Я направилась к скамейке. Рядом с Адамом меня окутал жар, как если бы я слишком близко подошла к костру. Он нарисовал сдерживающий круг и наполнил его жаром. В сумочке у меня был тазер. Вероятно, я могла выстрелить в него отсюда, но даже если бы тазер сработал и он упал, подойти к нему было бы невозможно. Жар запросто мог испепелить кожу на моих пальцах. Затем наступил бы шок, и поминай меня как звали.
Я села. Адам Пирс улыбнулся. Его лицо осветилось, внезапно став ребяческим и очаровательным, но все же слегка опасным. Так вот почему его мать давала ему все, чего он хотел.
- Невада. Такое холодное имя для такой солнечной девушки.
Ну, разве ты не льстец? Невада значит «заснеженная» по-испански. Я была вовсе не такой.
Родители бабули Фриды приехали в США из Германии. Она от природы была темноволосой и белокожей. Дедушка Леон был из Квебека. Я не помню о нем ничего, кроме того, что он был огромным и темнокожим. Это доставляло им обоим кучу проблем, но они слишком любили друг друга, чтобы сожалеть об этом. Вместе они родили мою маму, с темными волосами и кожей цвета молочного шоколада. Мы мало что знали о семье папы. Когда-то он сказал мне, что его мать была ужасным человеком, и он не хотел иметь с ней ничего общего. Мне он казался наполовину белым, наполовину коренным американцем, со светло-русыми волосами, но я никогда не спрашивала. Все эти гены перемешались в одном котле, и получилась я - с бронзовой кожей, карими глазами и светлыми волосами. Мои волосы были не серебристо-белыми, а более темными, медового оттенка русого. Я почти никогда не обгорала на солнце, просто становилась смуглее, в то время как мои волосы становились светлее, особенно если я проводила лето, плавая. Однажды, когда мне было семь, по дороге в школу нас с бабушкой остановила женщина, и принялась распекать бабушку за покраску моих волос. Ничего хорошего из этого не вышло. Даже сейчас люди иногда спрашивали меня, в каком салоне я красила волосы. Имя Невада мне и правда не подходило. Во мне не было ничего зимнего, но мне было плевать, что он думал по этому поводу.
Я потрясла левой рукой, развернув сувенирную футболку дендрария «Мерсер», черную с зеленым логотипом.
- Для тебя.
- Ты принесла мне футболку? - Он приподнял бровь.
Каждый нерв в моем теле дрожал от напряжения. Спокойно.
- Ты все время забываешь надеть футболку, так что я подумала, что она тебе не помешает. Раз уж у нас серьезный разговор.
Он наклонился вперед, его красивое лицо обрамляли мягкие волосы.
- Тебя отвлекает мой торс?
- Да. Каждый раз, как я вижу пантеру с рогами, меня распирает смех.
Адам Пирс моргнул. Ага, не ожидал?
- Просто из любопытства - зачем рога?
- Это Мишепишу, подводная пантера Великих озер, почитаемая индейскими племенами. У нее рога оленя, тело рыси и чешуя змеи.
- И чем она знаменита?
- Она живет в глубинах озер, где оберегает залежи меди. Те, кто пересекает ее территорию, должны заплатить дань.
- А если дань не уплачена?
Адам улыбнулся, блеснув зубами.
- Тогда Мишепишу тебя убьет. Одно мгновение вода будет спокойной, а уже в следующее смерть поглядит тебе в лицо.
Итак, Адам считал себя Мишепишу. Он властвовал, а нарушающие его территорию, должны платить дань. Он высокого мнения о себе, раз не начал об этом рассказывать.
Адам осмотрел меня медленным, оценивающим взглядом.
- Я не верю, что моя мать наняла тебя.
- Почему?
- Она принимает на работу по внешнему виду. Эти джинсы стоят сколько, баксов пятьдесят?
- Сорок. Я купила их на распродаже пару лет назад и одела сегодня специально для встречи с Густавом.
- Зачем?
- Потому что мне нужно, чтобы он мне доверял, я хотела показать, что тоже работяга, как и он. Я не «они». Я не хозяйка. Я даже не знаю хозяина, хотя он иногда платит по моим счетам. Если бы мне нужно было повидаться с твоей матерью, я бы надела костюм «Эскада». Он стоил шестнадцать тысяч баксов, и вряд ли впечатлил бы твою мать, но, по крайней мере, она сразу не приняла бы меня за попрошайку.
Адам прищурился.
- Я навел справки. Ты - мелкая сошка, Снежинка.
