— Мда… — с несвойственным для себя волнением начал было Антонио, но тут же, взяв себя в руки, надменно продолжил: — Видите ли, я решил полностью поменять направление своего бизнеса. Мне больше не интересны всякого рода… — здесь он театрально замялся, будто подбирая нужное слово, и выплюнул: — аферы.

На последней фразе Фридман буквально переменился в лице. Его по-американски улыбчивая физиономия больше напоминала сейчас искривленную злобой и ненавистью застывшую маску.

— Что ж, уважаемые гости, похоже, синьор Гарсиа считает, что мы с вами просто кучка мелких аферистов и самозванцев, и совершенно не достойны внимания такого крупного латиноамериканского дельца, — парировал Джон.

— Хотелось бы подчеркнуть, — раздался неприятно сиплый голос одного из гостей, — латиноамериканского.

Комнату тут же наполнил противный смех и позвякивание бокалов. От злобы у Антонио все словно закипело внутри. Было такое ощущение, что если не открыть клапан и не выпустить часть пара, то его разорвет от распирающего изнутри давления.

— Хотя… я вот сейчас вспоминаю Мексику, — задумчиво произнес Фридман. — Мне приходилось бывать там на некоторых приемах. Должен заметить, что девки у них отменные. Не так ли, синьор Гарсиа? — смеялся Джон.

В груди, в самом центре солнечного сплетения, неприятно заныло. Мануэла… Фридман не посмеет тронуть ЕЕ, потому что тогда его уже ничто не спасет.

— И у этих, как вы выразились, «девок», очень опасные мужчины, — хищно оскалился Антонио.

— Уж не знаю, можем ли мы назвать их мужчинами, — пожал плечами Фридман и закатился громким хохотом.

— На вашем месте я бы поостерегся, — с вызовом прошипел Антонио, глядя сопернику прямо в глаза.

Джон рассмеялся так, словно Антонио отмочил какую-то ужасно смешную шутку. Гости одобрительно загудели. Если бы не все присутствующие и не куча условностей окружающие их, он бы вцепился негодяю в глотку и не выпустил бы до тех пор, пока тот не издал последних выдох.

— Ну, будет вам право, — фальшиво протянул Фридман. — Давайте лучше выпьем виски. Один из лучших в моей коллекции, заметьте!

Хозяин церемонии подал какой-то знак слугам, и те тут же принялись разносить бокалы с искрящимся напитком.

Антонио было не по себе. Угроза раскаляла воздух, мешая ему дышать. Он чувствует ее кончиками пальцев. Самое время убираться отсюда. И надо

позвонить Мануэле. Ей тоже пора убираться из Мексики. Антонио залпом осушил поднесенный бокал. В горле пересохло, и он почувствовал внезапный приступ тошноты. Чертов желудок имел свойство давать о себе знать в самый неподходящий момент.

— Воды, будьте добры, — обратился он к проходящему мимо лакею.

Тот кивнул, бросив беглый взгляд на хозяина. Нет, пожалуй, он обойдется сегодня без воды. Пора сваливать. Антонио церемониально промокнул рот белоснежной батистовой салфеткой.

— Прошу прощения, господа, — как можно беззаботней заулыбался он, чувствуя, как лоб вдруг покрылся испариной. — Благодарю за чудесный ужин, вынужден вас покинуть… — Он попытался встать, но перед глазами все начало стремительно расплываться. Ноги прогнулись, словно внезапно стали поролоновыми. Рука рефлекторно схватилась за холодный метал, но пальцы ослабели настолько, что не смогли удержать рукоятку, и оружие с грохотом упало на лакированный паркет. Перед глазами мелькнула хрустальная люстра, неприятно яркая и отвратительно радостная. Откуда-то издалека он почувствовал тупую боль в затылке. И в голове очень четко вспыхнула красным картинка восьмилетней давности — вот он в аэропорту и уже прошел регистрацию на рейс, вот оглянулся, чтобы в последний раз улыбнуться Тому, и Том улыбается ему в ответ и его губы шевелятся, словно он тихо что-то ему говорит. Антонио тоже мысленно говорит ему, что очень любит, и смело идет вперед, потому что завтра…

Завтра… — пульсирует в голове. Расплывается… Исчезает… — Отравили. Суки.

