Глава седьмая

Мара проснулась, когда на улице было уже светло, часы показывали без четверти семь.  Их машина стояла на берегу речки, Миша спал на водительском сидении, откинув спинку кресла назад. «Какой он красивый», - подумала Мара, глядя на его серьезное даже во сне лицо. Ноги у неё затекли, хотелось выйти и размяться, но едва она зашевелилась, попутчик открыл глаза, еще более прозрачные, чем обычно. Его серьезный взгляд смущал, и она быстро-быстро заморгала, поправляя на себе футболку и убирая за уши растрепавшиеся волосы.

- Доброе утро, - охрипшим от сна голосом сказала Мара.

- Доброе утро.

- Где мы?

- Примерно в четырёхстах километрах от города в юго-восточном направлении, - ответил Миша. – Пойдем, мы должны поговорить кое с кем.

Они вышли из машины, и Мара увидела неподалеку простой деревенский дом с бордовой крышей, зелеными стенами и забором из обычного серого шифера. Миша постучал в одно из окон, к которому был доступ, так как вместо забора в этом месте располагался палисадник, где никаких цветов не росло, только дикая трава. Затем он подошёл к калитке и стал ждать.

- Ты знаешь, сколько сейчас времени? Я думаю, если нас встретят с ружьём наперевес, они будут правы, - прошептала Мара, прячась за его спину.

- Не встретят, не переживай.

Спустя пару минут где-то за забором скрипнула дверь, а затем заскрежетал замок с другой стороны калитки. Когда она открылась, Мара увидела женщину лет шестидесяти на вид, в длинном домашнем халате не первой свежести, резиновых калошах, надетых на голые ноги, с волосами, собранными в небрежный хвост. Женщина сначала долго молча смотрела на Мишу, затем на Мару, после чего заспанным голосом произнесла скорее сама себе:

- Значит, привёз.

- Впустишь? – спросил Миша.

Хозяйка без слов пошла в дом, оставив калитку открытой, не приглашая и не прогоняя. Как будто впускает их без всякого желания, исключительно из каких-то обязательств перед Мишей. «Может быть, когда-то он спас и её?» - подумала Мара, входя и закрывая за собой калитку.

Дом изнутри был похож скорее на обжитый сарай. Не было уюта и комфорта, рядом с кухонным столом стояли грабли, чайник пылился на полу под грязным окном без занавесок. Всюду какие-то пакеты, наполненные тряпьем, торчащим наружу. Стол, за который они с Мишей сели, был грязным и заставленным посудой, Мара не хотела даже касаться его руками. А женщина, наскоро умывшись, подошла к плите и через пару минут подала сначала Мише, а затем и Маре по тарелке с парой жареных яиц. Те, что были у Мары, растеклись по тарелке, но выглядели и пахли аппетитно, поэтому она не стала отказываться.

Пока ребята ели, женщина рассматривала Мару. Лицо у нее было суровое, хотя черты приятные, в молодости и с улыбкой она, вероятно, была красивой. А сейчас казалось, что от постоянного выражения недовольства и кожа у нее сморщилась.

- Чего ты хочешь? – вдруг спросила она у Миши.

- Чтобы ты спасла её, - спокойно ответил он. – Я приехал просить тебя спасти её.

- Ты приехал? – как будто возмутилась женщина. – А отец её не желает приехать?

- Мой папа сейчас в отъезде, - вмешалась Мара. – Если бы он мог, то приехал бы сам.

Женщина рассмеялась, словно эта мысль была самым забавным из того, что она слышала в своей жизни. Это был недобрый смех. Мара даже перестала есть.

- Зачем ты привёз её ко мне? С чего я должна помогать хоть кому-то из этой семейки?! Пусть хоть все передохнут, особенно её папашка! И ты глупец, если думаешь, что я хоть пальцем о палец ударю ради неё.

Всё нутро у Мары напряглось от этих слов, и она не смогла больше молчать:

- А почему вы с ним так разговариваете? – возмутилась она. – Миша приехал ради меня, и я благодарна ему за это и не позволю…

- Миша?! – с издевкой хмыкнула женщина, перебивая девушку.

- Да.

