарителю делать с собой все, что ему заблагорассудится. Чуждо поведение Нины, много лет не подпускающей к себе никого из-за боязни вновь разочароваться.

   С каждым новым вздохом думать получается лучше.

   Все мы разные, всем нам нужен свой уникальный мужчина. Моим оказался чокнутый, который научил жить так, чтобы улыбаться, радуясь каждому дню. Таять в его руках. Никогда меня не пугала его болезнь, никогда я не считала, что мы не справимся с его демонами, хоть и знала, что окажись на моем месте Нина или Маша - все пошло бы прахом.

   Стоило выслушать Олега, позволить ему объясниться. Своим признанием он пошатнул устои нашей необычной на первый взгляд семьи. Он сказал, что освободил Алину. Что она сама хотела этого. В данный момент я чувствую то же самое.

   Для того чтобы понять, что мы с Олегом созданы друг для друга, мне пришлось оказаться в шкуре его бывшей жены. Сейчас мое положение кошмарно, но... откуда-то я определенно точно знаю, что без него все сложилось бы намного, намного хуже. Да, последние месяца выдались нелегкими, но все остальное время... Я ведь была с ним по-настоящему счастлива, любила и чувствовала себя горячо любимой, мечтала и просто наслаждалась каждым днем, каждой ночью. Олег подарил мне шанс стать самой собой, и, Господи, пожалуйста, дай мне возможность им воспользоваться!

   Наверное, именно сейчас я умираю. Слышала, что в последние минуты жизни даже у тяжело больных людей, много недель находящихся в бреду, прояснялся рассудок. Чтобы они могли попрощаться. Иначе как объяснить поразительную ясность ума и четкость мысли, которой у меня никогда не было в лучшем моем состоянии?

   - Олег, - зову я одними губами, не надеясь, что он ответит. – Помоги мне.

Отрывок 26. Балансирующий на грани

   Не верю своим глазам. Как только я приблизился к ее постели, она позвала меня. Отец посоветовал не видеться с Алей до операции, и я с ним согласился. Ведь она не хотела, чтобы я приближался к ней. Поэтому и попала под машину. Убегала от психа, то есть от меня.

   Но я все равно приехал, просто чтобы посмотреть на ее бледное, но вместе с тем красивое лицо, убедиться, что она дышит. Потому что не смог поверить врачам и родителям. Я боялся, что они, сговорившись, будут мне лгать, опасаясь ухудшений. Вижу, что напрасно сомневался. Аля дышит, моргает, даже пыталась что-то сказать. Я наклоняюсь, приблизив свое лицо к ее виску, и осторожно целую, шепча:

   - Это я, моя маленькая. Все будет хорошо. Прости меня.

- Помоги мне, - повторяет она беззвучно, а потом засыпает.

А я с ужасом мысленно повторяю ее слова и покидаю палату. Сердце болит, оно как будто превратилось в каменную глыбу, тянет, ноет, тяжело его носить, и не вырвать из груди. Утыкаюсь лбом в прохладную стену. Страшно. Держись, шизофреник, тебе надо пережить это время, дождаться завтрашнего дня. Хватаюсь за голову, отказывающуюся соображать. Мозг закипает, проводя сотни аналогий. Ситуация до тошноты знакома, до боли известна, словно я вновь прохожу через случившуюся много лет назад катастрофу. Будто наступаю на собственные следы, не имея возможности или сил сделать шаг в сторону. Выбрать другую дорогу.

   - Это ты виноват в том, что случилось с моей дочерью! – за спиной раздается голос Алиной мамы. Этого еще не хватало.

   - Чертов ублюдок, убирайся отсюда немедленно, пока я не вызвала полицию! - в заплаканных глазах Светланы Афанасьевны горит несвойственная ей решимость. - Мало того, что поломал жизнь моей дочери, так вздумал окончательно прикончить ее, как и предыдущую свою жену, толкнув под машину? - шипит.

   - Мне и без вас тошно, поверьте.

   - Замолкни! Не желаю тебя слышать! Клянусь своим здоровьем, я засажу тебя за решетку, докажу, что именно ты спровоцировал аварию. Имей в виду, ее состояние на твоей совести! Если Аля... – всхлипывает. - Ты один будешь виноват в ее смерти!

   «Ты один виноват в ее смерти». Брошенные с ненавистью и отчаянием слова действуют как катализатор, последний кусочек головоломки встает на место. Круг замкнулся, крыша съехала. Вот оно. Светлана Афанасьевна рыдает, обвиняя меня потому что... Потому что Али больше нет.