Время! На границе оно решает все. Быстро обнаружил врага — быстро и задержал! Зазевался, опоздал — полазишь по лесам и болотам, да не один, а вместе с тобой будут подняты по тревоге десятки и сотни людей.

Но это еще не все. Сейчас он ясно видел, какую ошибку, совершил он сам, поверив сержанту с первого слова. Ведь до сих пор кабаны ходили только в каком-нибудь одном направлении, и если останавливались на полосе, то разрывали ее так, что потом надо было заново бороновать. Опытный пограничник обязан был выяснить, почему сегодня они изменили своей привычке. Если же Углов не сделал этого, то начальник заставы должен был поправить его, не дожидаясь указаний коменданта.

Конь тем временем свернули с проселочной дороги на тропу, ведущую к широкой лесной просеке. Поднявшееся над лесом солнце все сильнее грело и без того разгоряченные лица офицера и двух пограничников — коновода и инструктора службы собак, В лесу беззаботно куковали кукушки, где-то на просеке трещала сорока.

У дуплистого дуба Стахов соскочил с коня. Присев на корточки, он вместе с инструктором Зайцевым долго рассматривал слегка осыпавшиеся углубления в рыхлой земле: то низко наклонялся над полосой, то осматривался вокруг. Его лицо мрачнело. Наконец он решительно выпрямился и зашагал в тыл от линии границы. На голом суглинке хорошо виднелась цепочка неглубоких раздвоенных ямочек. Других следов не было. Значит, Углов осмотрел только полосу, поленился пройти в глубь леса. Стахов чувствовал, как холодеет у него в груди, как все тревожнее стучит сердце. Вот тебе и твой лучший сержант!

Стахов не отрывал глаз от цепочки раздвоенных ямочек, все более убеждаясь в том, что граница действительно нарушена.

Лейтенант остановился, нервно подозвал инструктора:

— Ставьте собаку на след!

Но овчарка вела себя спокойно. Лишь однажды, принюхавшись к траве, она тихонько взвизгнула. Глаза у Стахова холодно блеснули.

— Не возьмет, — он махнул рукой и зашагал дальше.

Цепочка видимых следов неожиданно обрывалась у невысоких кустов. Стахов бросился к ним. Обдирая руки, он с ожесточением раздвигал колючие ветки. На пальцах выступила кровь, но он не замечал ее.

В терновнике лежали ходули с подбитыми снизу деревянными копытцами. Лейтенант вытащил их из кустов и быстро осмотрел.

— Вот, полюбуйтесь, как нашего Углова обвели! — проговорил он, передавая ходули Зайцеву. — Хорош кабанчик!

Зайцев вернулся к тому месту, где виднелись следы, примерил — да, точно!

— Хитро, каналья, придумал… С первого взгляда и не отличишь.

— Вот, вот, — подхватил Стахов, — именно с первого взгляда. А мы не можем довольствоваться первым взглядом. Семь раз отмерь! Поняли?

— Понял, товарищ лейтенант, — тихо ответил Зайцев, будто он был во всем виноват. Помолчав, добавил: — Хитро, конечно, да не ново.., Этот прием даже новичку известен…

— В том-то и дело! — воскликнул Стахов. — Преступная безответственность! Главное — времени сколько потеряно! — И, бросив короткий взгляд на собаку, сидевшую у ног Зайцева, спросил с надеждой: — Не возьмет?

— Думаю, уже не возьмет.., — Зайцеву не хотелось говорить этих слов. — Если бы часа на два раньше…

— Попытайтесь! — строго сказал Стахов.

Наблюдая, как Зайцев безуспешно пытался поставить собаку на след, начальник заставы никак не мог вытащить из портсигара папироску: мундштук казался слишком тонким для его непослушных пальцев. Все же ему удалось вытащить одну. Стал прикуривать, но головки спичек крошились или вовсе отламывались. Наконец, спичка зажглась. Как раз в это мгновение собака зарычала, и Стахов, забыв о горящей спичке, стал настороженно следить за овчаркой. Ему прижгло палец, и он швырнул спичку в песок.

Но собака опять успокоилась и, равнодушная ко всему, лениво водила носом, виновато посматривая на хозяина.

— Не возьмет, товарищ лейтенант! — доложил Зайцев, вставая.

— Вижу! — ответил Стахов.

