Конечно, он чувствовал бы себя куда спокойней, если бы данные Колфилда были проверены воспоминанием. Без сомнения, бывший механик что-то скрывал и понимал, что при сеансе ничто спрятанное в его мозгу не останется тайным. И Грегори оставалось только планировать всю операцию на основе сомнительных показаний Колфилда.

Грегори видел, что Колфилд старался быть полезным и многое из того, что он сказал, подтверждалось с большой долей точности. Но допустим, что вся эта точность была направлена на то, чтобы скрыть главное: что случилось на «Подсолнечнике» на самом деле? Колфилд признался, что на корабле он был не только механиком, но и совал нос во все дела и был в курсе всего, что происходило на борту. Так что же там произошло? Что было настолько тайным, чтобы грозить Колфилду худшими бедами, чем те, которые он уже на себя навлек?

5

На экране модель потока выглядела роем пчел. Туманные края скрывали центр роя. Фигуры Нолана и Хартмана казались каменными изваяниями с непрерывно двигающимися глазами.

А ведь вполне может быть, раздраженно думал Грегори, что секрет Колфилда связан всего-навсего с его личными делами. Ведь и поведение его после катастрофы коренным образом изменилось. Взять, к примеру, его решение остаться на Земле в угоду жене, – никак это не сходилось с характером Колфилда. Значит, в душе его должен был произойти резкий перелом...

Раздался металлический удар, который показался громким только потому, что Грегори ждал его. Грегори вздрогнул и тут же облегченно вздохнул. Нолан и Хартман расслабились. Данные Колфилда, во всяком случае в той их части, которая касалась состава потока, оказались точными.

Метеорит, который ударился о корпус «Декарта», был заледеневшей, обезвоженной хлебной коркой, а может, картофельной шелухой, и столкновение произошло при относительной скорости предмета вдвое меньшей, чем у ружейной пули. Это означало, что они продвигаются в потоке достаточно медленно, чтобы уцелеть, и достаточно быстро, чтобы нанести поток на подробную карту за несколько дней. Теперь им оставалось лишь проложить курс «Декарта» таким образом, чтобы он в своих эволюциях смог прочесать все облако метеоритов, чтобы радары и вычислительные устройства смогли зарегистрировать все до единой частицы в потоке, определить его массу, состав, тенденции к развитию и курс на ближайшие пятьдесят лет.

На некоторое время Грегори забыл о своих подозрениях по поводу точности данных Колфилда. Но к концу первого дня они начали возвращаться. На третий день он был настолько встревожен, что решил вызвать «Змея». Ум Китли был отточен и быстр настолько, что мог поспорить с любым компьютером, к тому же Китли был наделен непредсказуемой интуицией гения, не доступной ни одному электронному устройству. И хотя Грегори был командиром Китли, он никогда не позволял самолюбию влиять на свои решения.

– Меня тоже беспокоят размер и плотность этой части потока, – сказал Китли, когда Грегори изложил ему свои сомнения. – Но я не спешил делать выводы. Хотя убежден, что поток гораздо больше, чем должен быть.

– Есть ли у вас мысль, почему это могло произойти?

После краткого, но сосредоточенного раздумья Китли быстро заговорил:

– Поток «Подсолнечника» состоит из двух частей. Первая часть – это материалы, сброшенные до взрыва трубы. Состав этого потока, по уверению Колфилда, ему хорошо известен. Вторая часть была сброшена, когда он находился в госпитале, потому что обгорел. Об этом потоке он много сказать не мог, кроме того, что поток уступал первому по массе и состоял из остатков мусора, обломков радиоаппаратуры и некоторых легких приборов.

– Вы решили начать со второго меньшего потока, – продолжал Китли, – что мы и кончаем делать, а затем прибавить скорость и ждать, пока нас догонит быстрый поток с таким расчетом, чтобы его скорость ненамного превышала бы скорость наших кораблей и не представляла бы для них опасности.

– Вы правы, – сказал Грегори. – Он не торопил Китли, потому что понимал, что тот должен постепенно подойти к самому главному.

