Господи, какая очевидность! Им, Карлсеном, владело сейчас не просто безразличие сексуального удовлетворения, спад желания, от силы, временный. Это была именно свобода — спокойное сознавание безбрежности перспектив, при которых сексуальное желание кажется чем-то глупым и неуместным. Ум способен был охватывать всю панораму пространства и времени. Остаток жизни хотелось провести в размышлениях где-нибудь на заснеженной вершине. Все казалось бесконечно интересным — фактически все, кроме секса, кажущегося теперь какой-то смехотворной и достаточно гротескной абсурдностью.

— Вы хотите сказать, Земля как-то стимулирует сексуальиые желания?

— Безусловно. Разве это не очевидно?

Он еще не успел договорить, как Карлсен понял: так оно и есть. Извечная мысль, что сексуальное желание в основе своей иллюзия, всегда упиралась в непонимание: Земля сама по себе генератор вожделения. В конце концов, именно она — Природа. Цель которой — вызывать у организмов стремление множиться. Чтобы из почвы шли в рост деревья, и травы колыхались на ветру, а каждое живое существо искало себе пару, чтобы «восполнить Землю». Грондэл следил за его лицом.

— Теперь чувствуете?

— Теперь да. Удивляюсь только, как я раньше этого не замечал. Мне стыдно за собственную тупость.

— Ну-ну, ни к чему. Жизненное поле Земли насыщено вожделением, вы и родились среди него. Для вас оно так же естественно, как вкус воды. Вкус воды…

Мысль поистине смешная. Примитивная эта сила, держащая своей хваткой все живое, была груба и туманила, как какая-нибудь дешевая сивуха. И под стать некоему деспоту не допускала, чтобы человек думал сам за себя, мешая мысли, стимулируя инстинкты. Философы стремились познать Вселенную, мистики мечтали о единении с Богом: Земля же снисходила к этому, как к безобидному баловству. Ее занимало только размножение. Хозяйка предложила подлить в стакан, Карлсен покачал головой. Вспомнилось вожделение, обуревавшее считанные минуты назад, и показалось каким-то сном. Желание заниматься любовью виделось сейчас неким колдовством, злыми чарами. К девушке сейчас влекло не больше, чем к манекену.

— Ну что, — завозился Грондэл, — пора отключать альтернатор.

— Как?! — Карлсен невольно выдал смятение.

— Потому что жить вам на Земле. Нельзя же сидеть здесь вечно. Ну что, я отключаю?

Карлсен, собравшись с духом, кивнул, и Грондэл потянулся под панель. Свет моментально иссяк, через несколько секунд стихло и гудение. Вместе с тем как прекратилась вибрация, расслабилось и жизненное поле. Ничего, все гладко: ни тошноты, ни шока. Только в комнате стало вроде бы теплее и душновато, а сам Карлсен словно отяжелел, будто бы растормошили тогда, когда самый сон. Через несколько секунд в паху снова ожила бездумная томность, нагнетаемая трагасом.

Он поднял стакан и одним глотком допил. Девушка тут же долила. Карлсен поймал себя на том, что смотрит на ее бюст, наливаясь желанием. Стоило встретиться с ней взглядом, как снова показалось, что они давно и хорошо друг друга знают. Девушка, все так же не сводя с Карлсена глаз, аккуратно опустила кувшин на стол и, взявшись за верхние края своего одеяния, опустила его до талии, высвободив безупречную грудь с сосками почти такими же алыми, что и губы. Усидеть, честно говоря, удавалось с трудом.

— Как я уже объяснял, — заметил благодушно Грондэл, — она приучена реагировать на сигналы глаз.

Девушка с улыбкой выпрямилась и привела одежду в порядок.

— Ну? — спросил Грондэл.

— Что «ну»?

Профессор вообще-то выказывал неожиданную бестактность: обращался с дамой так, будто ее здесь нет.

— Вы ничего не замечаете?

— Н-нет, — Карлсен воровато мелькнул взглядом на хозяйку — теплые карие глаза все так же заговорщически намекали на близкое знакомство.

— Смущаться не надо, — сказал Грондэл. — Покажи-ка ему.

Девушка, правой рукой обхватив себе левое запястье, уверенно сдвинула с него браслет часов. Карлсен, проникнувшись вдруг нелепым подозрением, как зачарованный, уставился на ее ищущие пальцы. Вот на коже очертилась тонкая красная бороздка, при этом движения женщины стали увереннее, и тут рука… отделилась, заодно с парой дюймов запястья. Она протянула ее Карлсену. Изнутри конечность наполняла красноватая прозрачная масса с белыми прожилками. Карлсен, неуверенно протянув руку, коснулся плоти — твердая и теплая, ни дать, ни взять как у человека. При обратном сращивании не оказалось видно ни шва, ни царапины. Девушка вновь расцвела улыбкой с оттенком эдакой мягкой интимности (ясно уже, это и есть тот самый сигнал искусственной доверительности).

— Адроиды, — сказал Гроидэл, — разработаны были Кубеном Дротом, нашим величайшим инженером.

— Хм, а с какой стати Уббо-Сатхла понадобились роботы?

— А вы разве не догадываетесь? Роботы-женщины создавались наложницами для мужчин, а роботы-мужчины, соответственно, для женщин.

— Но зачем? Ведь обходились же, что говорится, напрямую, и те и эти.

Судя по улыбке Грондэла, Карлсен не учитывал главного.

— Вы сами знаете, человек так уж устроен, что не обязательно хочет того, кто желает быть ему парой. Мужчины, в основном, с антипатией относятся к нимфоманкам, они предпочитают определенную невинность. Женщины же предпочитают мужчин с сильным характером. Каждый живет своим идеалом сексуального партнера. Так вот эти роботы как раз под них и подстраивались. У мужчин популярнее всего была молоденькая и невиннейшая особа, у которой восхищение вызывали мужские гениталии.

— А у женщин?

— Как ни странно, им тоже подавай невинность: мужчина-атлет, совершенно неискушенный в сексе, которого приходится поучать. Насколько вы знаете, свое влияние нравится чувствовать и мужчинам, и женщинам.

Карлсен взглянул на женщину, успевшую отлучиться и наполнить кувшин.

— Не понимаю. Вся суть вампиризма — в передаче жизненной силы. У робота же нет жизненной силы.

— Даже это не совсем так, — Грондэл взглядом обратился к девушке. — Покажи-ка ему.

Та, поместив на затылок Карлсену ладонь, приблизилась и мягко поцеловала, плавно скользнув языком ему по губам. Карлсен зачарованно замер, ладони положив на ее теплую округлую грудь. Желание нахлынуло такое, что от Грондэла захотелось на время избавиться. Когда девушка отстранилась, по-прежнему чувствовалось тепло ее губ.

Карлсен раскатисто захохотал, пытаясь скрыть неловкость.

— Нет, надо же! Невероятно! Прямо-таки женщина, живая женщина!

— Не совсем. Если провести с ней ночь, вскоре почувствуется разница.

Жизненная энергия у нее — скусственная. Как пузырьки в этом напитке. Когда девушка удалялась, Карлсен исподволь поймал себя на том, что вожделенно провожает взглядом ее повиливющие ягодицы. Никогда езще рассудок не сознавал так четко природу сексуальной иллюзии.

— Как вы создаете эту искуственную жизненную энергию?

— Существует разновидность процесса, порождающеего нитин. Можно сказать, своего рода безопасная радиация.

— Да, эффект бесспорный. — Прикосновение ее языка не сходило с губ и тогда, когда она вышла из комнаты, приятно ощущался набрякший желанием член.

В целом возврат желания и не был таким уж неприятным — раз на то пошло, что родился с ним, то и чураться нечего.

— Одно для меня странно, — признался Карлсен. — Зачем им нужен был этот альтернатор Маркарди?

— В корабль он был встроен изначально. И даже Уббо-Сатхла временами бывали за это признательны. У некоторых планет сексуальное поле еще мощнее, чем у Земли. Они бы уничтожили друг друга.

В уме возникла картина: существа изнемогают от немыслимой похоти настолько, что втайне носят мысль друг друга растерзать.

— Но в таком случае, может, лучше было бы вообще не выключать это устройство?

— Вы никак не уясните того, что я пытаюсь вам втолковать, — терпеливо заметил Грондэл. — Уббо-Сатхла наслаждаются сильными желаниями. От них они себя живее чувствуют. Они, можно сказать, по природе своей сексуальные преступники.