– Я помню только, что, не успев приехать, ты тут же решила не оставаться у деда.

– Я и не осталась бы, если бы не ты, Кен, Марго. Правда, я ещё никогда не видела, чтобы мои сверстники жали так, как вы. Но вы трое были семьей, а мне так хотелось быть поближе хоть к чужой семье, если нет своей! Только это совсем не одно и то же; – грустно добавила она. – В конце концов я сказала себе; что ощущение семьи знакомо только детям; оно дается лишь раз в жизни, если повезет, а потом ты не имеешь права надеяться на это – никогда. Но вот это чувство пришло ко мне опять – оно возникло сегодня вечером. Ты, Кен и Дуг – моя семья. Да, даже Дуг. И мне кажется, у них тоже такое ощущение. – Вики приоткрыла глаза и повернулась к Дэви. Фонари на шоссе быстро проносились мимо. – Ведь и ты это чувствуешь, Дэви? – молящим тоном спросила она.

Дэви смотрел на неё сверху вниз, и в глазах его было странное испытующее выражение. Он медленно кивнул.

– Ты уже давно не видела Кена таким, правда?

Вики лениво перевела взгляд на Кена, который говорил что-то Дугу; слова его уносило ветром. Она глядела, как он поворачивал голову, жестикулировал, кивал, улыбался, слышала его прежний жизнерадостный смех и в ней подымалась новая глубокая нежность к нему; впервые за долгое время у неё вдруг мелькнула мысль: «Не удивительно, что я была влюблена в него!» Вопрос, который, по-видимому, случайно задал Дэви, неожиданно открыл ей причину сегодняшнего счастливого настроения. Весь вечер Кен разговаривал с ней, смотрел на неё, поддразнивал и смеялся вместе с нею – точно так он в свое время держал себя с Марго. Это Кен принял её в их семью!

– Да, – безмятежно-счастливым голосом ответила Вики, закрывая глаза. – Давно.

Дэви взглянул ей в лицо; с чувственным удовольствием опустив веки, она словно отгородилась от него и ушла в какие-то свои мечты. И говорила-то она не с ним, а скорее сама с собой, и, как он ни напрягал слух, свистящий воздух заглушал половину её слов.

Дэви отвернулся и стал глядеть на пробегавшие мимо фонари. Совсем недавно сильнее всего на свете ему хотелось вернуть Кена к жизни; теперь же он понял, что тосковал по тому Кену, с которым работал, – иными словами, по идеальной частице живого, сложного человека; но вместе с жизненной энергией и непреодолимой уверенностью возродился и другой Кен, движимый неутолимым голодом. Эта часть его существа никогда не могла найти удовлетворения, потому что он искал пищи в таких тупичках и закоулках, где его наверняка ждала голодная смерть. И воскресший Кен стал не только товарищем, с которым так увлекательно работать, но и тем, другим Кеном, обрекшим себя на вечное несчастье. Вики ничего ни знала о таком Кене. Она радовалась тому, что наконец-то нашла новую семью; но это совсем не та семья, которую она наивно представляла себе, и Дэви не знал, как сказать ей правду.

У него никогда не хватит духу спросить её: «Понимаешь ли ты, почему вы с Кеном разошлись?» Если бы он задал такой вопрос. Вики только посмотрела бы на него растерянным взглядом или ответила бы с ужасающей честностью: «Потому что Кен потерял ко мне всякий интерес». Или: «Потому что Кен не из тех, кто может долго любить одну и ту же».

И тот и другой ответ был бы неправдой. Даже Кен не понимал, почему он поступает так, а не иначе. Это знала только Марго, ибо каждая женщина чутьем догадывается, когда её любят, даже если мужчина никогда не осмелится признаться в этом чувстве самому себе. И Дэви постепенно открылась вся правда, потому что любой человек, живущий в такой тесной близости с другим, как Дэви с Кеном, не может не знать, когда и отчего страдает этот другой, даже если тот никогда ни словом не обмолвился о причине своей боли. Марго была неизмеримо больше, чем сестра, неизмеримо больше, чем мать, – и для сестры и для матери она была слишком молода; прелестная и страстная женщина, она всегда привлекала к себе мужчин немногим старше Кена. И каждый новый поклонник заставлял Кена очертя голову бросаться на поиски другой, более достижимой Марго среди льнувших к нему девушек, но так как ни он сам, ни девушки не догадывались, чего он ищет, то каждая новая попытка кончалась горестным разочарованием.

Преданность и гордость не позволяли Дэви сказать даже Вики о том, что пережил Кен, доведенный почти до безумия браком сестры с ненавистным ему человеком, а после её смерти раздавленный горем. Смерть сестры принесла Кену не освобождение, а только страшную пустоту. И вот теперь Кем снова поднял голову и осушил глаза, чтобы устремиться не к свободе, а к новому недостижимому видению, чтобы получить новую незаживающую рану. Он настолько привык носить в себе боль, что находил даже некоторое удовольствие в этом знакомом ощущении и без него не чувствовал бы себе самим собой. На этот раз, однако, выбор его мог вызвать катастрофу, ибо Вики – не Марго; непроницаемая преграда разделяет только кровных братьев и сестер, для остальных же мужчин и женщин её не существует, сколько бы они ни старались сделать вид, что это вовсе не так. Вики не знала, что значит быть сестрой Кена; – вернее, что это значит для Кена. Ветерок, которому она с улыбкой подставляла лицо, может оказаться первым дыханием ещё далекого циклона.

Дэви вздохнул. Больше всего на свете он хотел вернуть прежнего Кена; теперь же, когда «море отдало мертвых, бывших в нем», воскресший шагал к нему сквозь прибой с радостно протянутыми руками, но в этих руках была смерть для тех, кто ждал его с такой любовью. Желание Дэви исполнилось, но ему было страшно думать, какой ценой достанется ему воскрешение брата.

Фонари на шоссе бесшумно мелькали мимо машины, спешившей к веселью. Прошло немало времени, прежде чем Дэви заметил, что Вики держит его руку, переплетя его пальцы со своими. На какую-то секунду это проявление нежности разозлило его своим притворством, хотя Вики лгала ему, даже не подозревая, что лжет. Вдруг он порывисто обнял её и притянул к себе, словно хотел громко крикнуть, что Вики принадлежит ему и он её не отдаст.

Не открывая глаз. Вики улыбнулась и уютно прижалась головой к плечу Дэви; он терзался такими страшными мыслями, что эта доверчивая нежность застала его врасплох. В сердце его снова вливалась уверенность. «Что я делаю с собой?» – подумал он. Его охватил стыд при мысли о тех обвинениях, которые он возвел на самых близких ему людей; он поклялся никогда не обнаруживать того, что чувствовал, и, поклявшись, тотчас же сказал:

– Я хочу, чтобы первый танец ты танцевала со мной.

Она широко раскрыла глаза, услышав неожиданно страдальческие нотки в его голосе, но изумление тотчас же уступило место жалости. Вики взяла в ладони его лицо и грустно сказала:

– Ах ты дурень!

– Не смейся надо мной, – взмолился Дэви.

Вики нежно поцеловала его и ответила не сразу.

– Ты дурень, – шепотом повторил она. – Дорогой мой дурень!

– Ничего подобного. Но даже если я и дурень, то мне от этого не легче.

– Мы едем танцевать. В первый раз, и это лишь начало. Давай же веселиться. Ну, прошу тебя!

– Только если первый танец ты будешь танцевать со мной.

– Я всё время буду танцевать только с тобой.

Дэви ласково рассмеялся.

– Нет, только первый танец. Можешь потанцевать и с Кеном тоже.

Кен обернулся к ним, ветер сбросил его светлые волосы на лоб, и от этого лицо его казалось совсем юным. Он что-то говорил, глаза его были веселы, а от волнения стали особенно выразительными.

– Что? – крикнул Дэви. – Ничего не слышу! – Он наклонился к брату. – Что?

– Я говорю: знаешь, как важно оказалось для меня то, что представлять нашу работу сегодня пришлось мне? – Он протянул руку и в порыве благодарности сжал запястье Дэви. – Это меня спасло. Господи, будто вернулись прежние времена! – Он вгляделся в лицо Дэви, жадно стремясь убедиться, что тот разделяет его радость. – Мы одолеем их, малыш, правда? Никто нас не остановит, никто и никогда!

Дэви со смехом откинулся назад, к плечу Вики.

– Что он сказал? – спросила она.