23

Первой мыслью, когда он пришел в себя, было возмущенное: «Испачкали МОЙ костюм?!» Она просто прострелила его сознание получше всякого нашатырного спирта — белоснежный кашемировый костюм ручной работы из инициальной ткани, которую специально для него произвели в «Holland & Sherry», был безнадежно вымазан в каком-то дерьме! Антонио так потрясло это открытие, что он даже не сразу понял, где находится и почему руки крепко привязаны к спинке неудобного стула. Его затрясло от гнева. Наверное, если бы сейчас сюда вошел вандал, посмевший осквернить его любимый костюм, он бы убил его взглядом насмерть. Кстати, о помещении... И это была его вторая мысль... Он осмотрелся. Тусклая лампочка под потолком не могла осветить все пространство, поэтому четкого представления о его размерах не давала. Окон тоже не было. Судя по черным плесневелым разводам на видимой стене и спертому воздуху — подвал. Он попытался освободить руки — бесполезно. Ноги тоже привязаны. Антонио глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Главное не паниковать. Не отравили, оставили в живых, значит, зачем-то нужен. Впрочем, зачем — понятно. Антонио попытался вспомнить последние события перед тем, как потерял сознание. Встреча у Фридмана. Отличная подстава от «компаньона». Черт, и зачем он вообще поперся на этот гребаный обед! Антонио ядовито ухмыльнулся: честное слово, Джон допустил серьезнейший промах — лучше бы он его убил там, в столовой. Фридман плохо знает, с кем связывается. Если Гарсиа решил отойти от дел, то это не значит, что он остался без связей. Еще раз попытался высвободить руки или ноги — безрезультатно. Чертовы веревки, ни туда, ни сюда, они так стянуты, что конечности занемели. Антонио осматривал пол, пытаясь придумать, чтобы такое приспособить для освобождения. Но как назло Фридман совершенно случайно ничего ему не оставил — ни стекла, ни ножа, ни еще чего-нибудь режущего и колющего. Антонио грязно выматерился.

За спиной что-то щелкнуло и дверь открылась.

— Синьор Гарсиа, — расплывался в счастливой улыбке Фридман.

Антонио холодно глянул на бывшего компаньона и спокойно сообщил:

— Вы даже не представляете, во что ввязались, Джон.

— Угрожать в вашем положении? — фыркнул тот.

Антонио утомленно закатил глаза и усмехнулся:

— Хотите об этом поговорить?

— Я хочу поговорить о другом, синьор Гарсиа.

— А я хочу курить, — недовольно скривился Антонио и повел плечами, всем своим видом показывая полное пренебрежение к сложившейся ситуации.

— Решили кинуть меня и всех наших компаньонов? Не выйдет, друг мой. По крайней мере, без небольшой компенсации, — слащаво улыбнулся американец.

Антонио лишь вскинул брови и сделал вид, что ему не интересно.

— А если хотите перейти сразу к делу, то я только за. — Он поднес к лицу Антонио какую-то бумагу. — Вам нужно всего лишь чиркнуть вооот тут.

— Вы хотите, чтобы я заверил ваше завещание? — криво усмехнулся Антонио. — Оно вам может понадобиться в ближайшем будущем.

— Не совсем так, синьор Гарсиа… Мне нужны всего лишь навсего ваши активы.

— Фридман, вы утомили меня, — бросил Антонио.

— Так это же отлично! Мне нужны деньги, вам нужна свобода. Давайте быстро решим наши дела и расстанемся друзьями!

— Мне бы не хотелось вас расстраивать, дорогой Джон, но денег уже нет. Буквально на днях я всё перевел в один благотворительный фонд. Вы немного опоздали.

Лицо Фридмана сначала вытянулось, а потом он зашелся в приступе гомерического хохота.

— Шутник, право, — никак не унимался он. — Благотворительный фонд, значит? Всё перевел? Ха-ха-ха, очень смешно!

— Да, не поверите, всю жизнь мечтал заниматься благотворительностью, — с издевкой вздохнул Антонио.

Джон побагровел:

— А мне плевать, кто что куда перевел! Мне нужны мои деньги!

Антонио рассмеялся.

От бессилья Фридман пару раз ударил его по лицу. Антонио зажмурился и тряхнул головой, пытаясь совладать с ноющей болью. Почувствовал привкус крови во рту, по губам и подбородку потекло и быстро закапало на некогда белую рубашку.