Маратов с размаху ударил себя кулаком по колену.

— Я не убивал! Только попугать хотел. Это Гоша его на тот свет спровадил. Он, дурак клятый!

— А Людоед и Костыль что от тебя хотят?

— Кто?

— Один такой громила, на обезьяну похож. Другой — смазливый пижон в желтой кожаной куртке.

— Не знаю. Приклеились к нам с Ванькой. Я думал, вы из одного «колхоза».

— Ну, конечно, размечтался… Я из угрозыска. Подполковник Крымов.

— Ох, етить твою… — сморщился Маратов. — Еще лучше…

Есть люди, созданные для бродяжничества, не способные и дня высидеть на одном месте. Ваня к таковым не относился.

Эта ночь показалась ему самой длинной в его жизни.

Он брел через лес, не разбирая пути, ломился через кусты, как лось. Продрог, испачкался в глине, до крови веткой расцарапал шею. Наконец выбрался на шоссе и остаток ночи провел на скамейке у автобусной остановки.

Первый автобус — красный междугородный «Икарус», зашипев как-то устало, плавно остановился, когда часы показывали полшестого. Направлялся он в Колпинск — городишко областного подчинения. Из автобуса вышло несколько шумливых деревенских женщин в телогрейках, с корзинками и мешками. Ваня поднялся в салон и уселся на свободное, похожее на самолетное, кресло.

Куда ехать — ему было все равно. Лишь бы подальше отсюда, где все — воздух, деревья, земля — наполнено угрозой.

Убаюканный мягким покачиванием автобуса, Ваня задремал. Проснулся он от того, что его тормошила улыбающаяся старушка.

— Э, молодежь, все на свете проспишь. Уже Колпинск.

Позавтракал он в шашлычной за автовокзалом. Стандартная забегаловка с немытыми пыльными окнами, с надписью над мокрым столом для подносов: «У нас закон такой: поел — убери за собой». С привычной публикой: деревенскими гостями города в телогрейках и резиновых сапогах, небритыми кавказцами, расползшимися по всем рынкам России, похожими на подростков вьетнамцами.

Ваня без интереса посмотрел на меню, потом на раздачу — обещанными шашлыками и не пахло. Поставив на поднос тарелки с едой, он устроился за столиком рядом с лиловоликим, все время икающим мужичком. Пересчитал деньги. Сто пятьдесят рублей — не разгуляешься. Аппетита не было. Ваня поковырял вилкой котлету, не доев ее, отодвинул от себя тарелку и поднялся.

Тихий, провинциальный Колпинск можно обойти за час. В центре по окна вросли в землю двухэтажные домишки, над ними, как утес, возвышалась новая бетонная гостиница «Колпинск» с вывеской, исполненной на русском и английском языках. Пятиэтажные окраины были унылы и однообразны. Сохранились две церквушки, одна из них действующая — она радовала глаз золотом куполов и праздничной голубизной стен. Для какого-нибудь увешанного фотоаппаратами, сверкающего солнцезащитными очками иностранца они и могли представлять интерес, но Ваню церкви, равно как и другие памятники архитектуры, не волновали. Хотя, бывало, в храм он заглядывал с Грибом, Санькой и другими ребятами. Ну, чтоб посмеяться над верующими, подразнить попа, затеять какой-нибудь глупый разговор со старушками. Гриб был большой любитель «теологических» споров. Кричал вызывающе: «А Бога-то вашего нет! И не было никогда!»

В видеозале шел американский фильм «Голод». На афише была интригующая надпись «частично ужас». Ваня этот фильм смотрел. Ерунда. Он забрел в городской парк, где было неизменное чертово колесо, пруд с лодками и кафе-мороженое. Павильон с игровыми автоматами был закрыт и заколочен досками.

В общем, в Колпинске податься было некуда, и найти занятие, чтобы хоть немного развеять страх, сковывающий душу, представлялось невозможным.

На вокзале Ваня долго рассматривал расписание проходящих поездов, из милости останавливающихся здесь на две-три минуты, а потом под стук колес уносящихся к назначенной им цели — в Ленинград, Москву. Ване пришло в голову, что в тех краях все может пойти по-другому. Там он сможет стать другим человеком, не будет недотепой, постоянно попадающим в дурацкие истории.

Движимый неожиданным порывом, он подошел к кассе, выстоял небольшую очередь и протянул чернобровой пожилой кассирше смятые червонцы. Билет на Ленинград он аккуратно сложил и сунул в карман. Вот он, пропуск в новую жизнь, избавление от страха.

До семи вечера времени оставалось много. Ваня побродил по городу. Странное дело, но постепенно уверенность, что удастся все изменить, таяла. Красивые картинки желанного светлого будущего блекли, вновь приходило ощущение тревоги и безысходности.

Ваня, пошатываясь, как пьяный, ни на кого не обращая внимания, погруженный в свои мысли, шел по улице. Провел горестно рукой по лбу, вздохнул и ступил на проезжую часть.

Спасло его чудо. Нажми водитель «Рафика» с портретом Ельцина за лобовым стеклом на тормоз долей секунды позже — мокрое место от Вани осталось бы. Но машина лишь легонько толкнула его. Крутанувшись вокруг своей оси, он успел заметить перепуганное лицо шофера и упал, раздирая о шершавый асфальт ладонь.

