Фаррах продолжила:

— Я хочу спросить тебя кое-о-чем. Я пыталась подобрать правильные слова, но не могу притворяться, что мне безразлично, о чем ты думаешь и что чувствуешь. Я боюсь, если слишком сильно надавлю на тебя, ты перестанешь со мной общаться, а мы только сейчас возобновили наши отношения. Но мне необходимо спросить тебя.

Фаррах сделала паузу, ожидая ответа Лондон.

— Хорошо, — сказала она слабым голосом.

— Ты не хотела бы со мной встретиться?

Вот оно, этот вопрос. Вопрос, на который Лондон необходимо ответить. Последний раз она видела мать, рассказывающую ей во всех ужасных подробностях историю ее семьи.

Она училась в старших классах, у них был предмет мировая политика. Терроризм еще не укоренился в американском сознании, это произойдет после 9-11, но Иран, Ирак и Ливия были включены в учебную программу в ее классе.

Тема была ирано-иракская война, окончившаяся в год рождения Лондон. Учитель рассказывал о важных политических лицах Ирана, проецируя фотографии и биографические факты на экран, висевшем на доске.

— Мохаммад Роухани, — произнес учитель, сменяя фотографию. — Этот человек главный советник Верховного лидера Ирана. Он занимал пост с 1989 года и считается одним из самых опасных военных преступников в мире. Пока Роухани был командующим армией, он вербовал детей, убивал десятки тысяч мирных граждан и нарушал Женевское Конвенцию по обращению с военнопленными.

Потом учитель сменил фотографию, перейдя на другую ключевую фигуру, Лондон смотрела на изображение Роухани, не в состоянии отвести от него глаз, ей показалось что-то знакомое в его лице, что-то нечетко всплывало в памяти.

— Эй, Эл? — окликнула ее подруга Моника, шепча. — У тебя случайно нет родственников в Иране? Потому что этот парень похож на тебя.

Вернувшись домой из школы, Лондон решила больше узнать о мужчине с фотографии. У нее начал болеть живот, как только она села за компьютер матери и стала искать в инете. Через час она знала уже гораздо больше, он правил в Иране, когда ее мать была еще студенткой университета, а Лондон была ребенком и росла в Тегеране.

Когда Фаррах прибыла домой, на экране компьютера была его фотография. Она вошла в квартиру, что-то говоря по поводу обеда, вещая куртку, положив портфель, и только тогда взглянула на монитор и замерла.

Ее вздох отразился от стен комнаты, у Лондон сжался живот.

— Откуда ты это взяла? — потребовала Фаррах с бледным лицом. У нее дрожали руки, когда она шла к столу, за которым сидела Лондон.

— Кто он?

— Где ты это взяла? — повторила Фаррах.

— Мы изучаем его в школе. Но мне кажется, что ты с ним знакома.

Фаррах тут же выключила компьютер, даже не задумываясь.

— Мама! — закричала Лондон.

— Он очень плохой человек. Я уверена, именно так тебе и говорят в школе, и это единственное, что тебе следует знать.

— Мне не пять лет, мам. Ты не можешь мне просто сказать, что он плохой человек. Ты явно его знаешь. Откуда? Когда?

Фаррах прерывисто выдохнула.

— Я познакомилась с ним, когда была студенткой университета, еще до того, как ты родилась.

— Как? Он выглядит намного старше. Он был твоим преподавателем или что?

Фаррах села в соседнее кресло.

— Пожалуйста, не заставляй меня делать это, Лондон, — умоляюще попросила она.

Позже Лондон задавалась вопросом — почему она решила настоять. Может, в результате подросткового антагонизма, но если быть до конца честной самой с собой, скорее это было предчувствием, интуицией, которая говорила, что это было важно и ей нужно узнать. Независимо от причин, в тот момент ей казалось, что она не может отступить и не приставать к матери с этим вопросом.

— Расскажи мне, мам. Я должна знать, — просила она шепотом. — Я имею право знать.

Фаррах резко кивнула, а потом призналась, все ее рассказы об отце Лондон, о ее предках и иммиграции в США было ложью. Фаррах Амид была двадцатилетней студенткой университета в Тегеране и входила в радикальную студенческую группу активистов, выступающую против существующего режима власти в стране после исламской революции 1979 года.