– Я полагаю, – продолжал Китли, – что Колфилд был не так плох и невменяем, чтобы не знать в действительности, из чего состоял второй поток. Я убежден, что мы сейчас завершаем измерения не второго медленного, а первого большого потока.

– Я думал о том же, – признался Грегори, – но очень надеялся, что вы меня переубедите.

Китли замолчал. Капитан и без него мог сделать нужные выводы. Если они будут разгоняться, чтобы оторваться от потока, принятого ими за малый и медленный, то, вместо того чтобы уйти от него и ждать, пока их догонит первый поток, они будут догонять медленную часть выброса и влетят в него на скорости, куда выше допустимой.

– Я предполагал, что это медленный поток, – произнес Грегори, холодно глядя на бывшего механика. Колфилд, который присутствовал при разговоре, отвел глаза. – А может быть, – продолжал Грегори, – это не я предположил, а вы изложили события так, что я был вынужден это предположить. Что же вы молчите, Колфилд?

Бывший механик был испуган. Испуган смертельно. Грегори в этом не сомневался. Его блестящее неподвижное лицо покрылось капельками пота, а костяшки пальцев, сжимавших ручки кресла, побелели. Стараясь не смотреть на экраны радаров, он отрицательно покачал головой.

– Мне бы следовало догадаться, – сказал Грегори, – что данные, которыми вы нас снабдили, были слишком точны, чтобы их можно было вспомнить через одиннадцать лет. Все эти годы вы повторяли эту версию про себя, твердили наизусть. Ложную версию, которая была нужна вам в ваших целях. Так что же это за цель?..

– Подытоживая сказанное, – услышали они голос Китли, – мы можем говорить о двух выходах. Либо с ускорением двигаться вперед, либо тормозить. В любом случае мы можем опасно ошибиться. Но в нашем распоряжении, если верить данным Колфилда, остается десять часов.

– А если прав я, – произнес Грегори, не в силах побороть гнев, вызванный страхом механика, – то у нас не осталось ни минуты.

Прошло не более трех секунд, как Нолан приглушенно воскликнул:

– Смотрите на экран!

На экране происходили странные изменения. Поток, который они кончили регистрировать, оставался туманным, слабым пятном, но на экране разгоралось новое созвездие – каждая звездочка в нем представляла собой тело массой во много фунтов и все эти звездочки, сбившись в тесный рой, с угрожающей быстротой неслись к «Декарту».

– Экстренное торможение! – закричал Грегори и тут же отдал другой приказ: – Сначала надеть скафандры! Мы не успеем уйти!

– Ты нас провел! – Хартман обернулся к Колфилду с такой яростью, словно готов был его убить. Но механик лишь растерянно тряс головой.

– Нет... – повторял он. – То есть да... но я не знал об этом! Я бы никогда не посмел скрыть!

– Всем замолчать! – рявкнул Грегори. И тут же обернулся к микрофону: – Китли, отводите свою скорлупу! Не прерывайте связи, включите записывающие устройства. Действуйте. Нолан, девяносто градусов вправо и тормозите, как только возможно!

Нолан тормозил главным двигателем, но времени на торможение не оставалось. Резко возросли нагрузки. В таких условиях нелегко было натягивать скафандры. И в течение пяти бесконечных минут, которые потребовались, чтобы надеть и загерметизировать скафандры, Грегори не спускал глаз с экранов. Созвездие ярких точек неумолимо сближалось с «Декартом». Тому, кто не знал, что экран охватывает пространство в десять тысяч квадратных миль, могло показаться, что это происходит не так и быстро.

– Привязать ремни! – приказал Грегори, убедившись, что все надели скафандры. – Нолан, включи посадочные двигатели. Четыре "g" в течение пяти минут!

Посадочные двигатели взревели, и ремни врезались в тело. Грегори старался не потерять сознания, но у него потемнело в глазах.

Наконец эти бесконечные пять минут миновали. Когда Грегори смог толком разглядеть, что показывают радары, он хрипло крикнул, превозмогая головную боль: