В какой-то мере так оно и было. Защитный талисман мог бы объяснить, почему Кетуре удавалось так долго избегать поимки.

— А его можно магически отследить?

Базель быстро, криво улыбнулся:

— Если бы можно было, то негодный с него амулет.

— Действительно, — Маттео поднялся, собираясь поблагодарить волшебника и уйти.

Хозяин остановил его, подняв руку:

— Ваши глаза говорят, что Вы не уверены, доверять мне или нет. Это свидетельствует об осмотрительности. Вы не пошли к Прокопио. Это свидетельствует о мудрости. Если мой старый приятель зол на Вас — а мне не надо дара прорицателя, чтобы знать, насколько это вероятно — он мог бы донести, что Вы носите волшебный предмет или потребовать отдать вещь ему. Это было бы в пределах его прав и полномочий.

— Как и Ваших.

— Это так, — признал Базель. — У Вас нет особого повода доверять мне. Но Вы здесь. Если Вы не склонны полагаться на мои слова, поверьте в это: будь в медальоне хоть какая-то опасность, будь даже малейшая возможность, что он каким-то образом принесет вред Тзигоне, Вы бы никогда не покинули этой комнаты.

Маттео не мог скрыть выражение удивления на лице. Волшебник удовлетворенно кивнул:

— Да, мне известно, что Тзигона — дочь Кетуры. Я знал Кетуру и узнал ее талисман. Он хорошо служил ей и намного дольше, чем я думал, что это возможно.

Сознание джордайна бурлило.

— А другие способны опознать? Это не сможет указать на связь между Тзигоной и Кетурой?

— Сомневаюсь. Кетура приобрела амулет перед самым исчезновением из Халараха. Мы были друзьями детства. Сбежав, она несколько раз приходила ко мне в час нужды.

Чудовищность этого признания ошарашила Маттео. Если все то, что Дамари Эксчелсор рассказал о Кетуре — правда, то Базель бросил вызов законам Халруаа и рисковал жизнью, помогая волшебнице.

— Тзигоне что-то об этом известно?

— Нет, — твердо ответил Базель. — Поскольку она была настроена отыскать мать, я решил направить ее шаги. Со временем она сама бы вышла на Дамари Эксчелсора. Когда я подсказал ей послать доверенного друга, я имел в виду вас.

— Вы ожидали, что я приду сюда? — говоря так, Маттео почти желал, услышать подтверждение.

Волшебник задумался, но потом покачал головой:

— Нет, но я рад, что Вы так поступили. Встретив друга Тзигоны, я меньше волнуюсь за нее.

Маттео не мог не заметить искренний блеск в глазах волшебника:

— Вы заботитесь о ней.

— Как о родной дочери, — согласился Базель. — И чтобы в свою очередь утешить Вашу душу, я хочу Вам довериться. Я готов сделать все, чтобы защитить Тзигону от клейма ее рождения. Если тайна откроется, я заявлю об отцовстве.

Уже во второй раз за день земля уходила у Маттео из-под ног. Заявление Базеля об отцовстве означало бы признание, что он виделся с Кетурой после ее побега. Это было противозаконно, как и зачать двум волшебникам ребенка в обход халруанских тщательно контролируемых родословных. Любой из этих поступков наверняка значил бесчестье. Но Базель Индолар был готов поступить так ради блага Тзигоны. На какой-то миг Маттео действительно желал, чтобы этот добрый человек на самом деле оказался его отцом.

Но разве добрый человек согласится, чтобы его жена утратила рассудок и магию ради рождения ребенка-джордайна? Обучение Маттео строилось на том, что первоочередной долг — это служение Халруаа. Может, и Базель когда-то верил в это и осознал, что более крепкие клятвы лежат глубже в сердце.

Другая мысль настигла Маттео, и последствия были не слабее породившего их удара. А вдруг претензии Базеля были обоснованными? Что, если этот волшебник был отцом Тзигоны? Если это так, то подруга Маттео — его сестра! Рассмотрев это сложное чудо, он осознал, что не хочет разом отмахнуться от этих возможностей. Если бы он только мог, он бы с гордостью заявил о принадлежности к такой невероятной семье. Он поискал в выражении лица волшебника схожее прозрение, но ничего не заметил.

