Изменить стиль страницы

– Вы сами распространили эту выдумку? – настаивала Вики.

– Какая же это выдумка, если люди в неё верят. В нашей жизни правда – это то, во что люди верят, – назидательно сказал он. – Вы верите в то, что у вас разбито сердце, и оно у вас болит, хотя самый лучший врач в мире не найдет на нем и царапинки. Люди верят в существование Мюриэл Гарднер – и Мюриэл Гарднер существует точно так жег-как существуют полковник Эллиот Морган, доктор Мирадо и так далее. В те времена, когда люди верили, что земля плоская, она и была плоской. Плоской, как доллар. Таков главный жизненный факт, детка, и на этом основаны Иллюзия, Любовь и Развлечения. Поступайте к нам работать, и вы будете каждый день смеяться, вот как сейчас.

Оказалось, что студия представляет собой три тесные клетушки на закопченном верхнем этаже Гамбринус-билдинг. «Наша голубятня», – называл её Бэннермен. «Технический персонал» состоял из единственного техника, который вместе с передаточной аппаратурой помещался в комнате размером в двадцать квадратных футов. Одна стена была сплошь из небьющегося волнистого стекла, сквозь которое, как в телескоп с ненаведенным фокусом, был виден раскинувшийся внизу Кливленд.

– Вот с чего мы начинаем, – с пафосом произнес Бэннермен. – Если учесть, что Линкольн начинал в бревенчатой хижине, то мы ближе чем на полпути к Белому дому.

Едва успев приступить к работе, Вики сразу же закружилась в потоке деловых встреч, которые надо было назначать или отменять; людей, которых надо было принимать или избегать; телефонных звонков, на которые надо было отвечать, что мистер Бэннермен сейчас подойдет или что его нет. Ей было некогда думать о себе, потому что работа кипела днем и ночью. Вики даже не могла взять в толк, довольна она или нет. И вот однажды утром, примерно через месяц после поступления на работу, она проснулась как всегда с одним желанием – поскорее попасть в студию. Торопливо собираясь, она испытывала смутное ощущение, будто ей чего-то недостает; однако потеря не казалась ей особенно важной, и она решила разобраться в этом после.

Вдруг она остановилась и громко сказала: «Кен», – будто зовя его. Она снова повторила это имя – и ничего не почувствовала. Ничего! Вики засмеялась и принялась на скорую руку готовить завтрак. Кен! Она повторяла про себя его имя с тем чувством, с каким человек трогает зажившую рану, ощущая под пальцем новую гладкую кожу. Вики пыталась вспомнить его шепот, его губы, прижавшиеся к её губам. Ничего не получалось. Ничего! её вдруг охватила исступленная радость. В эту минуту она была такой сильной и уверенной в себе, как ещё никогда в жизни. Из благодарности она решила отныне всё свое время отдавать работе на студии. Пусть рабочие часы станут ещё длиннее – не всё ли равно?

Этой весной её постоянным компаньоном был Расс Ричардсон, который смахивал на Рудольфа Валентине, но неизменно одевался, как студент. Вначале Вики относилась к нему с благоговейным почтением – он казался ей крупной знаменитостью: ведь его фотографии время от времени появлялись в газетах. Но вскоре Вики убедилась, что Расс сам ищет её общества – она служила ему надежной защитой от одолевавших его женщин. Он говорил, что бережет себя для богатой наследницы, на которой ему предстоит жениться, хотя случая такого пока ещё не представилось.

По существу, радиостанцией управлял не Бэннермен, а Расс; он работал без устали по шестнадцать часов в сутки, ибо был так же поглощен своей карьерой, как Дэви и Кен – своим изобретением. Расс Ричардсон считал свой голос товаром, который нужно приукрасить, умело подать публике и продать, ибо по натуре он был неутомимым дельцом. Сейчас он зарабатывал на радиостанции всего пятьдесят долларов в неделю. Выступления в клубах давали ещё сотню. Жил он на тридцать пять долларов, но ничуть не сомневался, что вскоре будет выколачивать две тысячи. Он уже подсчитал в своей записной книжке, что из этой суммы у него на руках останется чистых тысяча шестьсот долларов в неделю; таким образом, даже увеличив расходы на жизнь, он всё-таки сможет откладывать еженедельно по тысяче триста пятьдесят долларов.

