Разумеется, наступает время, когда сороки и воробьи начинают проявлять усиленный интерес к кукурузе, тогда отец ходит туда даже два-три раза в день и палит из своего ружья «монтекристо» по разбойному птичеству. Правда, толку от стрельбы немного, так как он никогда не попадет ни в одну птицу, но все-таки он уходит оттуда с чувством исполненного долга. Но это время еще не пришло, оно наступает, когда кукуруза созревает, а крепкие и тугие листочки, в которые завернут початок, начинают сохнуть, приоткрывая желтые зерна.

Иными словами, опустошения в кукурузе пока не были обнаружены.

Нет, первая догадка о существовании барсука Фридолина зародилась у Дитценов совсем по иной причине, они заметили лазы, постоянно появляющиеся под забором. Такие лазы не просто вопиющий беспорядок, который, конечно же, противоречит тому духу, в котором ведется хозяйство Дитценов, но они еще и наносят хозяйству немалый ущерб. Потому что, с одной стороны, в дитценовский огород через эти лазы проникали дитценовские же куры, а с другой — в огород повадились куры потомственного кузнеца Гюльднера, и в результате на тщательно ухоженных грядках — разор, все исклевано, в общем, беспорядок и ущерб.

Захочешь прогнать кур из огорода, так эти неразумные птицы никак не найдут те лазы, через которые проникли сюда, уж как хорошо, кажется, их знали, а тут — ни-ни. Нервно хлопая крыльями, они носятся по огороду туда-сюда, вообще не видя широко распахнутых ворот и калиток, кудахчут вовсю и только пуще портят грядки.

Плохие времена настали для Дитценов, ни поесть теперь спокойно, ни заняться чем-нибудь. Только раздастся крик: «В огороде куры!» — и начинается беготня. Сколько ни приводили в порядок грядки, сколько ни заделывали дыры при помощи лопат, к утру лазы возникали вновь, и всякий раз куры обнаруживали их раньше, чем люди.

Разумеется, при таком положении вещей у неглупых Дитценов в один прекрасный день не мог не зародиться вопрос: «А кто же этот гнусный негодяй, который снова и снова подкапывается под наш забор? Этим безобразиям надо положить конец!»

Весьма примечательно, что у всех Дитценов, больших и маленьких, был на этот вопрос только один ответ, а именно: «Конечно, это проделки Тедди!»

Разумеется, это Тедди, резвушка, которой куда ни брось камешек, она найдет, с гордостью принесет в пасти и ни за что не отдаст. Разумеется, это Тедди, которая никогда не может вдоволь нагуляться и которой так часто приходится воздерживаться от любимого занятия — гонять гусей. Разумеется, только Тедди могла прорыть эти лазы: видно, в какой-то момент, оставшись без присмотра, ускользнула со двора и пустилась в свой излюбленный набег на деревню, обмениваясь при этом дружескими приветствиями со всеми собаками и забегая в каждый двор. Вернувшись домой, она, очевидно, обнаружила, что ворота во двор заперты. То ли терзаясь угрызениями совести, то ли спеша к миске с едой, она быстренько выкопала дырку под забором и этим — запрещенным! — путем тайно пробралась в дом.

Все было так — и не иначе! Отец с мрачным видом объявил: Тедди ни под каким видом из дому не выпускать, строго следить за нею. Эта проклятая гулена Тедди даже не в состоянии вообразить себе, что со своими бродяжьими замашками она чуть не превратила в птичник образцовый огород Дитценов!

Вот вам пример близорукости и несправедливости, к которым так часто склонны люди. Этот приговор, вынесенный Тедди, был единогласно поддержан, ни один голос не поднялся в защиту злополучной невинной собаки, незаслуженно понесшей столь тяжкое наказание. Никто не подумал о том, что предположительной виновностью Тедди можно объяснить разве что лаз с дороги в огород, но не на птичий же двор, и уж никак не лазы с птичьего двора в поле. Раз уж Тедди провинилась, в порядке наказания надо лишить ее столь дорогой для нее свободы, и дело с концом. Люди вынесли свой мудрый приговор.

И случилось так, что вскоре после вынесения приговора Тедди несколько раз заставали в огороде, что было ей строжайше запрещено. С развевающимися ушами и с поджатым хвостом мчалась она в таких случаях через крыльцо или через веранду, назад, в дом, и совесть у нее, конечно, была нечиста, так как ее застали на запретной территории. Но люди говорили с торжеством:

— Выходит, мы были правы! Она уже смотрит на наш огород как на свои личный участок! Нет, что за подлая собака! — И отец даже побил Тедди.

Между тем барсук Фридолин управился с ремонтом своей квартиры и с усиленным рвением занялся поисками пропитания, ведь лето уже было в самом разгаре, а Фридолин из-за пережитых волнений не нагулял еще ни жировой прослойки, ни красивого круглого брюшка. Если он не хочет встретить зиму истощенным и потом тяжко страдать от голода, то просто обязан этим заняться. И Фридолин занялся! Почти каждую ночь он наносил визиты в огород Дитценов и, прежде чем отправиться за своим любимым Сладким Воском, набирал там лакомств со всех грядок. Поэтому все осталось как прежде: и лазы под заборами, и опустошительные набеги кур на огородные грядки.

Но нельзя сказать, что Дитцены, точно громом пораженные, остановились, хлопнули себя по лбу и закричали, внезапно прозрев: «Ах ты Господи, ну конечно же, наша так строго охраняемая, милая, невинная Тедди тут совершенно ни при чем, бедная собаченька! Это был какой-то другой, еще неведомый нам землекоп!»

Нет, совсем наоборот, тот факт, что лазы по-прежнему появлялись, только укрепил Дитценов в их несправедливом мнении. Отец сказал злобно:

— Черт бы побрал это бабье хозяйство! Видно, придется мне привязать к ноге эту окаянную шавку, иначе на нее никто и не глянет, пока я сижу за работой!

И он бросил сверкающий яростью взгляд на Тедди, лежавшую во дворе на солнышке и невинными глазами смиренно глядевшую на хозяина, приглашая его на небольшую прогулку и виляя хвостом.

Но мама Дитцен сказала:

— Боже ты мой! У меня столько работы, а я еще должна собаку сторожить! Я и так с утра до ночи кручусь как белка в колесе, хотела бы я знать, где мне взять время сторожить собаку? Достаточно скверно уже и то, что Ахим постоянно исчезает со двора, а тут еще и Тедди, нет, это уже слишком, это — слишком!

Старший сын Ули, приехавший домой на каникулы, сказал:

— Я просто посажу Тедди на цепь — тогда эти безобразия прекратятся сами собой!

На это все закричали:

— Что, слушать, как Тедди воет и скулит, сидя на цепи? Нет, спасибо, Ули, если ты ничего лучшего предложить не можешь, то…

А примерная девочка Мушка с прямой спиной сидела за столом и писала длинное-предлинное письмо-рассказ к тете Кэтэ в Германсвердер, потому что писание писем было ее страстью. Но тут она бросила писать, аккуратно отложила в сторону письменные принадлежности, и вышла во двор. Опустившись на колени возле Тедди, она с грустью посмотрела на собаку и сказала:

— Ты скверная, Тедди, неужели ты так и не хочешь стать хорошей, послушной? Папа и мамочка запретили тебе делать дыры под забором — так оставь наконец это занятие! Ну что в этом хорошего? Теперь тебе запрещают выходить со двора — вот и вся польза. Настоящая польза бывает только от примерного поведения, а не от шкодливости.

Так говорила Мушка. Но Тедди, полагавшая, что ее приглашают на прогулку, вскочила и радостно, доверчиво залаяла.

Инге, помощница по хозяйству и член семьи, ничего не сказала, отчасти потому, что вообще говорила мало, а отчасти и потому, что накануне вечером ездила на велосипеде к пекарю за хлебом. И Тедди внезапно появилась возле ее велосипеда, а на обратном пути вдруг снова исчезла. Вот потому-то Инге и молчала, думала, что ей за это влетит.

И младший сын Ахим тоже помалкивал, но он молчал потому, что был слишком занят приготовлением яичной болтушки и история с Тедди его вовсе сейчас не интересовала. Кстати, ему очень даже нравилось гонять кур с огорода, по крайней мере хоть какое-то разнообразие в скучнейшем Сидении-За-Столом во время еды.

Фрау Шемель, также жившая у Дитценов, сказала со вздохом:

— Да уж эти собаки… У нас в Лихтерфельде тоже была собака… — И она начала рассказывать совсем другую историю про совсем другую собаку.