— Мне доводилось видеть человека, которого ударило молнией, и он выглядел менее ошеломленным, чем Вы, — со слабой улыбкой произнес Базель. — Мы не настолько различаемся. Я подозреваю, одна из причин, почему Вы так усердно разыскиваете Киву, это осведомленность эльфийки о происхождении Тзигоны. Вы не желаете, чтобы на ее долю выпало больше испытаний, чем те, что ей пришлось пережить.

Маттео моргнул:

— Я не рассматривал это в таких категориях.

— Иногда труднее всего увидеть ту правду, что лежит внутри, — волшебник произнес пословицу джордайнов с намеком на теплоту.

Они поговорили еще несколько минут, а потом Маттео ушел. Повинуясь порыву, он назвал вознице адрес места, где когда-то бывал, но только раз. Лошади быстрой рысью понеслись на запад, вдоль вереницы роскошных домов, искусно выращенных из кораллов, и дальше, вдоль все менее богатых и престижных. Наконец они остановились у высокого сада, обнесенного каменной стеной.

Маттео вошел через калитку и быстро направился к небольшому дому, который они с Тзигоной ранее посещали. Дверь была приоткрыта. Джордайн тихо постучал и толкнул ее.

Женщина стояла у окна. Крепко обхватив руками свою худую фигурку, она, не отрываясь, смотрела вдаль, на крохотный сад.

— Да благословит вас Мистра, матушка. — Это было просто вежливое обращение к женщинам ее возраста, но слово на его губах казалось неожиданно сладким.

Она безвольно обернулась к нему. Маттео попятился, не в состоянии ни вдохнуть, ни выдохнуть от неожиданности.

Женщина была не та.

— А чего ты ожидал? — прозвучал тихий, злой голос позади него.

Маттео развернулся, чтобы увидеть женщину в одежде служанки. Ее лицо было круглым, с мягкими чертами; ее можно было бы назвать хорошенькой, если бы не жестко очерченный рот.

Она кивнула на медальон джордайна:

— Если кто-то из ваших ходит вокруг и задает вопросы, все женщины, с которыми он встречался, переселяются в другое место. Тебе не кажется, что эти женщины и так сильно страдают, без потери своих домов? Теперь и ее перевезут. Перевезут снова, если понадобится, пока ты и ваши все не оставите ее в покое.

Вина и горечь накрыла Маттео, словно волна прибоя.

— Я не знал.

— Ну так теперь знаешь. Убирайся, пока не принес большего вреда. Есть вещи, джордайн, которые куда важнее вашего права на все знания Халруаа.

Она выплюнула титул, как будто это было ругательство. Маттео не был до конца уверен, что она не права. Он низко поклонился, извиняясь, и вложил кошель в руки служанки:

— Чтобы облегчить ее путешествие, — сказал он, затем развернулся и выскочил прочь.

Пешком он отправился во дворец. Это заняло остаток дня, и к воротам Маттео подошел, когда, знаменуя ночь, над городом разносилось последнее эхо дворцового сигнального рожка. Уходящий день был наполнен событиями и принес больше вопросов, чем ответов. Одно, впрочем, для Маттео было ясно. Он расскажет Тзигоне все, пусть ей и тяжело будет это услышать. Обвинения против Кетуры одновременно и ужасны, и правдоподобны, но теперь он понял, что заставляет Тзигону годами искать ответы. Как ни болезненны окажутся вести о судьбе матери, теперь Маттео осознал, что есть нечто куда более худшее: Незнание.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Андрис сидел одиноко вдали от света костра и, не веря глазам, наблюдал, как Кива с восторгом принимала подарки разбойниц-кринти. Обеими руками эльфийка подняла шар из лунного камня, воркуя над ним как мать со своим дитем.

Джордайн резко напомнил себе о важности их предприятия. Кабал — это паразит в сердце родины. Андрис обязан был уничтожить артефакт не потому, что ведет род от эльфов, а потому что до сих пор являлся джордайном, присягнувшим служить Халруаа. Кива была его единственным союзником, единственной надеждой исправить собственные ошибки.

Так он себя утешал. Эти слова он повторял неустанно, как жрец повторяет утренние молитвы. Однако в отличие от молитв служителей Азута, эти самоувещевания казались ему лживыми и пустыми.