Он сжал пальцы так, что спичечный коробок затрещал,

* * *

Все происходящее на заставе Углову казалось выдумкой дежурного: какой там «прорыв в наш тыл»! Но когда дежурный поднял заставу по тревоге и, выстроив солдат во дворе, стал разбивать их на группы, Углов бросился к пирамиде. Схватив автомат, он встал в строй рядом с Нырковым.

Старший сержант Мищенко косо взглянул на него.

— Углов и Нырков, — сухо объявил он, — выйдите из строя.

Не совсем понимая, в чем тут, собственно, дело, сержант и солдат неохотно вышли. Углов остановился было возле Мищенко — хотелось расспросить его, но тот словно бы и не замечал.

Тогда, махнув рукой, Углов направился к зданию. Он уселся на крыльце, ожидая, когда освободится Мищенко, «Что они тут задумали? — беспокоился Василий, начиная догадываться, что лейтенант, вероятно, сказал уже что-то о нем и Ныркове. — Неужто и впрямь придется сидеть на заставе?»

Дежурный вскоре и сам вспомнил о нем. Сняв с рукава повязку, Мищенко подбежал к крыльцу.

— Я тоже ухожу, — сказал он торопливо.- Одной нашей заставы еще и мало будет. Принимай дежурство, — и, заметив в глазах Углова удивление и растерянность, добавил: — Лейтенант приказал.

— Это ты сам выдумал! — не сдержался Углов. — Лейтенант не мог приказать! Он послал бы меня на поиск.

— Нет, сегодня не посылает, — твердо сказал Мищенко. — Принимай дежурство.

Двор заставы быстро опустел.

«Как же все это случилось?» — мучительно раздумывал Углов, сидя в канцелярии за столом начальника заставы. На стенке тикали ходики, и каждый взмах маятника раздражал его.

Сержант старался припомнить со всеми подробностями, как шел он вдоль служебной полосы, всматриваясь в каждую складку на ней. Сзади на расстоянии пяти шагов двигался Нырков. Он тоже, как замечал Углов, был внимателен. Если бы сержант что-нибудь и пропустил, Нырков непременно заметил бы. Фонарь они потушили на полпути — рассвело сегодня рано.

Не доходя 30 шагов до старого дуба, Углов первый увидел потревоженную на полосе землю. Он кинулся туда, опасаясь, не прошел ли нарушитель. Но, взглянув на следы, выругался: опять кабаны! Как они надоели здесь! Лазишь на четвереньках, проверяешь… Вот и вчера то же самое — набрел на следы, облазил все кустарники вблизи и вдали полосы, а кончилось тем, что вспугнул кабана, только и всего! И сегодня тем же кончится! Правда, майор Кравцов, да и лейтенант Стахов требуют каждый раз проверять следы. Но это пусть новички ползают на коленях и ощупывают любую подозрительную ямку, у них еще глаз не набит! А опытному пограничнику сразу все видно…

«Вот где я промахнулся!» — Углов так сильно ударил кулаком по столу, что томившийся в казарме Нырков услышал и заглянул в канцелярию.

— Заходи, Нырков, заходи, — пригласил он. — На пост еще не скоро… Скучно тебе одному в казарме? А мне здесь скучно и тошно!

— Очень даже неприятно, товарищ сержант, — голос Ныркова был еле слышен. — Вроде как наказали нас…

— Не вроде, а в самом деле! — Углов вышел из-за стола, зашагал по комнате. — И это только цветики, а ягодки еще впереди. Вот вернется лейтенант, он даст нам перцу!

— Что же нам будет? — забеспокоился Нырков.

— Что положено, то и будет… А положено нам с тобой обоим. — Углов покосился на Ныркова. — Обоим! Понимаешь?

— Мне за что же, товарищ сержант? Ведь это вы сказали, что следы кабаньи.

— Говорил, не отрицаю. Спросят — повторю слово в слово. Но сначала и тебе кое-что скажу. Может, пригодится.

Нырков смотрел на сержанта, недоумевая. Никогда еще он не видел его таким.

— Любите вы, Нырков, за широкой спиной прятаться. Конечно, я, как старший наряда, несу полную ответственность. Но вы тоже за охрану границы отвечаете.

— Отвечаю, конечно, — вставил Нырков.

— Да разве так отвечают? — Углов остановился у стола. — Вот, скажем, сегодня ночью… Ведь послали-то вас со мной зачем? Сопровождать по участку? Для этого? Ну, говорите!