Через несколько секунд зеркало затмилось будто ночное небо.

(«!» — отреагировал Карлсен.)

Каджек повел ладонь в обратном направлении, от середины к краю; стекло круг за кругом обретало прозрачность.

— Попробуй, — велел К-1.

Карлсен, занеся руку над поверхностью, повел ее медленной спиралью. При этом, чувствовалось, что-то происходит — не с зеркалом — с рукой: будто бы наружу изливается энергия. При этом стекло постепенно затмевалось — вначале как вода от капли чернил, затем гуще, больше, как в зале, где постепенно меркнет свет. Когда ладонь дошла до центра, стекло все еще не затмилось окончательно (снизу по-прежнему цедилось зеленоватое свечение), но уже сгущалось чернеющей ночью. Рука до самого плеча словно отнялась.

— Видишь, в чем проблема? — осведомился К-1.

— Да. Устаю…

— Да нет, не в усталости дело. Надо проникнуть под поверхность.

— Это как?

— Резко, искрой высечь внимание. — Он оценивающе посмотрел на Карлсена. — Допустим, бросить вызов гребису.

— Гребису, вызов?? — растерянно, будто со стороны, услышал он свой голос. — А… к-как?

— Минуту-другую назад мне казалось, запала тебе на это хватит.

— Да, но то было… — Карлсен приостановился. — Но тогда я действительно был распален, резко кивнул он, чувствуя, как гнев постепенно воскресает. — Я восхищался им. Мне казалось, он обладает силой и самодисциплиной. Но когда он попытался принудить меня истребить ульфидов, я увидел в нем… эдакого балованного дитятю, которому надо, чтобы было по его, и баста! А это уже не настоящая сила, — взглянув в лучащиеся улыбкой глаза каджека, Карлсен поймал себя на том, что и сам гневливо улыбается. — Но все равно он сильней меня.

— Тем не менее, попытка убить тебя ему не удалась. Почему, как ты считаешь? (Карлсен лишь плечами пожал) Потому что есть в тебе нечто такое, что погубить можешь только ты. Ему это не под силу. Сделать это может лишь твой страх.

Слова вызвали искру оптимизма: в самом деле, не будет же каджек так говорить, имея на этот счет хоть какие-то сомнения.

— А как же мне вызвать гребиса?

— Через seelenglas, — указал К-1.

— И что мне для этого делать? — все еще неуверенно спросил Карлсен.

— Смотри в зеркало и следуй своей интуиции.

Карлсен всей грудью вдохнул.

— Попробую.

Зеркало все еще не утратило прозрачности, как вода с мешаниной акварельных красок.

— Прежде всего, добейся темноты.

Приказ заставил сконцентрировать внимание, отчего внезапно обострилась чуткость.

Держа вытянутую руку в футе над стеклом, он с предельным вниманием медленно повел по спирали руку. На этот раз стекло начало затмеваться моментально. Вести ладонь к центру было все равно, что вести кистью, обильно смоченной черной краской. При этом чувствовалось, как от усилия из груди и руки вытекает энергия. Когда отнял руку от центра, зеркало было непроницаемо черным.

— Теперь немного передохни, — велел каджек. Карлсен расслабился, хотя теперь можно было обойтись и без этого: усталость как рукой сняло. — Ты должен представить гребиса и сделать так, чтобы он тебе внимал.

Опять внутри похолодело. Образ Клубина представлялся некоей громадной, по-орлиному грозной тенью, и сама мысль о том, чтобы ее вызвать, казалась голимым безумием.

— Но сперва похитрим, — заметил К-1.

— Похитрим?? — Карлсен подумал, что ослышался. Чтобы каджек, и предлагал какой-нибудь подвох — невероятно. Уж не проверка ли какая, на твердость?

Каджек прочел его мысль.

— Твоя беда — страх. Большинство поражений происходит уже перед битвой. Гребис не боится тебя, а потому вступает в бой, имея незаслуженный перевес. Так что прежде чем приступать, важно, чтобы страха не было и у тебя.

С этими словами он поднес правую руку Карлсену ко лбу и приложился ладонью (холоднющая, как пузырь со льдом). При этом, вызывая дискомфорт, рука, вместо того чтобы теплеть от соприкосновения, леденила еще сильнее. Лоб заныл — пришлось сконцентрироваться, чтобы не податься назад. Начали ощущаться первые симптомы головной боли. Секунд через десять голова будто уже обросла ледяной коростой — зубы, и те ломило.

