УЛЯЛЮМ[85]
Было небо сурово и серо,
Листья были так хрупки и сиры,
Листья были так вялы и сиры…
Был октябрь. Было горе без меры.
Было так одиноко и сыро
Возле озера духов Обера,
В странах странных фантазий Уира,
Там, в туманной долине Обера,
В заколдованных чащах Уира.
Вдоль рядов кипарисов-титанов
Брел вдвоем я с душою моей,
Брел с Психеей, душою моей.
Что-то в сердце моем непрестанно
Клокотало сильней и грозней,
Бушевало сильней и грозней,
Словно серный поток из вулкана,
Там, где правит холодный Борей,
Словно лава в утробе вулкана,
Там, где полюсом правит Борей.
Наша речь была ровной и серой:
Мысли были так хрупки и сиры,
Листья памяти — вялы и сиры;
В Ночь Ночей, когда горю нет меры,
Не узнали мы странного мира…
(Хоть однажды из вашего мира
Мы спускались в долину Обера…
Был октябрь… Было мрачно и сыро…)
Но забыли мы духов Обера
И вампиров, и чащи Уира…
Звездный круг в предрассветной тревоге…
Ночь осенняя шла на ущерб,
Ночь туманная шла на ущерб.
И в конце нашей узкой дороги
Подымался мерцающий серп,
Разливая сиянье, двурогий,
Странным светом сверкающий серп,
Серп далекой Астарты, двурогий
И алмазно блистающий серп.
И сказал я: «Так льдиста Диана —
Лик Астарты теплей и добрей,
В царстве вздохов она всех добрей,
Видя, как эту грудь непрестанно
Гложут червь и огонь всех огней.
Сквозь созвездие Льва из тумана
Нам открыла тропинку лучей,
Путь к забвенью — тропинку лучей,
Мимо злобного Льва из тумана
Вышла с тихим свеченьем очей,
Через логово Льва из тумана
К нам с любовью в свеченье очей!»
Но ответила тихо Психея:
«Я не верю сиянью вдали,
Этой бледности блеска вдали,
О, спеши же! Не верю звезде я,
Улететь, улететь повели!»
Говорила, от страха бледнея
И крыла опустив, и в пыли
Волочились они по аллее,
Так, что перья купались в пыли,
Волочились печально в пыли…
Я ответил: «Оставим сомненья!
Нам навстречу блистают лучи!
Окунись в голубые лучи!
И поверь, что надежд возвращенье
Этот свет предвещает в ночи,
Посмотри — он мерцает в ночи!
О, доверься, доверься свеченью,
Пусть укажут дорогу лучи,
О, поверь в голубое свеченье:
Верный путь нам укажут лучи,
Что сквозь мрак нам мерцают в ночи!»
Поцелуй успокоил Психею,
И сомненья покинули ум,
Мрачным страхом подавленный ум,
И пошли мы, и вдруг на аллее
Склеп возник, несказанно угрюм.
«О, сестра, этот склеп так угрюм!
Вижу надпись на створках дверей я…
Почему этот склеп так угрюм?»
И сказала она: «УЛЯЛЮМ…
Здесь уснула твоя Улялюм…»
Стало сердце сурово и серо,
Словно листья, что хрупки и сиры,
Словно листья, что вялы и сиры…
«Помню! — вскрикнул я, — горю нет меры!
Год назад к водам странного мира
С горькой ношей из нашего мира
Шел туда я, где мрачно и сыро…
Что за демоны странного мира
Привели нас в долину Обера,
Где вампиры и чаши Уира?
Это — озеро духов Обера,
Это черные чащи Уира!»
Мы воскликнули оба: «Ведь это —
Милосердие демонов, но
Нам теперь показало оно,
Что к надежде тропинки нам нет, и
Никогда нам узнать не дано
Тайн, которых нам знать не дано!
Духи к нам донесли свет планеты,
Что в инферно блуждает давно,
Свет мерцающий, грешной планеты,
Что в инферно блуждает давно!»