Активисты использовали любые средства, чтобы как-то проникнуть к высшему руководству страны, передавая полученную информацию за границу, они надеялись, что другие страны помогут свергнуть Верховного лидера Аятолла, который десять лет «очищал» нацию от любого западного, неисламского влияния.

Слезы текли по щекам Фаррах, когда она рассказывала Лондон, что ей поручили заняться Роухани, чтобы выведать у него секреты о ирано-иракской войне и иранских военных.

— Мне было ясно сказано, что я должна была использовать любые средства, чтобы подобраться к нему, Лондон.

У Лондон еще больше скрутило живот, глаза горели. Она качала головой из стороны в сторону. Нет, не может быть.

— Они выбрали меня, потому что я была красивой. После того, как они договорились о возможности представить ему, я должна была дать понять, что ищу мужчину, который бы мог помочь мне оплатить университет, взамен на секс услуги, которые готова оказать.

— Мама, — зарыдала Лондон.

Ее мать встала и затряслась от волнения.

— Ты хотела узнать. Ты должна услышать все до конца и должна понять.

Фаррах прошлась по комнате, обхватив себя руками, словно пыталась себя сохранить и сберечь.

— У нас начался роман. Роухани не был отталкивающим, я стала любимицей сопротивления, готовая отдать всю себя патриотическому делу. Я получила ценную информацию и все шло гладко... пока в один прекрасный день не обнаружила, что беременна.

В этот момент Лондон разразилась рыданиями. Она знала. Она предчувствовала, что так и будет, но все равно это было самое тяжелое и ужасное, что она испытывала за свою молодую жизнь. Первый раз она спросила, когда была еще маленькой, почему у нее нет отца, как у других детей, мать сказала, что ее отец умер, когда она была еще совсем маленькой. Фаррах рассказывала Лондон об отце, который видел ее, когда она родилась и очень любил, но трагически погиб в автомобильной катастрофе, а Лондон была еще достаточно маленькой, поэтому его и не помнит.

Тот факт, что она на самом деле является результатом договоренности, которая не подразумевала любовь, а лишь обман ее матери с мужчиной, который был известен на весь мир, как ужасный преступник, и ее появление на свет было ошибкой в полном смысле этого слова, это факт разрушил ее на части.

— Я рассталась с ним, — продолжила Фаррах, сыпля словами за все семнадцать лет. — И я ушла в подполье. У меня теперь была ты, мне нужно было кормить тебя и себя, я нашла работу. Моя семья помогала мне, чем могла, но у них было не много денег, да и незамужняя беременная дочь был для них страшный позор.

— Тебе было два года, когда жизнь, которую я построила для нас с тобой, развалилась. Я работала в маленьком магазинчике, вышла на эту работу сразу после того, как ты родилась. Владельцы были очень милая пожилая пара, я сказала им, что вдова, поэтому они взяли меня под свое крыло, даже разрешали брать тебя с собой в магазинчик.

— Начался страшный ливень в тот день, и группа мужчин зашла в магазин, чтобы скрыться от дождя. Владелец магазина заметил по их одежде, что они очень важные люди, поэтому сказал мне предложить им что-нибудь выпить, пока они пережидали дождь. Я уже почти подошла к ним с тобой у себя на бедре, когда увидела его. Твой отец совершил много ужасных вещей, многих людей лишил жизни, но он не был глуп. Ему хватило одного взгляда на меня и на тебя, чтобы все понять.

— Я была в ужасе, но старалась не подать виду. Я предложила мужчинам кофе и чай, держа тебя с собой. Мне хотелось убежать, но ливень снаружи стал еще сильнее, а я пешком ходила на работу и с работы. Я не могла так рисковать и выскочить с тобой на улицу в такой ливень. Но Мухаммед больше ни разу не посмотрел на меня, и я подумала, что может, он не узнал меня… это было бы намного лучше, тогда мне не стоило волноваться.

— Когда дождь прекратился, мужчины решили покинуть магазинчик, я старалась быть незаметной, молясь, что они уйдут, и я смогу опять исчезнуть, он не сможет меня найти. Они вышли за дверь, но потом он вернулся и спокойно сказал, что собирается кого-нибудь послать за тобой — ты принадлежала ему — а поскольку я прятала тебя от него, то меня не приглашают. Юридически в Иране у меня не было никаких прав. Вот почему я решила скрыться с его глаз, как только узнала, что беременна. Я не могла отдать тебя такому человеку, как он.