Неимоверное облегчение наступило, когда каджек, наконец, отвел руку. Голова тяжко пульсировала от холода, будто растягиваясь и сжимаясь, от чего в ушах стояло шипение. Карлсен глубоко вздохнул.

Боль медленно отхлынула: щеки и лоб мелко покалывало, словно лицо только сейчас окунулось в ледяную воду. Восстановившись окончательно, Карлсен почувствовал, что сердце бьется — медленно-премедленно (вроде того антикварного метронома у старого учителя музыки — тик-так, тик-так). Душой владела редкостная невозмутимость, будто кто впрыснул успокоительного.

— Ну вот, теперь готов, — подытожил К-1. — Вглядись в зеркало.

— Он ведь все еще может читать мои мысли? — переспросил на всякий случай Карлсен. Каджек покачал головой.

— Доступа в твой ум у него не будет, только в его зеркальный образ.

Склонившись над зеркалом, Карлсен удивленно увидел там чуть затуманенный образ своего лица — удивленно потому, что стекло казалось просто окном в черное ночное небо. Само лицо висело в пустоте, словно голова отнята была от тела, причем темень придавала ему некую призрач— ность, зыбкость.

Однако прав был каджек: интуиция подсказывала, как именно действовать дальше.

Ум полонили мысли о Клубине — настолько четко и ясно, что возникало подозрение о некоем телепатическом контакте. А может, это просто своеобразный эффект, создаваемый зеркалом. Энергия, чувствовалось, так велика, будто он вступил в какое-то мощное силовое поле или быструю реку. Различие в том, что эта сила стремилась не в каком-то одном направлении: овевающие течения как бы пронизывали пространство и время чуть ли не встречно. Так, должно быть, ощущается какая-нибудь магнетическая воронка: все равно, что присутствовать в клетке с незримой, но на редкость подвижной, вкрадчиво льнущей живностью.

Несколько минут ушло на то, чтобы освоиться с этим странным ощущением — здесь пригодилось теперешнее глубокое спокойствие, иначе было бы непросто. Начав, наконец, чувствовать себя частью этого энергетического водоворота, Карлсен уловил в этом для себя некоторые возможности. Энергетические потоки в некотором смысле подобны были вагончикам, каждый из которых, прежде чем следовать дальше, на секунду притормаживал. В зависимости от нужного направления, можно было «запрыгивать» в него и «ехать». Уносящийся «пассажир» представлял собой не полновесную личность, а лишь некоего наблюдателя, который, отобщаясь, собирал гораздо больше сведений, чем он сам. Иными словами, зеркало походило на телескоп, направляя который, можно было постигать иные сферы времен и мест.

Как-то невзначай вспомнилось о подземных пещерах Криспела. Едва мысль обратилась в этом направлении, как он осознал, что стоит в кабинете у Мэдаха — сам монах сидит за столом, взыскательно разглядывая зажатый меж большим и указательным пальцами желтый кристалл. Мэдах, очевидно, поглощен был работой, но через секунду, явно почувствовав, что за ним наблюдают, растерянно вскинул голову. Понимая, что времени особо нет, Карлсен сменил направление мысли — все равно, что прыгнул в другой «вагон», снова слившись с водоворотом магического зеркала.

Зная теперь принцип действия, времени он не терял: встречу с гребисом нельзя было оттягивать до бесконечности. Мысль о черной тени по-прежнему тревожила, но не настолько, чтобы как-то задевать эмоции — некая часть ума словно лишена была силы реагировать. С уверенностью, исходящей из какой-то глубинной интуиции, он обратился мыслями к Клубину, веля себе попасть в его поле зрения.

Как и с Мэдахом, это произошло мгновенно. Гребис, опершись руками о барьер, одиноко стоял на вершине Броога и озирал окрестности. Личину Люко он успел сменить и смотрелся теперь как при их первой встрече. Однако было и различие. Он теперь казался выше, и было в его согнутой позе что— то странно зловещее, как у стервятника, с хищной зоркостью высматривающего, куда прянуть.