— Космонавт, вышедший в космос, — говорил Сергей Павлович Королев, — должен уметь выполнить все необходимые ремонтно-производственные работы — вплоть до сварки. Это не фантастика, это необходимость! Чем больше люди будут летать в космосе, тем больше эта необходимость будет ощущаться. Наконец, надо считаться с тем, что может сложиться ситуация, когда один корабль должен оказать помощь другому…
Проблемы, проблемы… Они продолжали возникать, и, наверное, их немало и впереди. Космос еще не исчерпал все сюрпризы, которые он намерен преподнести людям.
Что такое мои полтора десятка минут рядом с часами пребывания в космосе наших космонавтов. Сейчас вокруг меня целый отряд космонавтов, побывавших за порогом своего «звездного дома»…
Развивается космическая техника. Иными стали и скафандры. Новая конструкция — полужесткого типа. Это значит, что туловище и шлем скафандра выполнены как одно целое, в виде кирасы — металлического панциря. Рукава и оболочка ног — мягкие. И что примечательно: его не надевают, в него входят — через люк сзади кирасы. Добавлю: сейчас создатели скафандра плюс к водяному охлаждению (через рубашку-радиатор) «выделили» на брата по 360 литров кислорода… Да и одежда для «прогулок» за бортом не сковывает подвижность, податливая, гибкая.
Каждый выход в открытый космос — это шаг к будущему, к новым делам и свершениям на орбите.
Что будет потом?
Среди моих живописных работ есть картина на тему орбитальных станций будущего. Сюжет ее прост — на фоне голубого горизонта Земли плывет огромный кольцеобразный летательный аппарат, похожий на большой бублик, на внешней обшивке его видны работающие в скафандрах космонавты.
Подобные гигантские «бублики», по некоторым проектам конструктора, будут 'собираться по частям и, видимо, станут основой первых крупных научных и производственных поселений в космосе.
Фантастика? Убежден, что нет. Коль уж появилась новая профессия — космические монтажники, то и быть городам над планетой людей. Все дело за временем.
Тревожные сутки
Григорий Резниченко, журналист
18 марта 1965 года ровно в 10.00 по московскому времени ракета оторвалась от Земли.
Павел Беляев через иллюминатор над головой впервые так близко увидел космическое небо. Иссиня-черный огромный шатер был усеян яркими немигающими звездами.
— Как небо? — спросили с наземного командного пункта.
Павел узнал пo голосу: это был Юрий Гагарин.
Ответил коротко:
— Очень красивое, очень красивое.
А сам в это время склонил голову к правому иллюминатору и увидел ту же яркую звездную картину. Земля в эти часы почти вся была покрыта облачностью. В просветы космонавт видел коричневые горы, зеленоватые таежные массивы да покрытые снегом равнины. И показалось ему, что перед ним проплывает географическая карта. Павел склонил голову влево: Алексей Леонов тоже глядел на Землю.
— Машина работает отлично, — вдруг раздался снова голос Юрия Алексеевича. — Координаты расчетные.
«Это хорошо, — подумал Павел. — Все остальное теперь зависит от нас с Алексеем…»
И снова в кабине корабля раздался голос с Земли — на сей раз Сергея Павловича Королева.
— Я — Двадцатый! Я — Двадцатый! — говорил Главный конструктор. — Счастливого пути!
— Спасибо! — ответил командир и тут же вспомнил, как в последний раз перед стартом напутствовал их Королев.
«Дорогие мои, — говорил он. — Никаких рекордов! Пауке нужен серьезный эксперимент. Если вдруг произойдут серьезные неожиданности, не стремитесь тотчас превзойти себя, а принимайте трезвые, правильные решения».
Павел был спокоен. Он думал о выполнении предстоящего задания. Очень многое будет зависеть и от него лично, хотя главная нагрузка ляжет на Алексея.
Корабль, на котором летели в космической бездне два космонавта, был похож и не похож на предыдущий — «Восход». На «Восходе-2» установили шлюзовую камеру — приспособление, которое позволит Леонову покинуть корабль. За месяцы подготовки к полету космонавты привыкли называть это устройство коротко — ШК. Появление на «Восходе-2» ШК внесло некоторые изменения в оборудование корабля. Исчезло третье кресло в кабине. Но это было далеко не самым главным.