— Э, паренек, жив? — воскликнул выскочивший из «Рафика» водитель, склоняясь над Ваней.

— Жив.

— Так что ж ты на красный свет лезешь, тудыть твою растудыть! — срывая голос, завопил водитель.

— Че орешь-то? Нече орать-то! — огрызнулся Ваня и похромал прочь, потирая ушибленную и окровавленную ладонь.

Отделался он легко. Но все это окончательно вывело его из равновесия. Он ощутил себя слабым, трясущимся щенком, страшащимся неизвестности, ни на что не годным. Эх, было бы у кого спросить совета, на чьи плечи переложить ответственность за свою судьбу.

На глаза навернулись слезы, он всхлипнул, шмыгнул носом, закусил губу, прислонился к афишной тумбе и, не в силах сдержаться, заплакал.

Взгляд его наткнулся на двухэтажное здание на противоположной стороне улицы, стоянка перед которым была заставлена милицейскими машинами. Все встало на свои места. Он решился. Не раздумывая долго над тем, правильно ли он поступает, не будет ли потом жалеть, перебежал перед автобусом улицу, едва не сшиб пожилую женщину с авоськой на колесиках и, не слушая нелестную оценку своих достоинств и ругань, несущиеся вслед, толкнул дверь, рядом с которой висела вывеска: «Колпинский городской отдел внутренних дел».

Он очутился в тесном коридорчике. Справа от входа, за прозрачным щитом с красной надписью «дежурная часть» у пульта сидел пожилой старший лейтенант.

— Что вам, молодой человек? — вежливо, но предельно сухо осведомился он.

— Я… Меня… Как бы это сказать, — Ваня собрался с духом. — Меня хотят убить…

— Привет, вице-адмирал шестого флота, — махнул приветственно рукой Крымов, заходя в просторный кабинет, хозяин которого майор Ларин, худой, черноволосый, лет тридцати на вид человек, подчеркивал красной пастой что-то в документе с грифом «совершенно секретно». Рядом с ним на стуле лежал ручной противотанковый гранатомет, изъятый этой ночью опергруппой.

— Привет. Ты от жизни отстал. Мы уже не шестой флот.

— Ну да. ФБР, кажется.

— ОРБ.

— Ага, АБВГД. Совсем скоро запутаемся.

С созданием МВД России в нагрузку к существующему союзному министерству на милицию обрушилась волна переименований. Патрульная служба стала именоваться отделом общественной безопасности, БХСС и угрозыск — службой криминальной милиции, туда же входил теперь и шестой отдел — по борьбе с организованной преступностью, который стал называться ОРБ — оперативно-розыскное бюро.

Майор Ларин являлся заместителем начальника ОРБ. Несколько лет назад он был руководителем отдела по убийствам областного угрозыска и блестяще «раскрутил» первую в городе рэкетирскую бригаду, которой руководил некий Батый.

— Дело имеется, — сказал Крымов, усаживаясь в кресло.

— Скучные вы все люди, — вздохнул Ларин. — Нет, чтобы прийти, чайку отведать, анекдот рассказать. Так нет же, у всех срочные дела.

— Что ты можешь сказать о некоем Губине. Кличка «Важный».

— А что у тебя на него? — лицо Ларина сразу стало серьезным и сосредоточенным.

Крымов объяснил суть дела.

— Очень любопытный экземпляр, — сказал Ларин. — Инквизитор, Торквемада. Закон для него блатной важнее собственной жизни. Карьеру начинал с должности палача, приводил в исполнение приговоры сходок и правилок. Сколько народу перерезал — никому не ведомо. Преуспел в этом деле, умудрился ни разу не засветиться. Осторожный, умный волчище.

— Значит, убивец? Чем же он сейчас занимается?

— Да тем же, чем и вся мразь уголовная — вымогательства, махинации, кооперативы какие-то левые. Слушай, если ты его на чем зацепишь — мы тебе любыми средствами поможем. И за мной тогда коньяк.

— Не знаю, что получится. Мне неясно, что его шестерки от моих «клиентов» хотят. Ладно, пока…

Чтобы разобраться в этом ребусе, для начала нужно отыскать Ваню. Ведь у Маратова так ничего и не удалось выяснить насчет того, почему в них Людоед и Костыль вцепились. Может, мальчишка поможет разобраться. Ориентировки по нему разосланы, все меры приняты, но пока ничего не выходит.

Что касается Костыля и Людоеда — их можно арестовывать хоть сейчас. Однако с этим на совещании у начальника уголовного розыска решили повременить. Полезнее будет попытаться провести оперативную разборку, поискать подходы к этой компании.

Ближе к вечеру в областном УВД раздался звонок из Колпинского ОВД. К ним явился Ваня и заявил, что его кто-то хочет убить. Хорошо еще, что дежурный помнил ориентировку, иначе просто отослал бы парня в отделение по месту жительства. Кому нужны лишние заботы.

Крымов выпросил у своего начальника подотдела машину. Новенькая, кофейного цвета «шестерка» с антенной радиотелефона на крыше вырулила со двора управления и устремилась в направлении Колпинска. Водитель, кандидат в мастера спорта по автогонкам, похоже, и рабочее время использовал для тренировок, а потому гнал, как сумасшедший, время от времени включая сирену. Крымова эта гонка нисколько не беспокоила. Полтора часа, скрестив руки на груди, он безмятежно продремал на заднем сиденье.