Изменить стиль страницы

«Чудо!.. Совершилось чудо!.. Там, в монастыре!.. Около мощей угодника!.. Чудо!.. Чудо!»

И казалось Петровне, что после того легко и радостно будет людям жить на земле. Преобразится человеческая жизнь. Свалится страшная гора с плеч самой Настасьи Петровны.

Но в этот день чуда в монастыре не совершилось.

Глава 9

В воскресный день, лишь только стало солнце ощупывать землю своими неуловимыми, но теплыми объятиями, поднялась Петровна на ноги, подняла Степана и Демушку и потянула их к ранней монастырской обедне. Вместе с ними из дома вышли хозяйка Акулина Ефремовна и дочка ее Паланька. Эти не на богомолье пошли, а в лес по ягоду-голубицу. У монастырских ворот расстались. Ширяевы пошли в церковь. Хозяйка с дочерью направилась в обход деревни к лесу.

Несмотря на ранний час, в церкви было уже полно народу — все прибывшие с разных мест богомольцы.

На этот раз Петровна молилась особенно усердно, старалась прогнать из головы греховные сомнения, которые терзали ее уже несколько дней. Точно во сне, слышала она перекликающиеся голоса попов, дьяконов и дьяков, пение монашеского хора и звуки колокольного перезвона. И чем больше молилась она, тем больше сгущался у нее в голове какой-то едкий туман, в котором мысли ворочались, как колеса тяжелой телеги в распутицу. Но Петровна упорно молилась и страстно звала себе на помощь святого угодника.

Степан недолго стоял около жены. Перекрестившись раза три, он вышел незаметно для Петровны из храма и направился к монашеским кельям.

Не достояла обедню и Петровна. В середине службы взяла Демушку за руку и вышла из церкви в монастырский двор.

— Мама! — захныкал голодный Демушка. — Пойдем домой… я есть хочу…

Но не хотелось Петровне одной возвращаться в квартиру. Да и тревожилась она за Степана. Что-то уж очень часто стал он бегать к монахам. При встрече с белобрысым и мохнатым Игнатом о чем-то таинственно шушукался с ним. Словно к чему-то готовился.

Нередко слышен был от Степана и запах водки.

А Демушка хныкал:

— Ма-ма-а… есть хо-чу-у-у…

Держа его за руку, Петровна обошла весь двор и лишь близ могилок монастырских нашла Степана.

Демушка теребил мать за платье и ныл:

— Есть хо-чу-у-у…

— Что с ним делать, Степа? — обратилась к мужу Петровна. — Не хочется мне идти домой… Утро-то какое хорошее!.. А он клянчит есть…

Понял Степан, что расстроена чем-то жена. Посмотрел на густой лес, маячивший далеко за деревней, сказал:

— Пойдемте в лес… там на еланях ягоды…

Обрадовалась Петровна, взяла Демушку за руку и пошла со Степаном из монастырской ограды. Обошли деревню, прошли большое поле и углубились в лес; подходили к большой елани.

Вдруг справа, из густого ельника, долетел человеческий стон.

Петровна вздрогнула и остановилась:

— Что это, Степа?

— Монахи, поди…

Петровна нахмурилась:

— Тебе везде монахи мерещутся…

— А кому же тут быть?

— Пойди… посмотри…

Кинулся Степан к ельнику и, раздвигая колючую зелень, стал пробираться в самую гущу.

Петровна держала за руку Демушку, смотрела в ту сторону, где скрылся Степан, тревожилась и ждала.

Через некоторое время из ельника долетел сердитый голос Степана:

— Эй, эй! Вы что это делаете?! Ах, сволочи…

Голос Степана оборвался.

Где-то вдалеке затрещали сухие ветки.

Слышно было, что убегают несколько человек, тяжело ступая ногами и ломая сучья.

Точно из-под земли еще раз долетел до слуха Петровны глухой стон.

Потом снова раздавался в лесу голос Степана:

— Ах, подлецы, язвом бы вас язвило!.. Что делают! А? Настасья!.. Настасья!..

Испуганная Петровна стояла, не в силах двинуться с места.

— Настасья! — кричал Степан. — Идите сюда!.. Помочь надо людям… — И опять ругался:

— Вот сукины дети!.. Вот подлецы!..

Когда перепугавшаяся Петровна пробралась с ребенком сквозь густой ельник, то увидела небольшую, залитую солнцем полянку, а посреди нее двух баб. Около них стоял и ругался Степан, глядя куда-то дальше в лес.