Над головой Владимира Комарова, командира «Восхода», был один щит — пульт управления кораблем. Над головой Беляева появился второй: пульт управления шлюзовой камерон. Его разместили так, чтобы оба члена экипажа могли дотянуться до кнопок и рычагов.
250 операций — столько их необходимо будет проделать двум отважным космонавтам, чтобы один из них вышел в открытое космическое пространство и выяснил возможности работы человека в космосе, вне кабины корабля.
Павел провел взглядом по отчетливым надписям на пульте: «Люк ШК», «Клапан ШК», «ШК». Мысленно представил, как нажимает он один из тумблеров, как медленно распахивается входной люк ШК — примерно в метр диаметром, с внутренним матовым светом, а дальше, в глубине, «дверь», которую предстоит открыть, чтобы Алексей смог шагнуть за борт.
Взгляд Беляева остановился на резко выделяющейся черной ручке второго пульта. Владимир Комаров несколько раз брался за нее, чтобы ориентировать корабль в такие позиции, при которых Константину Феоктистову удобно было вести киносъемку, а Борису Егорову — опыты. Беляеву этой ручкой придется пользоваться значительно чаще. Одна из задач командира — находить такое солнечное освещение, чтобы телекамера, установленная снаружи, и телекамера на срезе шлюза смогли зафиксировать все движения Леонова за бортом и одновременно показать их Земле.
Внутри корабля на космонавтов «смотрят» еще две телекамеры и кинокамеры. И Земля видит все, что происходит на корабле: как ведут себя космонавты, что делают. В любую минуту КП Земли может дать необходимые советы.
— Как привыкаете к невесомости? — раздался теперь уже голос Германа Титова, находившегося на одном из наблюдательных пунктов.
— Привыкаем, — коротко ответил Беляев и сразу понял значение заданного вопроса.
После полета Юрия Гагарина всем последующим космонавтам на «привыкание» к невесомости отводилось почти по одному витку вокруг Земли. У Беляева с Леоновым программа была построена иначе. Выход в космос Алексей должен был осуществить в начале полета — на стыке первого и второго витков. Значит, надо готовиться.
Павел Беляев освободился от привязных ремней. Чуть придвинулся к приборной доске, не затратив практически никаких усилий. Внимательно посмотрел на показания: давление, состав дыхательной смеси, температура, влажность — все в пределах нормы. Затем записал их в бортовой журнал, увидел, как и Алексей отстегнул ремни, поднялся над креслом, тихонько оттолкнулся и медленно поплыл в сторону шлюзовой камеры, так же медленно и легко вернулся назад и «вплыл» в кресло. Корабль уже находился над Камчаткой. Алексей Леонов улыбнулся:
— Все в порядке, командир!
В кабине тишина. Слышен лишь легкий шум работающих вентиляторов да монотонное, упрямое тиканье часов. В корабле все хорошо знакомо, знакомо до малейших деталей. Все многократно опробовано и проверено собственными руками, памятью затвержены в четкой последовательности все до единой операции.
«Восход-2», блеснув в последних лучах Солнца, вошел в густую тень Земли. Павел включил освещение и, когда стало светло, тепло и даже по-своему уютно в этом космическом доме для двух землян, переглянулся с Алексеем.
— Ну что же, Леша, начнем?
— Начнем, — ответил ему Леонов с готовностью.
Алексей «выплыл» из кресла. Павел помог другу
надеть ранец системы жизнеобеспечения. Затем проверил подачу дыхательной смеси, «работу» скафандра, шлюз и системы контроля за состоянием космонавта вне пределов корабля. Мысль работала безукоризненно четко. Следующая операция — проверка системы ориентации корабля — заняла считанные секунды. Руки сами нашли нужные тумблеры, рукоятки, кнопки, ручки…
— Все в порядке!
По расчетам, корабль должен был уже приблизиться к южному побережью Африки. Павел внимательно посмотрел в иллюминатор. Увидел темно-голубой океан, желтый песок и не очень яркую зелень джунглей. Опустил забрало гермошлема, надел перчатки, загерметизировался. Те же операции проделал и Алексей. Командир присоединил к его скафандру трос, так называемый фал, который будет удерживать космонавта у корабля. Без него выходить опасно. Герой повести К. Э. Циолковского «Вне земли» так рассказывает о космонавте, который бы решился оказаться за бортом без «привязи»: