Под ним что-то тихо заурчало-пять секунд, не больше, — потом вновь стало тихо. Слева от него на стене, наполовину скрытой различными приборами, что-то изменилось, но он пока не понял, что.

Он убрал правую руку с клавишной панели и оперся на локоть, чтобы повернуться влево. Ему удалось это с трудом, ремень на груди был стянут, и он поспешно расстегнул его. Снова попробовал нащупать точку опоры, соскользнул, снова оперся на локоть и на несколько сантиметров продвинулся вперед. Внезапно сопротивление ослабло, плечо выскользнуло из углубления, и вот уже его голова над краем кровати. Быстро повернувшись влево, он бросил взгляд между приборами…

Сначала он ничего не понял. Только то, что снаружи была ночь. В слабом освещении заметна была часть широкого серебристого диска да сходившиеся к нему прямые серебристые лучи. На темном заднем плане видны были белые мерцающие точки-небо, под ним было темное звездное небо. У него внезапно закружилась голова, показалось, будто он падает в бездну. Ножки его кровати упирались в пустоту, и вместе с кроватью он падал в черную пропасть. Он потерял сознание.

Открыв глаза, он увидел перед собой полное дружеского участия лицо, чуть приоткрытый рот, светлые пряди волос.

— Крис, — прошептал он.

Вытянув руку, притянул ее лицо к своему. Оно было теплым и нежным, он прикрыл от счастья глаза, пальцы поглаживали ее светлые локоны на затылке. Ее рука гладила его волосы, виски. Потом она высвободилась, но какое-го время еще оставалась совсем близко, так что он даже не мог отчетливо разглядеть ее черты.

— Так это… значит… мы в космосе, — выдавил он.

— Я зашторила иллюминатор, — сказала она. — С нами ничего не случится. Мы на космическом корабле. В полной безопасности.

— Но… Земля?..

— Земля от нас далеко. Мы очень далеко удалились от нее… От Земли.

— Но что случилось?.. Что происходит?..

— Почему ты все время спрашиваешь? — В размытых чертах ярко выделились карие глаза. Мягкая рука легла ему на лоб. Взгляд у него стал молящим.

— Земля, — сказала она, — нашей Земли больше нет. Что от нее осталось-это океан горящей лавы и пепла. Шеф сказал, выгорел весь дейтерий. Что это значит, вам, наверно, лучше понятно, чем мне. Кто-то где-то применил супербомбу. Мы даже не знаем, кто. И начала гореть вода. Вся вода, что была на Земле. Ручейки, реки, озера, моря. Ученые утверждали, что это невозможно. Теперь все наверняка мертвы — никто и не понял, в чем было дело. — Крис подперла рукой подбородок и продолжила: — Я находилась над Землей на этом корабле, на расстоянии двадцати тысяч километров. Я видела, как это было. Пошло откуда-то слева, с восточного побережья Канады. В море это расползалось, как красные чернила по промокашке. Там, где доходило до побережья, в материки врезались огненные языки, они разветвлялись, становясь все тоньше и тоньше-оранжевые, с ядовито-зеленой каймой. А потом был уже только белый жар. Я больше немогла туда смотреть-это было как Солнце. Мы задраили люки и помчались прочь от Земли.

Крис замолчала.

— Что было со мной? — слабым голосом спросил Фил.

— Вы тоже были на этом корабле. Без сознания. Вам повезло.

— Говори мне, пожалуйста, «ты», — попросил Фил.

— Ты был без сознания, — сказала Крис. — Тебе повезло, — Потом, помолчав, через некоторое время она добавила: — Я никогда не смогу ничего забыть. Это был конец. После такого все теряет смысл. — И. вновь помолчав:- Я боялась говорить тебе… Фил глубоко вздохнул. Чуть отдающий химикалиями воздух заполнил легкие, не ставшие еще в полной мере его собственными легкими.

— Молчанием ведь ничему не поможешь.

— Ты еще не понимаешь до конца, — сказала Крис.

— Возможно, ты и права, — ответил Фил.

Крис поднялась.

— Давай я снова затяну ремни. Может зайти доктор Миер. Ты не должен больше этого делать. — Она разложила, как положено, тонкие руки больного. — Ты мог бы просто погибнуть. Голова твоя свисала с кровати. Шланг, ведущий к аорте, был согнут и сильно сдавлен. Как можно быть таким легкомысленным! Людей сейчас осталось мало.

Теперь Фил мог спросить все что угодно, и он получил бы ответ, в этом сомнения не было. Но сначала ему надо было обдумать услышанное. Он покорно позволил ей делать все что нужно.

— Сейчас ты будешь облучаться, — сказала Крис-Ультрафиолетовыми лучами. Это важно. Организм нуждается в них, чтобы восстановить ферментную систему. Пока ты еще питаешься внутривенно, но ведь рано или поздно начнет работать желудок. Постепенно мы перейдем к нормальному питанию. А это необходимая подготовка.

Она надела Филу очки с толстыми защитными стеклами, взяла за ручки металлический предмет, по-прежнему висевший над ним, опустила его вниз, потом включила прибор, и стекловидная поверхность внутри металлической сферы начала с тихим гудением раскаляться, словно наполняясь идущим изнутри светом. Свет будто инеем покрыл лицо и верхнюю часть туловища Абельсена, он словно окутал его мягким бархатным покровом, который не грел.

Через пять минут сестра отключила прибор, отвела в сторону ультрафиолетовую лампу. Наклонившись к Филу, она бегло коснулась губами его губ.

— А теперь спи, — приказала она.

И вышла.

9

На утренней поверке майор сказал:

— Каждый день солдата-это подготовка к великой войне. Мы не знаем, когда нападет враг, но мы готовы отразить это нападение. Когда бы он ни нанес первый удар, на удар мы ответим ударом. Мы будем сражаться, пока не победим или погибнем. Мы выполним наш воинский долг, отстаивая свободу и отечество.

Выстроенные шеренги замерли в едином порыве. Жесткие, целеустремленные лица были обращены к майору. Абель стоял рядом с Остином. Оба уставились на майора, не мигая.

— Мы должны постоянно работать над собой, чтобы сохранить максимальную боевую готовность. Мы должны неослабно бороться против внутреннего врага. Мы, солдаты, всегда смотрим только вперед. Ничто не может помешать нам исполнить свой долг. Вдумайтесь в это, соратники: ничто не помешает!

Впервые майор шевельнулся — он расправил плечи и теперь стоял прямее обычного, один среди плотной массы своих солдат.

— Каждый день может разразиться война. Мы должны быть готовы к этому. В любой момент. Возможно, война ближе, чем мы подозреваем.

Он замолчал. Солдаты не шелохнувшись ждали следующего приказа:

— Для приема таблеток разойдись!

Как нечто единое, слитное, выросли перед строем десять сержантов, они передали команду дальше. Залпы отрывистых слов громыхнули над строем. Неподвижность сменилась внезапной толчеей, наступил момент хаоса, бессмысленной давки и толкотни, солдаты рассредоточились, исполненная долга целеустремленность и автоматическая готовность все приказы исполнять бегом способствовали мгновенной перестройке рядов-выстроившись елочкой, взводы готовы были разойтись разных направлениях.

Всякий день начинался в точности, как другие. Все приказы звучали одинаково, не было различия между вчера, сегодня, завтра. Или все-таки было?

Абель слышал волнение в голосе майора, предрекающего им скорую войну. Часто ли прежде он говорил об этом? Абель не помнил. Уголком глаза он наблюдал за майором…

И все-таки отличие было. Майор стоял не один-десять сержантов выстроились перед ним в ряд. Он что-то говорил, но только сержантам, мегафон был отключен, майор держал его в руке.

И еще одно отличие. Когда они выстроились для приема таблеток, рядом с круглыми раздаточными отверстиями склада медикаментов стояли сержанты.

Когда из желобка вылетел целлофановый пакетик, Абель почувствовал на себе взгляд сержанта. Медленно, чтоб выиграть время, он разорвал пакетик, сунул в рот одну таблетку за другой, в том числе черную; пришлось держать ее под языком, пока он снова не стал в строй. Лишь тогда он ее выплюнул.

Итак, у них возникли подозрения. В таком случае у него не так уж много осталось времени. Но ему и не нужно было теперь много времени.