Только подойдя вплотную, разглядела Петровна, что в траве сидит хозяйка Акулина Ефремовна с дочерью Паланькой.

— Ох, доченька! Ох, милая моя! — охрипло причитала растрепанная, простоволосая Акулина, ползая около дочери и заливаясь слезами. — Голубушка ты моя сизокрылая!.. Ох, доченька!.. Ох, милая моя…

Петровна поняла все. Стояла молча. Не могла слова выдавить из себя. Чувствовала, что от гнева и горя сердце ее готово разорваться.

А Степан, указывая рукой в лес и все еще ругаясь, говорил:

— Убежали, сукины дети!.. Монахи!.. Человек шесть было… Вот сама полюбуйся, Настенька, чем занимаются угодники божьи, язви их…

Глава 10

Только после вечерней службы в храме, перед самым закатом солнца, добралась Акулина Ефремовна до покоев настоятеля. Может быть, и не добралась бы, да Степан помог: с руганью лез во все кельи, искал насильников, шумел и требовал:

— Ведите нас к настоятелю!.. А то в город пойдем… в полицию заявим… Все расскажу!.. Я — свидетель…

Монахи переглядывались и посылали их то в одну, то в другую келью, стараясь не допустить до покоев архимандрита.

Но взволнованный Степан везде одно говорил:

— Знать ничего не желаем!.. Ведите к настоятелю.

И Акулина осмелела:

— Что же вы нас не пускаете к владыке… к настоятелю?.. Пускайте!.. А то я в другом месте буду управу искать.

— В чем дело-то у вас? — допытывались монахи.

— А вот придем к настоятелю, — говорил Степан, — там все расскажем…

— Да нельзя же вас сразу к отцу архимандриту пустить! Объясните сначала, по какому делу.

— Сходите сначала к отцу-ключарю, — настаивали монахи.

Но Степан продолжал шуметь:

— Никуда не пойдем!.. Либо ведите к настоятелю, либо пойдем в город… В полицию заявим…

Он везде искал брата Игната, думая, что Игнат непременно доведет его до настоятеля, но Игнат в этот день как сквозь землю провалился.

Наконец, поздно вечером их направили к Мефодию.

— В чем у вас дело? — строго спросил высокий и курносый монах, сидя на табуретке за большим столом и перебирая пальцами свою длинную бороду.

— Пустите нас к настоятелю, — сказал Степан, — к отцу архимандриту… к владыке…

— Зачем?

— А вот придем к нему… тогда и расскажем… зачем.

— Сначала мне расскажите… А завтра я доложу владыке… Все равно… без меня никакое дело владыка не будет разбирать.

Степан запальчиво перебил монаха:

— Чего вы нас перебрасываете друг к другу? Нам владыка нужен… а не ты!

— Ну, ну! — предупреждающе проговорил монах и погрозил пальцем: — Ты, дядя, не шуми… Не шуми-и!.. А то знаешь, что с тобой может случиться?

— А ничего со мной не будет! — кричал Степан, склоняясь к правому голенищу сапога и ощупывая рукоятку ножа. — Меня, отец, ничем не застращаешь… И морду мне не набьешь!.. Да, да!.. Я ведь не монах и не послушник… которым ты морды бьешь…

Степан озорно высморкался прямо на крашеный пол кельи и решительно потребовал:

— Веди нас, отец Мефодий, к владыке.

Монах удивленно посмотрел на Степана.

— Откуда ты знаешь мое имя?.. — спросил он, понижая голос и заметно бледнея.

— Коли говорю, значит, знаю, — ответил Степан и, помолчав, еще более решительно сказал: — Веди, отец! А то пойдем в город… в полицию… Все там расскажем…

Монах помолчал. Глядя в пол, потеребил свою бороду. Поднялся с табуретки. Не глядя на гостей, сказал:

— Идите за мной.

В покоях архимандрита Степану и Акулине пришлось долго ждать вызова, потому что вперед ушел к владыке Мефодий. Когда стало уже смеркаться, Мефодий вышел от настоятеля и буркнул Степану и Акулине:

— Идите.

Ласково принял настоятель Степана и Акулину. Дал свою руку поцеловать. Долго и подробно обоих расспрашивал о происшедшем.

На прощание благословил обоих и еще раз дал руку поцеловать, сказав: