Устав от двадцатичетырехчасового наблюдения, но счастливый, Бёртон обернулся, чтобы посмотреть на жилища. Теперь он знал, что находится в арктической области, но не в непосредственной близости от штаб-квартиры. На этот раз он попал к другому концу Реки, к ее устью.

Обернувшись, он услышал голос — знакомый, но не сразу узнаваемый (Бёртон слыхал уже так много голосов):

— Джон Коллоп!

— Абдул ибн Гарун! А еще говорят, что чудес не бывает! Что с тобой произошло с тех пор, как мы виделись в последний раз?

— Я умер в ту же ночь, что и ты, — ответил Бёртон. — И с тех пор умирал много раз. Здесь много злых людей.

— Это так естественно. Их было много и на Земле. И все же я должен сказать, что число их стало меньше, поскольку Церкви удалось сделать много добрых дел, слава Богу. А особенно в здешних краях. Но пойдем же ко мне, друг мой. Я познакомлю тебя с моей подругой. Милая женщина, верная в этом мире, где столь немногие хранят супружескую верность, да и вообще какие-либо добродетели. Она родилась в двадцатом веке после Рождества Христова и почти всю жизнь преподавала английский. Если честно, порой мне кажется, она меня так сильно любит из-за того, что я могу научить ее языку своего времени.

Он издал забавный нервный смешок, и Бёртон понял, что он шутит.

Они пересекли равнину, направляясь к холмам, где на небольших каменных подставках у каждой хижины горели костры. Большинство мужчин и женщин завернулись в полотнища ткани так, что из них получились парки, защищавшие от холода.

— Угрюмое и неприятное место, — заключил Бёртон. — И как только люди соглашаются здесь жить?

— Большинство людей здесь — финны и шведы из конца двадцатого века. Они привыкли к полуночному солнцу. И все же ты должен радоваться, что попал сюда. Я помню, как тебя сжигало любопытство к полярным районам, помню, как ты размышлял о них. Были и другие, кроме тебя, кто поплыл по Реке в поисках конечной цели, или, если ты простишь меня за то, что я это так назову, в поисках дурацкого золота там, где кончается радуга. Но все они либо не вернулись назад, либо вернулись, столкнувшись с непреодолимыми преградами.

— То есть? — воскликнул Бёртон и схватил Коллопа за руку.

— Друг, ты причиняешь мне боль. Там перестают встречаться питающие камни, и поэтому негде заправить Граали едой. Речная долина обрывается, и Река течет дальше уже между гор, по ущельям, полным ледяных теней. Что лежит дальше, я не знаю, потому что ни один не вернулся и не рассказал мне об этом. Но я боюсь, что все они встретили тот конец, который сужден тем, кто совершает грех дерзновения.

— И как далеко лежит то место, откуда не возвращаются?

— По течению Реки — в двадцати пяти тысячах миль. Если плыть непрерывно, можно добраться за год. Только Отец наш Всемогущий знает, сколько еще тебе придется пройти, прежде чем ты доберешься до самого конца Реки. Скорее всего раньше ты умрешь с голоду, потому что, после того как покинешь последний питающий камень, тебе негде будет запастись провиантом.

— Выяснить это можно единственным способом, — заключил Бёртон.

— Значит, ничто не остановит тебя, Ричард Бёртон? — спросил Коллоп. — Ты не откажешься от этой бесплодной погони за материальным, когда должен бы искать духовное?

Бёртон снова схватил Коллопа за руку.

— Ты сказал «Бёртон»?

— Да, я так сказал. Твой друг Геринг как-то поведал мне, что таково твое истинное имя. Он еще кое-что мне о тебе рассказывал.

— Геринг здесь?

Коллоп кивнул и сказал:

— Он здесь уже около двух лет. Живет в миле отсюда. Можем завтра навестить его. Тебя порадуют происшедшие с ним изменения, уверен. Он победил распад личности, начавшийся вследствие употребления мечтательной резинки, собрал себя по кусочкам, и получился новый, гораздо лучший человек. На самом деле он сейчас в этих краях — глава Церкви Второго Шанса.