- Она что же, ничего не знает о тебе? – обратилась она к защитнику. – Сам скажешь? Или оставишь это мне? Я с удовольствием, если что.

- Я сам, - равнодушно произнес он, вставая из-за стола.

Взглядом дав понять Маре, чтобы шла за ним, Миша вышел из дома. Она неуверенно встала и побрела следом. Он шагал в дальнюю часть сада и остановился только под большой яблоней у самого забора. Приблизившись, Мара молча ждала, что он скажет. Покусывала губы от неуверенности.

- Я должен сказать тебе кое-что. Миша – это не моё имя, - начал он. – Это сокращение от моей фамилии. Мишелин. – Он замолчал, словно ожидая реакции на эту новость, но Мара просто смотрела на него своим обычным заинтересованным взглядом, и он продолжил: - Тебе знакома эта фамилия?

- Нет. Разве это имеет значение? – Мара протянула к нему руки, а когда он взял их в свои, сказала: - Мне всё равно, как тебя зовут. Я за эти дни так к тебе привыкла, даже привязалась, что не имеют значения все эти мелочи. Честно.

- Это не мелочи, Маша, - проговорил он, впервые назвав её настоящим именем. – Мы встречались прежде, ты не помнишь? Ты маленькая была тогда, лет пять, не больше. Я несколько раз был на твоём дне рождения, а тебя привозили на мой.

- Правда? – наконец удивилась Мара. – Я не помню. Наверное, поэтому такое странное чувство родства между нами.

- Нет. Не поэтому.

Миша снова замолчал, подбирая слова и преодолевая собственное внутреннее сопротивление.

- Мара, - произнес он, наконец. – Моё имя Дмитрий. Фамилия при рождении – Лукин. И я – твой брат, Мара.

- Дима? – на выдохе проговорила она, пытаясь осознать услышанное.

«Единственный мужчина, который по-настоящему заинтересовал меня за последние два года, оказался моим сводным братом», - истерически хмыкнув, подумала Мара. У её отца до этой семьи была другая, в которой родился сын. И он как раз был старше Маши на четыре года, и родился в ноябре, и они виделись с ним только когда-то очень давно в детстве, когда их родители еще могли нормально разговаривать и находить компромиссы. А потом что-то разладилось. Маре никогда не объясняли, в чем дело, она просто знала, что где-то есть её старший сводный брат от папиного первого брака, и его мама не разрешает ему общаться с ними. Столько лет прошло. Она уже не помнит, что это был за мальчик. Только что он был молчаливым и неулыбчивым, а дни рождения у него были странные. Но они с Ники каждый год просились с папой поздравить своего брата Димасика.

И сейчас, глядя на него, она вспомнила эти грустные большие глаза, отцовские. И фигурой он похож на отца, такой же мощный и крупный. Ники и Гешка совсем не такие, они в мамину породу пошли – длинные и остроплечие.

А потом она улыбнулась ему, почувствовала слёзы в глазах, и так захотелось его обнять. За все эти годы, когда они не могли быть рядом и расти вместе. И она просто притянула его к себе и прижалась крепко-крепко.

- Мы вспоминаем тебя, - прошептала она, - часто. Для отца это больная тема, но мы всегда помнили о тебе.

Отстранившись, она увидела слезы на его щеках. Он смахнул их в то же мгновение, не позволяя сделать это за него.

- Значит это тётя Алла, твоя мама, - сказала Мара.

- Да.

- И ты думаешь, что она сможет нам помочь?

- Мара, ты не поняла еще, да? Она может остановить это проклятье, потому что послала его на вашу семью моя бабушка, её мать. Только она сможет. Или кто-то более сильный, чем бабушка. Но у нас нет времени искать. В следующий раз он действительно заберет тебя.

- Когда ты понял, что надо идти к твоей маме?

- Я просто сложил два плюс два. Связной сказал, что я знаю, где искать дочь той, что прокляла. А во время нашего поцелуя я просто понял, что ты – моя сестра. А еще то, что именно меня послали защитить тебя. Я должен был догадаться раньше, ведь всегда прежде всего отправляют родных на защиту.

Они стояли, обнявшись, разговаривая негромко, чтобы не нарушить чувство единства.

- Твоя бабушка так сильно ненавидела отца? Почему?