Деревушка Новина небольшая и со всех сторон наглухо замкнута высоченными лесами. Ладные колхозные постройки и дома колхозников, школа и баня, даже заборы и колоды для пчел — все это новое, выросшее на обугленном месте.

Выдолбить в великаньем стволе жилье для лесных пчел, устроить для них удобное пристанище и склад для меда, смастерить окошко, чтоб пчелы свободно проникали, и лаз для руки — для этого тоже требуется немалая сноровка. И этому научил его тоже дед Иван Павлов. Владимир почему-то на болгарский лад произносит отчество деда.

Было так. Во время фашистской облавы, как партизаны называли жестокую блокаду, когда в кольце нескольких дивизий отсиживались в болотах, прикрытых острыми пиками сосен, в Новину пришел отряд в сорок четыре человека. Сорок автоматчиков, три сапера и капитан. Из деревушки все давно ушли в лес, увели и скот. Только в одной избе два деда Цуба — братья: Иван да Михаил Павловичи.

— Тяжко нам в лесу,- сказал старший Иван,- восемьдесят не сорок. Может, Михайла подастся, меньшой все ж, только семьдесят шестой пошел.

Но и младший не покинул родного дома.

Немцы предложили в награду корову, приведенную с собой. Голодная, она натужно мычала. Корова станет собственностью того, кто доведет их до партизан. Знают: старикам ведома тропа через болота.

— Николы! — затряс седой бороденкой младший. — Слышь, немчура поганая, николы!

Хотя слово не было понятно капитану, один только вид гневно выкрикивавшего его Михайлы был достаточно красноречив. Выстрел. Бородка деда окрасилась кровью. Он упал к ногам старшего брата.

— Ставь корову в хлев,- приказал тот офицеру,- я вас поведу,- и махнул рукой в сторону леса.

Очевидцев не сохранилось. Только прорвав блокаду, партизаны нашли в болоте сорок пять трупов. На сорок пятом пулевое ранение. Это и был Иван Павлов Цуба, полесский Сусанин. Он лежал, как бы вглядываясь в небо голубыми глазами, в которых застыло счастье.

Со всей категоричностью Корж уверял меня: «Да, да! Глаза были вельми (очень) счастливые».

Усомнившись вначале, я потом сам себе признался, что был не прав. Действительно, разве не великое счастье восемь десятков лет ступать по родимой земле, а потом навечно сердцем припасть к ней, отдав жизнь за ее свободу?

Ветеринар

Легкий, подвижной, круглощекий. Над воротом белоснежной, как медицинский халат, рубахи нависает острый кадык.

— Мишка до фрицев лют был,- сказал бывший партизанский разведчик, работник Старобинского райисполкома Иван Черняк,- ох, зол. Патронов бы не осталось, так кадыком пронзит.

И вовсе не шуткой прозвучало это, потому что и от других я слыхал о бесстрашном двадцатилетнем партизане.

Как-то с двумя бородачами лежали в засаде в кювете он, Миша Тельпук, подстерегая вражескую машину. Было известно: должен проехать защитного цвета «опель-капитан» со штабным офицером, который везет план наступательной операции против партизан.

Несколько часов ожидания.

Нигде — никого.

Тогда Миша, посоветовавшись со старшими, выбрался из глубокой канавы и залез на высокую ольху, что стояла над крутым поворотом дороги. Зеленые гимнастерка и брюки сливались с ее листвой.

Приближение машины услышали издалека. Шла она на большой скорости. Бородачи встретили ее перекрестным огнем. Зажигательные пули безотказно сослужили свою службу. Машину охватило пламя. Офицер, сидевший слева, и солдат — справа, бросили гранаты. Бородачей сразило. Автомобиль, не сбавляя ход, несся к повороту. Тельпук сверху дал автоматную очередь, убив, как узнал спустя мгновение, офицера и солдата. А когда «оппель-капитан» оказался под ним, прыгнул в него. Перепуганный шофер затормозил. Найдя портфель с документами и поставив впереди себя водителя, Тельпук приказал: «Ляуфен. Шнель!» — и побежал сзади. Когда пленный замедлял бег, он чувствовал на спине дуло автомата. Это придавало ему новые силы.

Рассказ об этом происшествии вспомнился мне после того, как узнал я еще об одном «кроссе» Тельпука.

Он — ветеринарный санитар животноводческой фермы в Готске. От Готска до центра колхоза Хоростово, где проживает ветврач, двадцать километров. Туда колхозниками в ту пору еще не была проложена дорога через леса и болота.

Как-то вечером, после только что отшумевшей грозы санитар неожиданно обнаружил павшую корову. Внешний вид ее поразил Тельпука. Подобным образом скот подыхает от эпизоотии, спасение от которой только в новом препарате. Но ампулы — у врача, в Хоростове.

Кинулся к телефону.

Не работает. Очевидно, в грозу оборвало провода.

Вернувшись в хлев, Тельпук, не жалея креозота, карболки и прочих дезинфицирующих средств, обильно полил ими труп и землю вокруг него. Счастье, что рядом с павшей были пустые стойла. Коровы размещались дальше, а кони и свиньи — совсем в других помещениях. Ехать, немедленно ехать в Хоростово! Но, как назло, все машины в разгоне. Надвигались сумерки. И Тельпук побежал.

Сколько времени продолжался бег, неизвестно, но когда он вломился в квартиру врача и опустился на табурет, грудь его так шумно вздымалась, что перепуганный врач не решился задавать ему вопросы. Лишь через несколько минут Тельпук поведал о беде.

На рассвете их доставил в Готск грузовик. Всему поголовью скота дважды сделали вакцинацию. Сотни коров, лошадей, свиней были спасены.

Я спросил ветеринара, какое расстояние прибежал он тогда с пленным.

— Примерно такое ж,- ответил он простодушно и со смешком добавил: — А через двадцать лет — повторил «рекорд».

Сочинение

Комсомолке Тане Дроздовой двадцать два года. Она очень застенчива, то и дело прикрывает серые, миндалевидные глаза пушистыми ресницами. Каштановая прядь выбилась из-под пестрой шерстяной косынки. Девушка спешит в вечернюю школу. А живет в соседней деревне.

Таня — лучшая доярка «Партизанского края», надаивает до 1800 литров молока от каждой коровы. Обязалась довести удой до 2 тысяч. А полесские коровы — мелки, не сравнить с другими.

Учится Таня в восьмом классе.

Недавно преподаватель белорусского языка и литературы предложил ученикам написать сочинение на тему «Дорогой человек».

Здесь приведены выдержки из перевода сочинения.

«Думаю, батьки не осудят: пишу не о них, хотя они самые, дорогие. Но сочинение не о самом дорогом. А тот, кому посвящено — тоже дорог. Мать и отец рассказывали, что когда фашисты топтали Беларусь, человек этот именем партии возглавил народ наш на партизанщину. Кончилась война, человек этот взялся за трудное дело — восстановление колхоза. Все создавалось заново. Жилье, фермы, клуб, школы, кирпичный завод, электростанция. Разве могли родители мечтать, что будут у нас и комбайны, и тракторы, и автомашины? Есть ведь!

Всю тяжелую работу на силосовании, на фермах, делают механизмы, Заложены фруктовые сады, осушаются болота. На нашей целине — невиданные урожаи: до 320 килограммов картофеля, почти 25 центнеров ржи, льна по 7 центнеров сняли с гектара. Доход колхоза в позапрошлом году равнялся 300 тысячам рублей, в прошлом — 400 тысячам. Вес трудодня значимо вырос. Так как же и Василия Захаровича не считать дорогим человеком? Как не благодарить партию, что за последние тридцать пять лет посылает его к нам вот уже в третий раз: при белополяках, гитлеровцах и после войны.

Когда я вижу его на сельской улице или заходящим на мою ферму, то смущаюсь: знаменитый генерал Корж, как-никак! Герой, член правительства Белоруссии, депутат. Много славного за его спиной и одно из них: Счастливая жизнь «Партизанского края». Но Захарович твердит всем: «Больше разбег», а мне как-то сказал: «Что ж, Танюша, успокоимся на тысяче восьмистах, а? — Не добьемся ферме звания коммунистического труда?» — Вот на третий день после того, поразмыслив над его словами, почитав взятую в библиотеке новую книжку об уходе за коровами, я и решилась довести удой до двух тысяч…»

Свадьба

Иван Осипик работал тогда па скрепере. Строил дорогу Киев-Минск на участке недалеко от «Партизанского края». Зима. Метель страшенная. Рабочие укрылись в близлежащей деревне. Один Осипик на трассе.