Уменьшительные имена? Тьфу.
- Наша фирма имеет безупречную репутацию.
- Зачем тебе тратить десять с половиной штук на костюм? Разве это не половина твоей месячной зарплаты?
Я заставила голос звучать легко и непринужденно.
- Видишь, поэтому я могу сказать, что ты никогда не был бедным. Ты надо мной издеваешься, или тебе действительно любопытно?
Он откинулся назад.
- Мне любопытно. Когда я начну издеваться, ты поймешь.
Я не обратила внимания на подколку, сделав вид, что ничего не заметила.
- Когда ты обеспечен, у тебя есть роскошь одевать что твоей душе угодно. Ты богат. Если кто-то попытается судить тебя по тому, как ты одеваешься, ты посчитаешь это забавным и утрешь им нос. Когда же ты бедный, твоя возможность получить работу, в которой ты нуждаешься, или выполнить определенную социальную задачу часто зависит от того, во что ты одет. Ты должен переступить порог от «просителя» к «одному из нас». Удивительно, как могут открываться двери, стоит людям перестать смотреть на тебя свысока. Поэтому ты откладываешь деньги, покупаешь один безбожно дорогой наряд и годами одеваешь его только по очень особенным случаям. У меня таких два, от Эскада и от Армани. Раз в сто лет, крупная страховая компания или состоятельный член какого-нибудь дома хочет нас нанять, и тогда я одеваю один костюм, чтобы получить работу, а второй - чтобы сообщить результаты, потому что мне нравится незамедлительная оплата. В остальное время они висят у меня в шкафу, завернутые в два слоя целлофана, и мои сестры знают, что прикосновение к ним грозит страшной и мучительной смертью.
Адам рассмеялся. Это был богатый, снисходительный смех человека, не знающего забот в этом мире.
- Ты мне нравишься, Снежинка. Ты искренняя. Настоящая. Зачем ты занимаешься этой работой?
- Потому что наша фирма - дочернее предприятие «Международных расследований Монтгомери», и если я не приведу тебя, они отберут бизнес, над которым я работала много лет. Моя семья останется без крыши над головой.
Адам рассмеялся снова. Что-то в перспективе моей семьи стать бездомной его позабавило.
- Сколько ты весишь?
- Странный вопрос. Около пятидесяти девяти килограммов.
Он покачал головой.
- Ты совсем не врешь, да?
Когда этого требовали обстоятельства, я врала так, что ему и не снилось.
- Люди слишком много врут, потому что так проще. Я не вру, пока меня не вынуждают. Адам, ты ведь знаешь, что не сможешь прятаться от копов вечно. Когда они тебя найдут, это не будет «положите руки на затылок и встаньте на колени, чтобы мы могли надеть наручники». Тебе выстрелят в голову.
Он оперся локтем о колено и подпер подбородок кулаком.
- Аха.
- Если они не найдут тебя в ближайшие пару дней, они предложат вознаграждение. Тогда любой наркоман на улице будет пытаться тебя сдать. Единственным логичным выходом из этой ситуации является возврат в семью.
- Зачем? Чтобы я гнил до конца жизни в тюремной камере?
- Сильно сомневаюсь, что Дом Пирсов позволит гнить тебе в камере. Твоя мать явно души в тебе не чает, и пойдет на все, лишь бы ты не сел в тюрьму. Деньги и власть на твоей стороне. Всяко лучше, чем быть трупом.
Он пристально на меня посмотрел.
- Ты считаешь, что я это сделал?
Я начала думать, что да. Я заставила себя пожать плечами.
- Меня это не волнует. Моя работа закончится, когда я тебя приведу.
Он отлепился от стены и дотронулся до мела ногой, смазывая идеальную линию. Жар колонной устремился вверх. Мое сердце билось слишком быстро. Я почувствовала привкус металла во рту. Адреналин зашкаливал. Если он сейчас поджарит меня, я не смогу ему помешать. Адам скинул с плеч кожаную куртку. Запах горелой ткани распространился в воздухе. На футболке появились прожженные пятна. Она тлела, превращаясь в золу, и Адам, пожав плечами, стряхнул ее. Солнце играло на его скульптурной груди и кубиках пресса, подчеркивая каждый плавный изгиб и каждый твердый контур мышц золотым сиянием. Хорошо, что бабушки Фриды здесь не было. У нее точно случился бы инфаркт. Адам протянул руку и выдернул мерсеровскую футболку из моих рук. Он надел ее, накинул кожаную куртку, и улыбнулся.