– Люди? – раздельно сказал Дэви. – Не всё ли равно, что скажут люди? Наша идея – вот что важно; если она оказалась никудышной и даже не оригинальной, то что же мы собой представляем? Мне казалось, что я ношу в сердце алмаз; пусть вокруг меня говорят и делают что угодно – мой чудодейственный алмаз искрится идеями, и это отличает меня от всех прочих людей на свете. А теперь я уж и не знаю, есть ли в нас то, что мы всегда в себе ощущали, или же мы с тобой просто невежественные мальчишки, одержимые сумасшедшими идеями, вроде того, чтобы перекосить земную ось.

Кен бросил на него беспокойный взгляд.

– Мне никогда и в голову не приходило сомневаться в себе, Дэви. Мы правы, иначе быть не может. Послушай, – вдруг воскликнул он с беспомощным страхом, – почему нас с тобой никогда не волнует одно и то же?

Если бы Чарли Стюарт был получше осведомлен о том, как ведет дела Бюро патентов, положение не представлялось бы ему в столь черном свете. Дэви, прочтя официальное уведомление, понял, что это ещё не отказ. Возражения Бюро патентов сводились к тому, что заявка братьев Мэллори представляет собой описание не оригинального прибора, так как на многие из его составных частей уже выданы патенты, список которых приводится ниже. Тем не менее братьям Мэллори дается льготный срок в полгода; за это время они должны ответить на все пункты возражений экспертизы и таким образом доказать оригинальность своего изобретения.

Но хотя в юридическом смысле их положение оказалось далеко не безнадежным, техническая сторона дела встревожила их не на шутку, ибо все перечисленные патенты ясно говорили о том, что другие лаборатории уже ведут работу в том же направлении. Надо было срочно доставать из библиотеки юридического факультета последние выпуски «Справочника». День за днем Кен и Дэви пробивали путь сквозь юридическое многословие к погребенным под ним техническим сведениям. Каждый день, сразу же после завтрака, они отправлялись в контору Стюарта, садились за огромные книги и с напряженным вниманием вчитывались в текст, потому что в каждом слове могла таиться ловушка. Пока они не разберутся в каждой фразе всех перечисленных патентов, у них не будет уверенности, что они могут отстаивать свои права.

Все эти дни Дэви даже не вспоминал о Вики. Наконец, однажды утром, перед самым его уходом из мастерской, она дозвонилась ему по телефону, и в голосе её слышалось беспокойство.

– Мы всё время работаем в конторе Стюарта, – сказал Дэви. – Домой мне теперь не звони – мы там больше не живем. Мы переехали обратно в сарай. – По её молчанию Дэви понял, что она поражена, но объяснять, в чём дело, у него просто не было сил. – Завтра увидимся, и я тебе всё расскажу.

– А сегодня вечером ты тоже будешь работать?

– Да. Я буду у Стюарта.

– Можно, я загляну туда часов в десять и принесу кофе и сэндвичи? Обещаю не мешать тебе.

В здании, где помещалась контора, царила гулкая вечерняя тишина, и когда Вики подымалась по деревянной лестнице, шаги её звучали неестественно громко, а когда она вошла в контору, свет ничем не прикрытой лампочки показался ей ослепительным. Дэви сидел один за столом, заваленным бумагами и чертежами.

– Ничего, если я войду? – спросила Вики. В руках она держала два объемистых бумажных кулька.

– Конечно, – устало отозвался Дэви. Слегка улыбнувшись, он разогнул спину. – Стюарт ушел в шесть, а Кен только недавно вышел. – А я всё торчу тут и думаю, действительно ли я ухватился за ниточку, которая поможет мне распутать этот клубок, или же просто от голода у меня свихнулись мозги. Что ты принесла?

Вики вынула из кульков термос с кофе и завернутые в бумагу сэндвичи.

– Когда ты в последний раз ел? – спросила она, глядя, как он уплетает сэндвичи.

– Кажется, утром. Одиннадцать часов назад. Не удивительно, что я отощал. – Его глаза, ставшие сейчас совсем синими, были обведены темными кругами. – Как хорошо, что ты пришла!

– Ты всё-таки расскажи мне, что случилось.

Дэви пожал плечами, словно каждое слово стоило ему непомерных усилий.

– Две недели назад Брок предложил нам на выбор либо продать лабораторию, либо прекратить работу. Денег он нам больше не обещал.