УЛЯЛЮМ[86]
Небеса были пепельно-пенны,
Листья были осенние стылы,
Листья были усталые стылы,
И октябрь в этот год отреченный
Наступил бесконечно унылый.
Было смутно; темны, вдохновенны
Стали чащи, озера, могилы, —
Путь в Уировой чаще священной
Вел к Оберовым духам могилы.
Мрачно брел я в тени великанов —
Кипарисов с душою моей,
Мрачно брел я с Психеей моей.
Были дни, когда Горе, нагрянув,
Залило меня лавой своей.
Ледовитою лавой своей.
Были взрывы промерзших вулканов,
Было пламя в глубинах морей —
Нарастающий грохот вулканов,
Пробужденье промерзших морей.
Пепел слов угасал постепенно,
Мысли были осенние стылы,
Наша намять усталая стыла.
Мы забыли, что год — отреченный,
Мы забыли, что месяц — унылый,
(Что за ночь — Ночь Ночей! — наступила,
Мы забыли, — темны, вдохновенны
Стали чащи, озера, могилы),
Мы забыли о чаще священной,
Не заметили духов могилы.
И когда эта ночь понемногу
Пригасила огни в небесах,
Огоньки и огни в небесах, —
Озарил странным светом дорогу
Серп о двух исполинских рогах.
Серп навис в темном небе двурого, —
Дивный призрак, развеявший страх, —
Серп Астарты, сияя двурого,
Прогоняя сомненья и страх.
И сказал я: «Светлей, чем Селена,
Милосердней Астарта встает,
В царстве вздохов Астарта цветет
И слезам, как Сезам сокровенный,
Отворяет врата, — не сотрет
Их и червь. — О, Астарта, ведь не на
Нашу землю меня поведет —
Сквозь созвездие Льва поведет,
В те пределы, где пепельно-пенна,
Лета — вечным забвеньем — течет,
Сквозь созвездие Льва вдохновенно,
Милосердно меня поведет!»
Но перстом погрозила Психея:
«Вижу гибельный свет в небесах!
Вижу гибель и свет в небесах!
Свет все ближе. Беги же скорее!»
Одолели сомненья и страх.
Побледнела душа, и за нею
Крылья скорбно поникли во прах,
Ужаснулась, и крылья за нею
Безнадежно упали во прах, —
Тихо-тихо упали во прах.
Я ответил: «Тревога напрасна!
В небесах — ослепительный свет!
Окунемся в спасительный свет!
Прорицанье Сивиллы пристрастно,
И прекрасен Астарты рассвет!
Полный новой Надежды рассвет!
Он сверкает раздольно и властно,
Он не призрак летучий, о нет!
Он дарует раздольно и властно
Свет Надежды. Не бойся! О нет,
Это благословенный рассвет!»
Так сказал я, проникнуть не смея
В невеселую даль ее дум
И догадок, догадок и дум.
Но тропа прервалась и, темнея,
Склеп восстал. Я, мой разум, мой ум —
Я (не веря), мой разум, мой ум —
Все воскликнули разом: «Психея!
Кто тут спит?!» — Я, мой разум, мой ум.
«Улялюм, — подсказала Психея, —
Улялюм! Ты забыл Улялюм!»
Сердце в пепел упало и пену
И, как листья, устало застыло,
Как осенние листья, застыло,
Год назад год прошел отреченный!
В октябре бесконечно уныло
Я стоял здесь у края могилы!
Я кричал здесь у края могилы!
Ночь Ночей над землей наступила —
Ах! зачем — и забыв — не забыл я:
Тою ночью темны, вдохновенны
Стали чащи, озера, могилы
И звучали над чащей священной
Завывания духов могилы!
Мы, стеная, — она, я — вскричали:
«Ах, возможно ль, что духи могил —
Милосердные духи могил —
Отвлеченьем от нашей печали
И несчастья, что склеп затаил, —
Страшной тайны, что склеп затаил, —
К нам на небо Астарту призвали
Из созвездия адских светил —
Из греховной, губительной дали,
С небосвода подземных светил?»