Всё у него было обдумано заранее. Подвернется счастливый случай – и в один прекрасный день о нем заговорит вся страна. По его словам, изучив биографии знаменитостей, он подсчитал, что не больше чем через полтора месяца после того, как Расса Ричардсона «откроет» публика, его фотографии будут печататься в газетах вместе с портретами чемпионов по боксу и плаванью, а там вскоре наступит и минута высшего торжества – сам президент Кальвин Кулидж пожмет ему руку. Расс уже знал, какого импресарио нужно взять, когда пробьет его час, и в своей черной записной книжечке уже набросал примерный образец контракта.

Вики прекрасно понимала, что он просто глуп, но прощала ему это – ведь его «пунктик» был самым безобидным из человеческих недостатков. А главное, на неё очень успокаивающе действовало то, что, находясь с ним, она ничего не чувствовала. Он её ничуть не волновал, но зато и не мог причинить ей боли. Порой Вики поглядывала на него почти с нежностью; он этого не замечал, а она испытывала то спокойное удовлетворение, с каким обычно сжимаешь ручку своего старого зонтика на улице среди внезапно хлынувшего ливня.

Впрочем, временами ей становилось грустно при мысли, что из её жизни уже ушла любовь, что ей никогда больше не знать безграничного счастья любить и быть любимой. Однако горевать было некогда – Расс не оставлял её в покое ни на минуту.

Он водил её по ночным клубам и тайным кабачкам, где его обслуживали бесплатно, и Вики клевала носом, пока он долго и нудно обсуждал с хозяином заведения стоимость продуктов и увеселений: Расс решил, что, став знаменитым певцом, он откроет свой ночной клуб под названием «Рандеву у Расса Ричардсона». Он даже выбрал гангстера, поддержкой которого ему будет необходимо заручиться, если, конечно, этого гангстера к тому времени не прикончат; впрочем, на этот случай у Расса была намечена другая кандидатура.

Он не пьянствовал и придерживался строгих моральных правил, но всегда был отлично осведомлен о том, кто кого убил, от какого синдиката зависит тот или иной судья, у кого какие половые извращения, кто из музыкантов употребляет наркотики и где эти наркотики можно добыть; и всё это он без разбору выкладывал перед Вики с наивной непосредственностью деревенского паренька, перечисляющего названия трав, злаков и деревьев, которые составляют окружающий его мир. Расс был одержим мыслью, что он отмечен судьбой. В знак особого доверия он попросил Вики, как человека начитанного, дать свое суждение о его биографии, написанной им в расчете на то, что придет день, когда она понадобится газетам. Жизнеописание Расса Ричардсона растянулось на множество страниц – это был благоговейный панегирик американскому юноше, родившемуся для славы. «Судьба, раздавая удары направо и налево, надвигалась всё ближе и наконец нашла своего избранника: признание публики пришло к Рассу в…»

На этом жизнеописание прерывалось – здесь следовало проставить дату. Подошла весна, а дата всё ещё не была проставлена. Пироги, которые Карл совал в печь, никак не выпекались, но он не унывал и тотчас замешивал другие.

– Это только вопрос времени, – утверждал он. – Одна удача – и дело пойдет на лад.

К концу марта Вики получала уже всего пятнадцать долларов в неделю. Это, разумеется, не значило, что ей сократили жалованье. Просто Карл брал у неё взаймы. Расс тоже стал получать меньше, но с ним, как обнаружила Вики, дело обстояло иначе – разница возмещалась ему паями акционерного общества.

Имя Мэллори Вики впервые за долгое время услышала, когда Карл подошел к её столу и без всякого предупреждения продиктовал ей письмо в Уикершем. Затем он показал ей небольшую заметку в «Пресс»:

«Радиоустановка для таинственного самолета, участвующего в состязании.

На пресловутом самолете, выпущенном авиационной фирмой Волрата специально для национальных авиасостязаний в Филадельфии, будет установлена радиоаппаратура. Все подробности, касающиеся самолета, которому пророчат большое будущее, окружены тайной. Научно-исследовательская электрокомпания Мэллори получила заказ на специальное оборудование. Кеннет Мэллори, председатель Компании, заявил, что в настоящее время он не может сообщить никаких подробностей для печати».