– Две недели назад? И ты не сказал мне ни слова!

– Я не думал, что он на это пойдет, а кроме того, мы с тобой обычно разговаривали совсем о другом.

– О Дэви!.. Неужели я такая глупая?

– Ты думаешь, я поэтому тебе ничего не сказал? Нет, я хотел сказать, – медленно произнес Дэви. – Мне всегда хочется рассказать тебе уйму всяких вещей, но в ту минуту, когда мы остаемся одни, когда я до тебя дотрагиваюсь, у меня нет больше слов. И пусть бы в это время весь мир раскололся на куски, мне было бы всё равно.

Вики молчала, но взгляд её стал тревожным и даже чуть виноватым.

– Ты ведь знаешь про Марго, – сказал Дэви.

– Знаю, что она уехала. Но не в этом же дело, правда?

– Конечно, не в этом, – согласился он. – Этого я давно ожидал. А Кен – нет. И теперь он бродит с таким видом, словно его стукнули по голове. Толку от него сейчас никакого, так же как от меня не было толку в последнее время.

– Из-за меня?

– Разве ты виновата, что я тебя люблю? – с ласковой иронией спросил он.

– Нет, вовсе не из-за тебя. Несколько дней назад мы узнали, что в патенте нам отказано, во всяком случае на ближайшее время. Вот решение Бюро патентов, посмотри на дату – десять дней назад. Где были мы с тобой десять дней назад? Танцевали? Или сидели у скал? Где бы мы ни были, в это время какой-то человек в Вашингтоне смотрел вот на эту бумагу и качал головой: «Нет, нет».

– Ты считаешь, что во всем виновата я, – медленно сказала Вики. – Про себя ты думаешь: «Если б не она…»

– Глупости, – перебил её Дэви. – Это от нас не зависело.

– Ты только так говоришь, а чувствуешь совсем иначе. Мы с тобой почти не разговариваем. Ведь, честно говоря, у нас нет ничего общего, кроме того, что ты меня так сильно волнуешь: я даже не подозревала, что это возможно. – Вики беспомощно покачала головой. – Если б я узнала, что какая-нибудь девушка делает то, что я, и говорит такие вещи, какие говорю тебе я, – не знаю, что бы я о ней подумала.

– Но ведь это я в тебе и люблю, – быстро сказал Дэви.

– Это не любовь, – с печальной уверенностью возразила Вики. – Это всё то же волнение…

– Нет, именно любовь.

Вики покачала головой.

– Мы даже не успели полюбить друг друга, поверь мне. Мы просто обезумели, но безумие уже прошло. И ты это знаешь так же, как и я. Ты уже знал это, когда я вошла сюда.

– Боже мой. Вики, мне столько пришлось вынести, что немудрено…

– Дэви, я не о том говорю. Буря прошла, и отголоски её постепенно замирают. Либо мы дадим им замолкнуть совсем, либо начнем любить друг друга. Кажется, я люблю тебя, Дэви, – просто сказала она. – Это совсем другое чувство, чем прежде. – Она пытливо поглядела ему в лицо, потом сказала: – Но у тебя такого чувства нет.

– У меня оно есть. Вики…

– Нет, – мягко сказала она. – Ты так говоришь, чтобы не обидеть меня, но ведь это не поможет. Это ребячество, Дэви.

– Вики, – в отчаянии воскликнул Дэви. – Я не знаю, что тебе сказать!..

– Тогда ничего и не говори.

Дэви отвернулся.

– Не могу сказать о том, что меня мучает. Боюсь, получится слишком глупо. Даже пошло.

Вики молча ждала.

– Это всё из-за Кена, – почти шепотом заговорил Дэви, не решаясь смотреть ей в лицо. – С тех пор как ты вернулась, я только и жду, что у тебя с ним всё начнется сначала. В те вечера, когда мы с тобой не встречаемся, а он уходит из дома, я еле удерживаюсь, чтобы не сесть в машину и не обрыскать весь город – в полной уверенности, что где-нибудь я найду вас вдвоем. Тысячу раз я хотел рассказать тебе об этом, но я знал – стоит мне заговорить, и я погиб. Потому что (так мне кажется) разговор на эту тему – гораздо большая интимность, чем всё то, что было между нами. Ну вот, теперь я всё тебе выложил!