Измаил стиснул зубы, словно хотел поймать время за шкирку и придушить, как терьер душит пойманную крысу.

— Наверное, надо потушить факелы, — сказала Нэймали. — Если они подойдут к стене и увидят сквозь скважины свет...

Измаил отругал себя за то, что не подумал об этом. Он распорядился засыпать факелы слаболетучим порошком, который один из матросов нес с собой в кисете специально для этого. У другого члена отряда был небольшой кожух с маслом, в котором вымачивали факелы и спички из травы, а также вещества, полученные из перемолотых растений. Прежде чем погасили светильники, Измаил проверил, не потерялось ли что-нибудь из этих запасов.

Потом воцарились темнота и тишина. Голосов за стеной больше не было слышно.

Измаил приложил ухо к скважине. Через некоторое время он услышал покашливание. Хотя положение было не из веселых, он улыбнулся. Этот звук был каким-то уютным, он успокаивал. Молитвенное собрание или хор верующих затих, несомненно ожидая последнего благословения или объявления о том, что церемония окончена. И, как всегда бывает в церкви во время службы, кто-то прокашлялся.

Без передышки сотрясалась земля, и высохли моря; Солнце стало умирающим великаном, а Луна опускалась на Землю; большинство животных переселилось в атмосферу, которая делалась все тоньше и тоньше. А вот человеческая натура менялась совсем не так быстро, как окружающий мир.

Потом улыбка сошла с его уст: кто-то выкрикнул несколько слов, раздалось шарканье множества ног и приглушенный шум голосов. Собрание было прервано.

Минуту спустя комнату по ту сторону стены осветил свет факела, послышалось шарканье ног, и мимо прошли два человека, тихо разговаривавшие между собой, — один из них держал факел. На них были алые рясы с капюшонами, и, если бы не яркая красно — зеленая раскраска их лиц, они вполне сошли бы за монахов прежних времен.

За ними шли еще люди — все парами. Измаил насчитал десять пар; больше он никого не видел. Но Измаил был уверен, что в комнате, откуда доносились песнопения, было гораздо больше народу. Должно быть, остальные ушли в другом направлении, или же все еще находились в часовне. Но если они там и были, то хранили молчание.

Он стал ждать. Тишина зазвенела в ушах. Темнота сгустилась — она словно обрела плоть, стала весомой и задумала что-то бессмысленное и злое. Однажды сзади раздался скрежет; он вскочил, и все остальные тоже. Это зверь задел своими каменными когтями по ступеням лестницы, пытаясь встать на ноги.

Неожиданно Нэймали втянула в себя воздух, приблизила нос к отверстию скважины и снова сделала глубокий вдох. Потом она сказала:

— Знакомый запах. Это аромат богов. Священная комната, где совершают богослужения, и правда где-то совсем близко. Только нам от этого не легче — все равно как если б она была за тысячи миль отсюда.

Измаил принюхался, но ничего не почувствовал. Ему не довелось с детства вдыхать аромат святости, и потому у него не было такого натренированного носа. А если он в ближайшее время не разгадает один секрет — не узнает, как войти в соседнюю комнату, — он лишится и кое-чего поважнее носа.

Измаил прислушался, но с другой стороны стены было тихо. Он распорядился снова зажечь один из факелов. Пламя вспыхнуло, заставив его зажмуриться; потом он взял факел и осветил одну из скважин. Начав с правого верхнего угла, он обследовал скважины изнутри одну за другой, пытаясь найти какое-нибудь отличие в оттенке камня, какой-нибудь намек, пусть даже самый слабый, на полость в стене, в которую вставлена плита, — что-нибудь такое, что хоть чуть-чуть показалось бы подозрительным. Но ничего такого не было.

Он повернулся спиной к стене и начал подробнейшим образом исследовать стены, пол и потолок рядом с ней.

Занимаясь этим, он услышал легкий скрип; Измаил в смятении обернулся. Крашванни, матрос, у которого был кисет с порошком для тушения факелов, потянулся за его светильником. И тут Нэймали сказала:

— Стена сдвигается!

Она была права. Стена не повернулась вокруг вертикальной оси, как он ожидал. Она вращалась, держась на горизонтальном стержне, — ее нижняя часть поползла вверх.

Измаил возблагодарил всех известных ему богов, не забыв и Йоджо, черного божка Квикега, за то, что в храме в это время не было бурагангцев.

Не успел низ стены подняться на полтора фута, как Измаил лег на пол и проскользнул под ней. Остальные последовали за ним, и весь отряд оказался в комнатке по ту сторону стены гораздо раньше, чем плита, которая двигалась весьма неторопливо, перевернулась другой стороной, снова закрыв вход.

— Отчего она повернулась? — спросила Нэймали.

— Не знаю, — ответил ей Измаил. — Но у меня сильное подозрение, что поворотный механизм приводится в движение ярким светом, если он проникает в каждую скважину в определенной последовательности. А может быть, таких вариантов много, или же достаточно всего-навсего ярко осветить определенное число отверстий. Не знаю. Но я уверен, что секрет в том, что в скважинах есть что-то такое, что реагирует на свет факела. Возможно, свет вызывает химическую реакцию, сходную с...

Тут он прервался. В заларапамтранском наречии не было слов, которыми можно было бы описать научные открытия мсье Дагерра7 или профессора Драпера8. И потом, какая разница, каким образом ему случайно удалось справиться с этим замком, — главное, что удалось.

— Нам помогает Зумашмарта! — сказала Нэймали. — Он знает, что мы пришли к нему, несмотря на ужасные опасности, и в награду за нашу преданность он указал нам путь!

— С таким объяснением не поспоришь, — согласился Измаил.

Он послал двух мужчин на разведку в коридор налево, а остальных повел по коридору с противоположной стороны. Это был совсем короткий наклонный проход, который вел в обширную комнату, вырубленную в зеленоватой скале, прочерченной красными жилками. Повсюду горели факелы, а сладкий и пьянящий аромат богов был очень силен.

Измаил осторожно высунул из-за угла голову.

Там были сотни алтарей, вырезанных из камня; в своих жилищах, похожих на морские раковины, на корточках сидели боги: большой и множество маленьких.

В дальнем конце комнаты, наверное в полусотне ярдов от него, был расположен самый большой алтарь. На нем сидел самый большой идол из всех, которых он когда-либо видел, хотя, надо признать, что до сих пор его опыт общения с богами ограничивался знакомством с божками китобойных судов.

Этот бог был примерно два с половиной фута высотой, цвета слоновой кости с красными, черными и зелеными прожилками, многорукий и двухголовый. То был Кашмангаи, великий бог бурагангцев.

В комнате находилась дюжина жрецов, одетых в рясы. Трое из них снова и снова преклоняли колени перед Кашмангаи. Остальные смахивали с богов пыль мягкими опахалами или подметали пол метелками из перьев.

Измаил отступил назад; от этого движения у него немного закружилась голова. Даже на расстоянии запах был настолько сильным, что он слегка опьянел.

— Ты должна показать нам Зумашмарту и младших богов, — сказал он Нэймали.

Выглянув из-за угла, она с минуту осматривала комнату, а потом сказала:

— Они на алтарях возле вон того большого — Кашмангаи.

Вернулись двое разведчиков. Они дошли по коридору до того места, где он пересекался с другим. Дальше они идти не осмелились, поняв, что рядом много народу.

— По тому коридору, наверное, часто ходят люди, — сказал Измаил. — Так что надо действовать быстро.

Он объяснил каждому его задачу. Лучники натянули стрелой тетиву и выступили в комнату. За ними шли остальные, и весь отряд быстро продвинулся вперед. Они хотели подойти к жрецам как можно ближе, пока те их не заметили. Лучники получили приказ стрелять в тех жрецов, которые стояли дальше всех.

Троица перед алтарем все еще кланялась. Люди с метлами и опахалами стояли к ним спиной. Измаил был всего в двадцати футах от жреца, стоявшего ко входу ближе всех, когда тот обернулся и увидел пришельцев.