Его забаву прервали докладом. Эскорт удалялся от Сеннаарской столицы и был готов к сверхсветовому скачку. Удалялся навсегда. Поняв это, Правитель не утерпел.

– Пусть притормозят ещё разочек, – почти извиняющимся тоном приказал он.

Эскорт начал замедляться, а Правитель уже вновь прижался к иллюминатору. Ему было наплевать на нелепость своей позы, на несдержанность шевелящихся, побелевших губ, недопустимых для высокого сана переживания. Старик думал только об оставленном доме – маленьком голубом пятнышке, окруженном темнотой космоса и теплом красного светила. Это пятнышко устрашающе быстро терялось по мере отдаления, уменьшаясь и сливаясь с яркими горящими точками Вселенной. Вначале свои очертания утратили обращённые в сторону эскорта рваные коричнево-зелёные континенты. Видимость над материками незначительно застилалась белой облачностью, но и она исчезла, когда расстояние достигло пятисот тысяч километров. В гамме цветов начинал преобладать голубой, затем размыто-синий. Мало-помалу Аккад оказался на расстоянии более шестисот тысяч километров. Не зная, что это главная планета Республики, теперь её невозможно было разыскать среди остальных точек. Нельзя было понять на глаз, насколько далеко она, планета ли это вообще, или какая-нибудь блёклая звезда. Прародина с горьким равнодушием провожала Эрида, исчезая и оставаясь только в его памяти.

Верховный Правитель что-то тихо промолвил едва заметному ориентиру. Не обращая внимания, он непроизвольно елозил золотую тунику, пытаясь облегчить себе затруднившееся дыхание.

– Летим! – громко и требовательно приказал он.

Наблюдавший из второго иллюминатора помощник оторвался от бескрайнего космоса, передав приказ на капитанский мостик.

Отвернувшись, Эрид только сейчас ощутил, как отвратительно натёр себе шею. Потянув струившуюся ткань, Правитель брезгливо высвободился из льющегося шёлка золота, сбрасывая палантин на пол. Его помощник хотел было подбежать и поднять дорогой атрибут, но Эрид вежливо выставил того за дверь. Тем временем эскорт перешёл на сверхсветовой манёвр, и любые мысли о доме окончательно превратились в воспоминания.

Оказавшись в одиночестве, бывший Канцлер с отвращением наступил на валявшийся палантин, смачно поелозив по нему, как по половой тряпке. Довольный собой и проведённой самотерапией, Эрид пинком отправил атрибут под огромный диван, повторно вернувшись к документации.

Покончив с неотложным, дальнейший перелёт до Исфахана, занявший восемь с малым часов, политик провёл в сортировке и систематизации не нужных на первый взгляд выводов и статистики, умещавших в себе переведённую в цифры краткую историю четырёх цивилизаций. Этот труд находился ещё в зачаточном состоянии. Десять миллионов лет существования его народа было невозможно обработать так быстро даже с помощью специальных программ, однако на затеянное преобразование у Эрида имелся ещё предстоящий путь эвакуации, и, в случае везения, вся оставшаяся жизнь.

Работа успокаивала политика и придавала нужный старику смысл занимаемой им высокой должности. Как Верховному Правителю Эриду практически нечего было делать. Точнее, влияние у него имелось, и забот хватало по горло, но их определял не он, а рой его помощников, в большей мере из военного руководства страны и Сеннаарского братства. Так что, в полной мере Правителем в условиях чрезвычайного военного положения Эрид считать себя не мог. Быть может, он полностью канонизирует свою власть в будущем и будет соуправлять новообразованным государством наряду с Правителем Александрой и четырьмя уже улетевшими в предыдущих эвакуациях Канцлерами. До тех пор Эрид, как и остальные пять его высочайших коллег, отыгрывал роль некого символа единства, былой стабильности и только наглядно отличался от отправленной им в немилость (под диван) накидки. Как и золотой палантин, действующая политическая верхушка страны являла собой лишь красивый, начищенно-яркий, но незаметно протухший атрибут, чья надобность в подобном виде, по мнению старика, была под сомнением.

Относиться к сложившемуся Эрид мог как с вопиющим негодованием, так и с присущим ему приобретённым в кулуарах власти сарказмом. Политик выбрал второе и талантливо, безропотно, со вкусом и улыбкой выдерживал отведенные ему постановки мудрого шута и мягкого успокоительного для всенародных нервов. Любивший ранее живость, открытость, хорошие содержательные беседы и деловую торопливость, Эрид невнимательно загубил эти качества в самом себе, оставаясь таким только в окружении «софитов» и свиты, когда того требовал протокол.

Он часто появлялся на публике, подбадривал и вещал не им написанные истины, дежурная улыбка либо философское выражение редко сползали с его натруженной физиономии. Мышцы лица политика ныли ощутимей мышц профессионального атлета, из-за чего, будучи наедине с собой, занимаясь любым делом, Эрид совершал его столь безэмоционально и нерасточительно в движениях, что достигал схожести с безжизненным трупом. Но стоило кому-то ворваться в его личные покои, а такое случалось сплошь и рядом, как политик менялся на глазах, как заводная кукла, выдавая на-гора дежурную мимику и запас уместных фраз. Пожалуй, только в компании своего секретаря и первого помощника Дидука Эрид ещё умудрялся не притворяться. Но верный слуга уже пережил своё расставание с родиной, будучи занят поручением на Исфахане, и не мог разделить с ним минут прощания с Аккадом.

Покуда эскорт стремился к Исфаханской Солнечной системе, Эрида отвлекали с полсотни раз. Работа утомила политика, да и сосредоточиться в нарастающей шумихе, без которой не обошёлся бы и гораздо более скромный отъезд, несравнимый с масштабной эвакуацией, было сложно. Выход кораблей из сверхсветового манёвра политик воспринял как долгожданный праздник. Эрид обдуманно сложил виртуальные документы и оставил работу программ в режиме сортировки по тщательно заданным им параметрам.

Едва поднявшись, политик предсказал очередное появление помощника и натянул улыбку до того, как военный среднего ранга открыл шлюз.

– Прилетаем. Знаю, – опередил он парня.

Помощник кивнул, добавив:

– Ваш секретарь уже прибыл на главный корабль, Милорд.

– Сначала посетим делегацию, которая нас сопровождает. Время ведь позволяет?

Парень утвердительно кивнул.

– Позволяет, Милорд. Портал ещё не открыт.

Военный удалился передавать пожелания Правителя, и эскорт, вместо того чтобы сразу направиться на главный корабль гражданско-военного флота пятой эвакуации, сменил курс и начал заходить на широкую площадку одного из орбитальных колец планеты Исфахан. От площадки вели переходы к просторному передвижному дворцу – невообразимому и прекрасному образцу орбитальной архитектуры, где сейчас находились Верховный Хранитель, Верховный Главнокомандующий, его сопровождение и члены Сеннаарского братства, которым предстояло запустить и удерживать портал.

Прежде чем сделать шаг по ту сторону портала, Эриду требовалось напоследок встретиться с Илларией. По факту, только из-за Верховного Хранителя политик незначительно изменил маршрут. Оказавшись на орбитальной станции, Правитель, не мешкая, направился к Илларии, но та уже ждала его у парадного шлюза.

Обойдясь самой что ни на есть дежурной улыбкой, Эрид сходу задал вопрос:

– Вы их нашли?

Иллария неопределённо кивнула.

– Они быстро перемещаются внутри галактики и недавно были замечены в Риннуанской системе, точнее, это был Энлиль.

Политик оживился при упоминании имени племянника, но тут же поник, дослушав фразу Хранителя.

– Но потом он вернулся к окраине галактики, и в дальнейшем их сущности стали неуловимы для нас.

Эрид побелел, и Иллария его успокоила.

– Не в том смысле, что они мертвы, нет, – быстро объяснила она. – Я имела в виду, что скромные возможности Хранителей не в силах отследить местопребывание наёмников из-за их исключительной быстроты, нестабильности и необхватной для нас энергии. На месте они точно не сидят. Те импульсы, что различимы для нас, не могут отобразить всё в целом, но мы сходимся во мнении, что Энлиль и Энки пребывают в квантово-энергетическом непостоянстве.