Пока ты, мой доуг, гонялся за каким-то бесполезным Граалем, он нашел Священный Грааль внутри себя. Он чуть было не истаял от безумия, чуть было не опустился до тех злых дел, что творил в земной жизни, но с помощью милости Божьей и собственного искреннего желания доказать, что достоин того, чтобы жить снова, он… словом, завтра сможешь сам убедиться. И я надеюсь, тебе поможет его пример.

Коллоп рассказал подробнее. Геринг умирал почти столько же раз, сколько Бёртон, как правило — кончая с собой. Не в силах выдерживать страшных снов и самобичевания, он то и дело убивал себя. А на следующий день снова сталкивался с самим собой. Но, оказавшись здесь и попросив помощи у Коллопа — человека, которого однажды убил, — он победил себя.

— Я потрясен, — признался Бёртон. — И рад за Геринга. Но у меня другие задачи. Я бы просил тебя, чтобы ты никому не говорил о том, кто я такой на самом деле. Позволь мне остаться Абдулом ибн Гаруном.

Коллоп сказал, что будет хранить на сей счет молчание, но огорчился, что Бёртон не сможет повидать Геринга и самолично убедиться в том, что вера и любовь могут сотворить даже с самыми, казалось бы, безнадежными и отчаявшимися. Коллоп отвел Бёртона в свою хижину и познакомил с женой — невысокой тоненькой брюнеткой. Она вела себя исключительно мило и дружелюбно и стала настаивать на том, чтобы они взяли ее с собой, когда пойдут с визитом к местному владыке — валкотуккаинену: слово это на местном жаргоне означало «светловолосый парень» или «пройдоха».

Вилле Ахонен оказался флегматичным здоровяком, который спокойно выслушал Бёртона. Бёртон изложил ему свои планы только наполовину, объяснив, что хочет построить лодку, чтобы доплыть до конца Реки. О том, что он хочет пройти дальше, он даже не упомянул. Но Ахонену, видимо, такие, как Бёртон, уже встречались.

Он понимающе улыбнулся и сказал Бёртону, что тот может строить судно. Однако, как он объяснил, люди в этой местности — жуткие консерваторы. Они не желали лишать эти земли растительности. Бамбук — пожалуйста, а вот сосны и дубы трогать воспрещалось. Но и бамбук можно было только выменять на сигареты и спиртное, а их придется скопить.

Бёртон поблагодарил Ахонена и ушел. Попозже он улегся спать в хижине по соседству с Коллопом, но уснуть не смог.

Незадолго до неизменного дождя он решил выйти из хижины. Он решил, что поднимется в горы, укроется где-нибудь под навесом, пока не перестанет дождь, пока не рассеются тучи и не взойдет вечное — но тусклое — солнце. Теперь, когда он был так близко от цели, он не хотел, чтобы Они застигли его врасплох. Судя по всему, в этих краях могло оказаться множество агентов этиков. Не исключено, что одним из них была жена Коллопа.

Не прошел Бёртон и полмили, как начался дождь, совсем рядом сверкнула молния. При свете ослепительной вспышки Бёртон заметил над головой какой-то объект — всего в двадцати футах.

Он пригнулся и бросился к купе деревьев, надеясь, что Они не заметили его и что он сумеет там спрятаться. Если не заметят — он сумеет подняться в горы. А когда Они всех здесь усыпят, Они обнаружат, что его снова нет…

— Нам пришлось долго и упорно гоняться за вами, Бёртон, — сказал человек по-английски.

Бёртон открыл глаза. Перенос в это место оказался столь неожиданным, что у него голова закружилась. Но всего лишь на секунду. Он сидел в кресле из какого-то мягкого шелковистого материала. Комната представляла собой внутренность идеальной формы сферы с полупрозрачными светло-зелеными стенами. За ней виднелись другие сферические помещения — вверху, по бокам, внизу. И снова Бёртон ощутил замешательство, поскольку соседние комнаты не просто граничили с этой сферой. Они пересекались. Другие комнаты частично накладывались на ту, в которой находился Бёртон, но стены их становились при этом столь прозрачными, что он их едва видел.